Книга шахской славы. Часть 1 - Хафиз-и Таныш Бухари

украшен он глубокими знаниями, безмерной мудростью, умом, проницательностью, непоколебимостью в решениях, ясностью цели, милосердием, щедростью по отношению ко всем. [Он] — государь великодушный, со здравым умом, украшен [нарядом] благодеяния, справедливости, щедрости, [что] согласуется с текстом:

«Поистине Аллах приказывает справедливость, благодеяние» [163]. [Он] тверд в вере, усердствует [в проявлении] верности и справедливости, почитаем как наделенный лучшими чертами характера, сильным умом, как пользующийся помощью всемогущего [бога], он тот, чья победа ясна, Абдаллах бахадур-хан, да увековечит Аллах его царствование и его власть, возвысит над Фаркадайн [164] достоинства его! Силой он завоевал, покорил области Мавераннахра и, как солнце на востоке, покрыл сенью справедливости и заботы о благе подданных головы знатных людей. Славный город Бухару он превратил в столицу государства. Перед обитателями мира сверкнул, как солнце, его меч, покоряющий мир. Во всех странах, куда бы он ни направлялся, разносилась слава о его победоносных знаменах. На какое бы поле битвы он /4б/ ни вступал, его шаханшахский меч, рассекающий мир, становился алым. Сверкание его меча подобно блеску яркой молнии, облако [его] милостей словно благодать от быстрой тучи, солнце [его] щедрости подобно щедрости солнца, обильно лучами, облако его высоких мыслей, рассыпающее жемчуг [слов], как благодатная дождевая туча. [Они] вселяют приятную надежду, что государи семи поясов земли преподнесут слугам его величества ключи от стран на суше и на море, судьба донесет весть о том, что сокровища четверти обитаемой части земли передадут в его хранилища, что великие {государи] земных просторов, от отдаленных уголков Рума до высокого Чина, обовьют шеи покорности кольцом повиновения [ему].

Хакан, могущественный, как небо, подобно солнцу, возвысился до апогея власти и господства (т. е. вступил на престол). Перстень прочной власти, который, [переходя] из рук в руки, потерял свою силу, [наконец] попал в руки могущества и [украсил] палец величия; просторы земли и время украсились ковром безопасности и спокойствия, сады рабов [божьих] и города очистились от сора смуты и притеснения мятежников. Благодаря правосудию и мудрым распоряжениям его величества [в стране] воцарилось полное спокойствие; порицаемые обычаи, такие, как притеснение и мятеж, исчезли, [удалившись] в страну небытия, изменчивая судьба больше никому на наносила ран жалом притеснения.

В уголках очей красавиц уснула смута, волнение нашло себе место лишь в завитках кудрей красавиц. Никто не имел возможности обнажить меч тирании. Никто не смел прибегнуть к луку насилия, только [лук] бровей красавиц [вызывал смуту]. [Никто не решался посылать] стрелы бедствия, только ресницы луноликих красавиц [причиняли бедствие].

Обитатели мира обрели спокойствие, [испытывали] счастье от правосудия и доброты [хана]. Жители мира спали на ложе спокойствия и безопасности в своих жилищах и родных местах. В это время над несчастным бедняком (т. е. автором), которому было 36 лет [165], начал порхать орел мыслей об этой книге, птица мускусного пера распростерла крылья для полета над просторами степей воображения. Новая мысль, [рожденная] воображением, /5а/ показалась очень красивой в зеркале повествования. Прелестная красавица слова полностью подняла завесу стыдливости с лица, [подобного] луне, чтобы составить сочинение о благословенном рождении и [изложить] историю некоторых деяний его величества, [рассказать] о последовавших одна за другой победах, которые были одержаны [им] в раннюю пору жизни, написать предисловие, лишенное бедствий [словесных] излишеств и риторики, [лишенное] несчастья хвастовства и предвзятости. Чтобы осуществить это, он задумал употребить всякого рода слова, полно, но в кратком изложении описать положение дел в странах Мавераннахра и в других [странах], которые находятся под властью его величества [Абдулла-хана], так, чтобы было сказано, как следует и как подобает, [чтобы] бутон, который целую вечность скрывался за завесой небрежения, подобно махровому цветку, раскрылся тысячью оттенков красоты. Писатели различных стран, [разных] эпох уже сверлили алмазом повествования перлы красивых выражений, рассыпая перлы прозы, [нанизывая] на нить жемчужины стихов. Быть может, и эта малоценная монета попадет в поле зрения их чудодейственного взора и эти незначительные дирхемы удостоятся признания.

Несмотря на это, есть твердая надежда на милость благодетельного государя, [занялась] заря верной надежды на то, что, когда будут приложены [мои] слабые усилия, не свойственные великим людям [сей] эпохи, и будет! [все] изложено косным языком, засверкает на лице его (автора) свет, как солнце счастья в зените славы, лучи его яркого счастья заблестят в странах света.

Уповаю на великодушие, на милосердие лучших писателей стран света и надеюсь, что на это собрание [рассказов], которое не является ни нанизанными перлами нравоучений, ни нанизанными на нить метафорами, они посмотрят очами милости, взором учтивости. Если они обнаружат ошибки и погрешности, что всегда свойственно людям, пусть они [их] исправят пером, рассыпающим жемчуга [слов], пером, рассеивающим драгоценные камни [слов, согласно стиху]: «Но кто простит и уладит — награда его у Аллаха». [166]

[И это] для того,