Сорокаханная эта страна,
Смерть никогда не вступала туда.
Люди не ведали там никогда
Лютых морозов, чтоб холодать, Летнего зноя, чтоб увядать,
И, ничего не деля на «мое» и «твое»,
Славят в напевах радостное бытиё.
Отвечал ей Шовшур:
Поспеши в богатырский край
И народу всему передай,
Что уже мы стоим на земле,
Где свирепый живет великан,
Недруг Бумбы-страны — Мангна-хан!
Простились трехгодовалые богатыри с девушкой, помчались дальше и на другое утро
Спешился Шовшур, снял подушку с узорчатого своего седла, усадил на нее девушку.
увидели плешивую гору с белой вершиной, обращенной на юг. Взобрались мальчики на вершину горы, спешились, согнули ноги своих коней железом из лучших желез, сталью из лучших сталей и обратили свои взоры на юг. Увидели они башню, похожую на орла, расправившего крылья перед полетом. Ее купола уперлись в небосвод, и вся она пылала издали, подобно огненному языку степного пожара. Решили мальчики: эта башня еще прекрасней, еще богаче великолепного дворца повелителя Бумбы.
Поехали дальше. Вдруг выбегают им навстречу неисчислимые косяки лошадей, а впереди мчится молодой исполин в богатых ратных доспехах. «Видимо, хан или сын хана», — подумали мальчики и поскакали наперерез всаднику.
Крикнул Шовшур:
— Остановитесь, хан, обменяемся приветствиями! Скажите нам: кто вы, откуда вы родом?
— Я простой табунщик криволобого Мангна-хана, — был ответ.
Поехали мальчики дальше и только через семью семь — сорок девять суток оставили за собою косяки лошадей.
Вдруг выбегают навстречу необозримые стада одногорбых и двугорбых верблюдов, а впереди мчится на богато убранном коне молодой исполин в пышных ратных доспехах, в бешмете, вышитом золотом и жемчугом.
— Брат мой, привет тебе!— крикнул Шовшур. — Кто ты, знатный витязь, откуда родом?
— Я простой верблюдопас криволобого Мангна-хана, — последовал ответ.
КАК РЫЖЕВОЛОСЫЙ УЛАН
ПРОБРАЛСЯ В СТАВКУ ВРАГА
Сказал Шовшур:
— Если у этого криволобого Мангна-хана простой табунщик одет богаче нашего повелителя Джангара, если верблюдопас, у этого криволобого Мангна-хана наряднее нашего Главного Певца Мингйана, если дворец этого хана красивее нашей богатырской ставки, — значит, опасный у нас, могущественный враг. Что же нам придумать, чтобы оказаться победителями? Говорите, богатыри!
Сказал рыжеволосый мальчик Улан:
— Накину и на башню Мангна-хана сотканный из золота аркан, свалю эту башню, а вы схватите Мангна-хана, скрутите ему руки и ноги, суньте его в переметную суму и умчитесь.
Но сын ясновидца Алтана Цеджи возразил:
— Спорить ли нам, мальчикам, силой своей с богатырем, который сильнее самого богатыря Джангара? Ловкостью надо нам взять Мангна-хана, ловкостью и хитростью!
Сказал Шовшур:
— Как это вы, Улан, дали такой необдуманный совет? Видимо, вы потеряли свой ум!.. Словом разума было ваше слово, Шонхор! Хитростью надо нам взять Мангна-хана, хитростью и ловкостью!
Так порешив, мальчики пустили своих коней вперед и вскоре доехали до башни Мангна-хана. Оказалось, что она выстроена из непробиваемого огненно-красного стекла. Охраняла её, не смыкая глаз, по считая ночей, стража, состоявшая из восьми тысяч воинов. Их копья возвышались подобно деревьям густого леса.
Шовшур обратился к рыжеволосому Улану:
— Проберитесь в ханскую ставку и выведайте похитрее, каковы силы Мангна-хана. Вам, рыжеволосому забияке, поверят, что вы мальчик из селения бедняков, и не причинят вам вреда. Мы же будем стеречь в горном ущелье наших коней.
Улан взобрался на вершину горы и, перепрыгнув через дворцовую стражу, очутился на крыше ханской кухни. Ловко перепрыгнул он, да в середине прыжка задел ногой острие копья.
Крикнул воин, державший древко:
— Караул! Кто-то нарушил покой моего копья!
Рассмеялись воины:
— Мы, стоящие с краю, ничего не заметили, а ты, стоящий в середине, врага почуял! Это во сне тебе померещилось! Эх, ты, не знаешь разве, что часовому спать не полагается!
А тем временем Улан незаметно спрыгнул с крыши и вошел в ханскую кухню. Огромная была эта кухня, взад-вперед сновали поварята, а багроволицый повар готовил к ужину жеребячьи окорока.
