147[390]
В давние времена была девушка, которая жила в провинции Цу. Навещали ее двое. Один жил в той же провинции Цу, род его был – Мубара. Другой же был из провинции Идзуми. Род его именовался Тину. И оба они и возрастом, и обликом, и родовитостью были весьма схожи, совсем одинаковы. Чьи устремления сердца сильнее, тому и буду принадлежать, думала она, но даже устремлениями сердца они были равны. Как стемнеет, они вместе к ней приходили. Когда присылали ей что-нибудь в подарок, то тоже всегда посылали одинаковое. Никак нельзя было сказать, кто из них кого превосходит. Дева просто извелась в раздумьях. Если бы еще устремления их сердец были неглубоки, ни с одним не стала бы видеться, но и тот и другой месяцы и дни напролет у ворот ее дома стояли и всячески выказывали свою привязанность, и она совсем истерзалась. То, что оба они равно в дар ей посылали, не принимала она, но они все приносили подарки и у ворот стояли. Был у нее отец, говорит он ей: «В такой печали проводишь ты годы и месяцы, и горе их всерьез не принимаешь, как это жалко. Если б стала ты женой одного из них, другой бы перестал помышлять о тебе», а она сказала: «Я тоже думаю так, но устремления их сердец столь схожи, что я измучилась в раздумьях. Что же мне теперь делать?» В это время находилась она в палатке в окрестностях реки Икута. Тут послали за теми, кто к ней сватался. И отец говорит: «Любовь ваша одинакова, и этой юной девушке трудно выбрать. Но все же сегодня мы примем решение. Один из вас – из дальних мест. Другой – из здешних мест, но и он страдает беспредельно. И вот обоих вас очень мне жаль». И когда он это сказал, оба очень обрадовались. «Вот что я скажу вам: пустите ваши стрелы в речную птицу, что по реке плывет. Кто в нее попадет, тому и дочь отдам», – сказал он это, и они, проговорив: «Очень это хорошо», выстрелили, и один попал в голову, а другой тут же попал в хвост. И на этот раз нельзя было рассудить, кто победил.
В мучениях девушка:
Сумивабину
Вага ми нагэтэму
Цу-во куни-но
Икута-но кава ва
На номи нарикэри
Тяжело мне влачить эту жизнь,
И покончу я с ней.
Ведь в стране Цу
Река Икута, река «Живое поле»,
Одно лишь названье —
так сложила. Та палатка, выходила к самой реке, и она туда бросилась. Отец в смятении закричал, по берегу заметался. И тут оба кавалера, что за ней ухаживали, в одно и то же место кинулись за ней. Один схватил ее за рукав, другой схватил за ноги, так все и утонули. Отец в горе вытащил их тела на берег, причитал он, плакал и похоронил дочь. Родители обоих юношей явились. Рядом с ее могильным холмом сделали еще могилы, а когда стали хоронить, отец того, что из страны Цу, сказал: «Кто из той же стороны, того и хоронить вместе с ней. А тот, что из другой, как же можно его в той же земле?»[391]. И когда он воспротивился, отец того, что из Идзуми, нагрузил на корабль землю из провинции Идзуми, привез сюда же и в конце концов похоронил сына. И вот, говорят, могила девушки стоит в середине, а слева и справа – могилы юношей.
В старину это было, изобразили все это на картине и поднесли императрице[392], ныне уже покойной, и все придворные на эту тему слагали стихи будто бы от их имени. Исэ-но миясу-докоро[393] (за юношу):
Кагэ-то номи
Мидзу-но сита-нитэ
Ахимирэдо
Тама наки кара ва
Кахи накарикэри
Лишь тенями
Под водой
Встретились мы.
Но тело без души —
Какой от него прок?[394]
От имени девушки одна принцесса[395]:
Кагиринаку
Фукаку сидзумэру
Вага тама ва
Укитару хито-ни
Миэн моно ка ва
Беспредельно
Глубоко погрузившаяся
Душа моя
С тем, кто так поверхностен,
Разве встретиться может?
Еще Исэ-но мия (за юношу):
Идзуку-ни ка
Тама-во мотомэн
Ватацууми-но
Коко касико то мо
Омохоэнаку-ни
Где же мне
Душу ее найти?
Широкое море —
Здесь она или там?
И этого мне не понять.
Хёэ-но мёбу[396]:
Нука-но ма мо
Моротомо-ни то дзо
Тигирикэру
Афу то ва хито-ни
Миэну моно кара
И в могиле
Вместе быть
Поклялись,
Ведь наши встречи людям
Не видны там[397].
