Поясок вышивала она:
Девяносто девять шелков
Сразу соединяла она!
Внешний вид ее был таков:
Ангела затмевала она!
Прелестноликой, лучистой была,
Но внутри нечистой была,
Обманщицею ловкой была,
Проклятой бесовкой была!
Джангар, разве она единственная на земле красавица? Разве Шовшур не молод и славен? Не надо сватать ему этой бесовки!
Джангар насупил свои подобные орлиным крыльям брови и строго молвил:
— Почему ты, Алтан Цеджи, возражаешь» против того, с чем согласен я? Был ты прежде мудрым и ясновидящим, а теперь состарился. Пусть пролетят мимо ушей твои пустые слона!.. А ты, Хонгор, исполняй мою волю.
Оделся Хонгор в одежды войны, в доспехи боя, сел на оседланного Аранзала и, провожаемый напутственными словами всех богатырей, помчался к ханству Замбал-хана.
Через сто и четыре дня засверкала вдалеке, между солнцем заходящим и полуденным, бронзовая башня.
«Это башня Замбал-хана», — подумал Хонгор и еще раз окинул ее взором. Увидел он рядом с башней, на скате горы, черные очертания всадников и коней, приближающихся к нему. Помчался Хонгор но весь опор им навстречу, прискакал к скату горы. Перед ним оказалась дружина из пятидесяти всадником, а за ней следовал караван верблюдов, нагруженных бурдюками хмельной араки и всевозможными яствами. Спешились всадники, разослали перед воином коврик из кошмы, покрытой шелком, поклонились к четырем копытам Аранзала и сказали Хонгору:
Мчитесь вы сто и четыре дня.
Соизвольте сойти с коня,
Явства широкой рукою принять
И пиалу с аракою поднять.
Сел Хонгор на коврик, принял угощение. Поклонились ему всадники, осведомились о здоровье и сказали:
—Наш славный хан Замбал, узнав о вашем приближении, послал нас навстречу.
Поблагодарил Хонгор всадников, сел на коня, помчался к башне Замбал-хана. Объехал он ее, как велит обычай, слева направо и спешился в тени трех сандалов. Двенадцать богатырей взяли Аранзала под уздцы, отвели его на пастбище. Двенадцать богатырей взяли Хонгора под локти, ввели его в ханскую ставку.
Замбал-хан сидел среди золота и тополей, среди воинов и слуг. Богатыри обменялись приветствиями; начался пир. В торжестве прошла одна неделя, прошла другая. На третьей неделе Хонгор молвил:
Родовитейший хан Замбал!
В ваше славное ханство попал
В поисках верблюда я.
Не успокоюсь, покуда я
Трехгодовалого не найду!
Вот примета: на третьем году
Был у него проколот нос.
Утрату дорогую я понес.
Честь окажите, как брату, мне
И возвратите утрату мне!
Стал размышлять Замбал-хан: «С чем приехал Хонгор — с миром или с войной? Если бы его повелитель Джангар хотел войны, то не прислал бы прославленного богатыря Хонгора, а прислал бы простого вестника. Значит, приехал Хонгор с миром. Говорит, что пропал у него верблюд. Верблюдам прокалывают носы на втором году, а Хонгор ищет верблюда, которому нос прокололи с опозданием, на третьем году. Значит, один из богатырей Джангара опоздал совершить какое-нибудь дело. Какое же дело опаздывает совершить богатырь? Опаздывает он жениться! Какой же это богатырь, знатный или простой? Если бы это был простой богатырь, не поехал бы его сватать сам Хонгор. Значит, богатырь знатный. Оказал мне великую честь богатырь Джангар!»
Так подумав, Замбал-хан ответил:
— Говорят, что самая ленивая скотина та, которая не существует: никак не дождешься, чтобы она домой вернулась! Не ищите вы пропавшего верблюда, а вернитесь поскорее к себе да пошлите мне поскорее того, кого я назову своим сыном, а моя дочь — своим мужем!
Подивился тут Хонгор уму Замбал-хана, встал с места, распрощался с хозяином, сел на коня и пустился в обратный путь.
КАК ШОВШУР ОТПРАВИЛСЯ
К СВОЕЙ НЕВЕСТЕ ЗАНДАН-ЗУЛЕ
Когда Джангар выслушал Хонгора, дал он приказ:
— Выбрав месяц, лучший из месяцев, выбрав день, лучший из дней, пошлите Шовшура, прозванного Лотосом, в ханство Замбал-хана.
Вот наступил месяц, лучший из месяцев, настал день, лучший из дней, и молвила мать Шовшура, прекрасная Шавдал:
— Едет жених в далекую землю. Оденем его с головы до ног!