Улан схватил жеребячий окорок и побежал. Погнались за ним повар и поварята, и, пока они поймали его, успел мальчик съесть весь окорок, выплюнув через рот крупные кости, высморкав через ноздри мелкие кости.
Привели мальчика к Мангна-хану. Хан сидел посреди золота и тополей, посреди воинов и рабов, на своем престоле о сорока четырех ногах. Лоб у него был кривой, правый глаз возвышался над левым на семь вершков.
Багроволицый повар, задыхаясь от недавнего бега и страшной злобы, сказал:
— Великий хан! Этот рыжий негодяй украл у меня жеребячий окорок, и, пока мы поймали его, успел он его проглотить, выплюнув крупные кости через рот, высморкав мелкие кости через ноздри! Накажите его!
— Ловко придумано! — вскричал Улан. — Поверит ли кто, чтобы такой маленький мальчик, как я, мог проглотить сразу весь жеребячий окорок! Великий хан! Ваш повар — обманщик и вор. Окороком он угостил своего любимого дворового пса, а сваливает все на меня. Накажите его!
Мангна-хан обратился к своим белым мудрецам за советом. Те, посоветовавшись, решили: «Не мог этот маленький мальчик совершить такое дело, во всем виноват повар».
Обрадовался мальчик — песню запел. Нежен был его смех, сладок был его голос. Затихло все в ставке Мангна-хана — растрогал мальчик суровых воинов своим пением.
Мангна-хан подозвал мальчугана к себе, приласкал его и приказал своим слугам:
— Назначаю этого мальчика Главным Певцом! Выдайте ему придворное платье, да понарядней!
Главный Певец поблагодарил великого хана и сказал:
—Я из цахара, из селения бедняков. Не откажите мне, мой повелитель, в милости: прикажите выдать мне бурдюк кумыса и жеребячий окорок, чтобы накормить моих родителей, падающих от старости и голода.
Улан получил бурдюк кумыса, получил жеребячий окорок и покинул ханскую ставку.
Восьмитысячная стража расступилась перед Главным Певцом, и побежал Улан со своей кладью к горному ущелью, где дожидались его два товарища.
— Вот вам еда на три дня, — сказал Улан, — ешьте и пейте. Сейчас, возвращусь я в ханский дворец, а вам, Шонхор, поручаю утром третьего дня напасть на правое крыло стражи, уничтожить четыре тысячи богатырей... Вы же, Шовшур, уничтожьте четыре тысячи богатыpей левого крыла стражи.
Мальчики сели за трапезу, а Улан вернулся во дворец.
КАК ТРЕХГОДОВАЛЫЙ УЛАН
ПОБЕДИЛ КРИВОЛОБОГО
СВИРЕПОГО МАНГНА-ХАНА
Уже на другой день Улан стал всеобщим любимцем. Девушкам пел он такие песни, чтобы они заплакали, женам — чтобы они задумались, старухам — чтобы они утешились, старикам — чтобы они вспомнили старину, воинам — чтобы они пожелали боя. Больше всех полюбила Улана ханша Нинмар, жена Мангна-хана. Вот и говорит ей певец:
—Я — мальчик из страны Бумбы. А послал меня сюда Главный Певец нашей страны Мингйан, первый красавец вселенной. Он так прекрасен, что солнце стыдится появляться при нем на небе. Когда поет он, то кажется, что лебеди мелькают в камышах, летя над озером и звеня на двенадцать дивных ладов. Сказал он мне: «Полюбил я лунноликую ханшу Нинмар. Узнай у нее, где таится волшебный кривой меч, сделавший криволобого Мангна-хана непобедимым. Отними волшебный кривой меч, уведи жемчужноокую Нинмар и привези ее мне на седле своего коня».
Не хотела сначала ханша выдать тайну Мангна-хана, но очень уж было ей лестно, что полюбил ее первый красавец мира, да и свирепый Мангна-хан обходился с ней сурово. После долгих колебаний она молвила:
— Говорю тебе не потому, что поддалась уговорам, а потому, что жестоко со мной обращается мой повелитель. Знай же: кривой волшебный меч лежит всегда в изголовье Мангна-хана.
Ночью, когда люди погрузились в сон, пробрался Улан в ханский покой. Перешагнул он через телохранителей хана, спавших у самых дверей, и увидел: возлежит криволобый Мангна-хан на серебряном ложе, и не поймешь, спит он или не спит. Носом зарылся в подушку, левого глаза не видно, а правый глаз, который выше левого на семь вершков, полуоткрыт. Справа от Мангна-хана находится правый ад, слева — левый ад, а в изголовье лежит кривой волшебный меч.
Схватил Улан волшебный меч, обнажил его и крикнул:
— Не моей рукой будешь ты, Мангна-хан, поражен — это народ Бумбы тебя карает!—и вонзил меч в спину хана.