Итодокоро-но бэто[398]:
Катимакэ мо
Накутэ я хатэму
Кими-ни ёри
Омохи курабу-но
Яма ва коютомо
Победителя и побежденного
Так и нет – вот чем кончилось,
Хоть в любви к тебе
Состязались мы,
Гору «Состязание» переходя.
От имени девы еще при жизни:
Афу кото-но
Катами-ни уфуру
Наётакэ-но
Тативадзурафу-то
Кику дзо канасики
Быть коромыслом
И нести корзины
Шелестящему бамбуку
Так трудно —
Узнала я об этом и грущу[399].
И еще:
Ми-во нагэтэ
Аваму-то хито-ни
Тигиранэдо
Укими ва мидзу-ни
Когэ-во нарабэцу
Расставаясь с жизнью,
Все же встретиться с тобой —
Такой клятвы я не давала.
Но бренное мое тело
На воде показалось[400].
Еще за одного из юношей:
Онадзи э-ни
Суму ва урасики
Нака нарэдо
Надо вага-то номи
Тигирадзарикэму
В одном потоке [с тобой]
Жить отрадно.
Но все же
Отчего ты не мне одному
Клятвы давала?[401]
В ответ дева:
Укарикэру
Вага минасоко-во
Охоката ва
Какару тигири-но
Накарамасикабэ
Печальное
Тело мое на дне.
Ах, если бы
Такой клятвы
Я не давала![402]
Еще за другого юношу:
Вага то номи
Тигирадзу нагара
Онадзи э-ни
Суму ва урэсики
Мигива то дзо омофу
Хоть не мне одному
Ты клялась,
Все же в одном потоке [с тобой]
Жить – отрадной такая судьба
Представляется мне[403].
И вот вокруг могилы этого юноши построили ограду из благородного бамбука, положили с ним вместе охотничье платье – каригину, хакама, шапку эбоси, пояс, а также лук, колчан и меч и похоронили. А у другого родители, видно, беспечные были и ничего такого не сделали. Имя же этой могиле – «могила девы» – так ее назвали.
Один путник заночевал как-то у этой могилы и услышал голоса, будто кто-то ссорится. Странным это ему показалось, стал разузнавать, говорят ему: «Ничего такого [здесь раньше] не случалось». Подивился он этому, снова лег там спать, и вдруг вышел перед ним какой-то юноша, весь залитый кровью, преклонил колени и говорит: «Меня мучает враг, и я в тоске. Одолжите мне ненадолго ваш меч, я отомщу недругу!». Испугался странник, но меч дал. Потом подумал, что, может, это ему приснилось, но, смотрит, и правда, меча у него нет. Немного погодя прислушался: как прежде, будто какая-то ужасная ссора. И вот вскоре появляется перед ним тот же человек в большой радости и говорит: «Благодаря вам я убил того, кто долгие годы был мне ненавистен. Отныне и впредь я буду охранять вас» – и рассказал всю свою историю с самого начала. Очень не по себе было путнику, но любопытным ему все это показалось. Расспрашивал он, тот ему отвечал, а как ночь перешла в рассвет, глядь – перед ним нет никого. Осмотрелся утром, а у подножия холма кровь течет. И на мече тоже кровь. Очень странная эта история, но записана она так, как ее рассказывают.
Был один человек, который построил себе дом в провинции Цу, в окрестностях Нанива. Долгие годы жил он с женой в любви и согласии. Оба они были не низкого происхождения,
но со временем им становилось все труднее, жилище обветшало, прислуга по одному разбежалась в более богатые дома, так они и остались вдвоем. Но раз они были не из простых, то и не стали наниматься никому в услужение, но очень горевали, печалились и говорили между собой: «Как невыносимо тяжело все это». Муж: «Никуда я не могу уехать, когда положение твое так ненадежно!» Жена: «Куда же уйду я, оставив своего супруга!» Так только переговаривались они, но однажды муж сказал: «Ничего не поделаешь, придется мне все же уезжать. Сердце мое сжимается от жалости, что в твои юные годы так тебе жить пришлось. Отправляйся в столицу и поступи к кому-нибудь в услужение. Если дела твои пойдут хорошо, вызови меня. Если мне удастся жить как люди, я сразу же сообщу тебе». Плача, обменялись они клятвами. И жена поехала в столицу искать помощи у родственника. Никакой особой цели путешествия у нее не было, и, приехав, она поселилась в доме своего спутника и очень печалилась там о муже. Во дворце перед домом во множестве рос мискант. Подул ветер, она вспомнила о далекой стране Цу, подумала: «Что-то с ним теперь будет?» – и в грусти сложила:
Хитори ситэ
Ика ни сэмаси то
Вабицурэба
Соётомо маэ-но
Оги дзо котафуру
В одиночестве
Как теперь жить —
Вопрошаю, горюя.