Обулся Шовшур в сапоги, красные, как сырое мясо, надел рубаху цвета неувяды-травы, надел драгоценный бешмет, облачился в боевые доспехи. Опоясался восьмидесятисаженным мечом, накинул на плечи ватную куртку, стеганную в стране богатырских дел, надвинул набекрень золотой шлем с высоким гребнем.
Стали богатыри его осматривать — не нашли плохих примет. Решили: соединяет он в себе все девяносто девять человеческих достоинств.
Осмотрели и его коня, сивого Оцола Кеке. Этого коня дал ему в дорогу Хонгор. Решили богатыри:
Оцол Кеке в крестце собрал
Всю грозную красоту свою.
Оцол Кеке в глазах собрал
Всю зоркую остроту свою.
Оцол Кеке в ногах собрал
Всю резвую быстроту свою!
Посадили Шовшура на коня, проводили всей богатырской семьей, а Джангар сказал напутственное слово:
Да засияет солнце коню твоему!
Да возвратишься в Бумбу, к огню моему!
Но провидец Алтан Цеджи молвил:
— Увидим, как этот сивый скакун Оцол Кеке останется без мозга в кости, без жира на животе, свалится посредине безлюдной, безводной пустыни, а этот молодой и славный богатырь Шовшур, прозванный Лотосом, спереди запыленный степным прахом, сзади опаленный степным солнцем, свалится в беспамятстве рядом с конем!
Пролетели слова эти мимо богатырских ушей.
Объехал Шовшур слева направо ханскую ставку и помчался в страну Замбал-хана. Мало ли, долго ли скакал богатырь, а прибыл он к высокой горе, на которой покоилось небо. Взобрался Шовшур на вершину горы, спешился, окинул долину взором сокола, увидел огненно-красный дворец Замбал-хана, а рядом — стеклянную девичью башенку, подобную орлиному гнезду.
«Здесь живет Зандан-Зула,—решил Шовшур. — Посмотрим, какова девушка, которую сватает мне Хонгор!»
Вперил Шовшур в стеклянную башню взор кречета и увидел великой красоты девушку. Беседовала она с богатырем, у которого насчитал Шовшур семьдесят голов и семьдесят рук. Присмотрелся Шовшур к нему — узнал в нем отпрыска своего старого врага. Это был Тегя Бюс, младший сын свирепого хана шулмусов Шара Гюргю. В тридцати пяти правых исполинских руках Тегя Бюса и в прекрасной левой руке Зандан-Зулы лежала берцовая кость барана. Это означало, что Тегя Бюс и Зандан-Зула жених и невеста. Вдруг протянула Зандан-Зула свою правую руку в сторону Шовшура, посмотрел в эту сторону и Тегя Бюс и покинул башню.
Поник Шовшур молодой головой, стал прохаживаться взад и вперед, погруженный в сокровенные думы. Тогда сивый скакун Оцол Кеке сорвал в ярости железные путы и проржал:
— Почему ты задумался, почему загрустил? Испугался Тегя Бюса? Люди скажут: «В восемнадцать отважных лет выехал он из дому, чтобы стать мужем, но струсил перед одним только видом противника!» Опомнись! Разве не страшнее вечный позор? Или ты, может быть, думаешь так: «Погибну я на поле битвы — не появится в стране Бумбы сын, мне равный!» Не беспокойся: погибнешь ты на поле битвы — родится в стране Бумбе другой богатырь, тебе равный!
Шовшур отвечал мудрому коню:
— Драгоценный мой Оцол Кеке! Не потому я задумался, не потому загрустил, что струсил перед видом противника. А загрустил я потому, что придется мне жить опять в одиночестве. А задумался я потому, что не послушались мы совета мудрого Алтана Цеджи: оказалась бесовкой Зандан-Зула, если дружит она с этим шулмусским отродьем Тегя Бюсом!
Вдруг поднялась пыль до самого неба. То был не вихрь, не смерч, не снег — то скакал вороной богатырский конь. Возвышался на нем семидесятиголовый, семидесятирукий Тегя Бюс. Подъехал шулмус к Шовшуру, и огласилась вселенная громом его голоса, выходящего сразу из семидесяти глоток. Так вопросил Тегя Бюс:
Эй ты, без роду, без племени, без языка,
С огненными глазами тупого быка,
Ветром носимым подобно свистун стреле{3} ,
Изгнанный всеми владыками навсегда,
Нищий бродяга, отверженец на земле,
Эй, говори, откуда бредешь и куда?
Отвечал Шовшур дерзкому шулмусу:
Джангар мой властелин, предводитель дружин,
Ханство мое — одна из алтайских вершин.