«Вот так», – легкий ветерок
В мисканте отвечает —
так себе она сказала. И вот служила она в разных местах, наконец поступила в дом почтенного человека, стала служить у него, появились у нее красивые одежды, нуждаться стала меньше, и лицо, и весь облик ее стали еще краше. Но не забывала она о тех годах, что прожила в далекой Цу, и часто грустила о том времени. Отправила письмо с одним человеком, который ехал в ту провинцию, ответ был разочаровывающий: «О таком ничего не известно». Близких у него не было, послать на поиски было некого, женщина впала в безысходное отчаяние и только и размышляла, как ей теперь быть. И вот в это время скончалась госпожа, которой та прислуживала, ее супругу пришлось в разные места посылать женщину с поручениями, и полюбил он ее всем сердцем. Она тоже привязалась к нему и стала его женой. Жила без забот и людям казалась счастливой, но в глубине души, сокрытой от людей, только об одном и думала: «Как-то он живет? Хорошо ли, плохо ли? Наверно, не может узнать, где я нахожусь». Хотела послать к нему человека, но подумала, что выйдет очень неловко, если о том узнает ее нынешний муж. Печалилась она и вот однажды говорит супругу: «В провинции Цу есть очень красивые места. Хотела бы я отправиться на побережье Нанива для свершения обряда очищения». – «Очень хорошо! И я поеду с тобой!» – ответил супруг, но она возразила: «Не делайте этого. Я поеду одна» – и отправилась в путь. Завершив обряды очищения в Нанива, когда уже надо было собираться в обратную дорогу, она сказала: «Мне надо еще кое-кого повидать в этих краях. Теперь несите паланкин в ту сторону, потом немного в эту». И так ее принесли к ее прежнему жилищу. Посмотрела она, но нет ни дома, ни мужа. «Куда же он делся?» – в грусти подумала она. Ведь она прибыла сюда с намерением отыскать его, но доверенных слуг у нее не было, отправить на расспросы некого, и она пришла в полное отчаяние. Приказав остановить паланкин, она погрузилась в тяжелые думы, и тут один из ее спутников сказал: «Солнце уже зашло. Надо бы поспешить». – «Подождем немного», – ответила она. Тут перед ее каретой появился человек, похожий на нищего, с вязанкой тростника за плечами. Посмотрела она ему в лицо: кажется, не тот, так жалко выглядел этот нищий, но все же похож на ее мужа. Тогда, желая получше рассмотреть его, она приказала: «Позовите этого человека с тростником. Я хочу купить тростник». Спутники подумали про себя, что собирается она приобрести вещь, ей совершенно ненужную, но, так как это было повеление госпожи, подозвали нищего и купили вязанку. «Подведите его ближе к паланкину, я хочу посмотреть на него», – приказала она и, хорошенько разглядев лицо нищего, признала, что это ее прежний муж. «Каково же приходится в этом мире человеку, торгующему таким никчемным товаром!» – воскликнула она и заплакала, а спутники ее решили, что она сожалеет о всех тех, кто влачит жалкое существование на этом свете. И тогда женщина повелела: «Накормите этого человека с тростником. Дайте ему много вещей в обмен на его товар». – «Как же можно одарять богатством какого-то ничтожного человека!» – возроптали некоторые. Заставить их насильно она не могла, и, пока раздумывала, как ей вручить все дары, щель между нижними шторками оконца приоткрылась, и тот, вглядевшись, увидел женщину, очень похожую на его жену. Пораженный, он, уняв волнение, посмотрел снова и узнал лицо ее и голос, сразу догадался обо всем, понял, каким жалким он ей кажется, и, раздираемый чувствами, бросил тростник и убежал. «Подожди же!» – пытались его остановить, но он скрылся в чужом доме и спрятался за очагом. Женщина приказала из паланкина: «Приведите его сюда!» Ее спутники, расставив руки, принялись с криками ловить его. «Он в том доме», – подсказал кто-то. Слуги обратились к нищему: «Тебя просят подойти. Никто не собирается тебя бить, а пожалуют разные подарки, глупец!» Тогда он попросил у них тушечницу и написал женщине послание. В нем говорилось: