и славянские племена после крушения Римской империи миновали рабовладельческую формацию и перешли к феодализму, и корейские племена, у которых образование классового общества совпало со временем падения рабовладельческой Ханьской империи в Китае, должны были создать и действительно создали не рабовладельческий, а феодальный строй, соответствовавший достигнутому уровню развития производительных сил. Надо полагать, что рабовладельческий способ производства не являлся обязательной ступенью в развитии всех народов, особенно при наличии таких условий, как близкое соседство и тесная связь со странами, уже миновавшими этот общественно-экономический строй. Это же можно сказать в отношении Силла и двух других корейских государств.
Благодаря близости и связи с Китаем корейские племена в период разложения первобытнообщинного строя достигли весьма высокого уровня развития производительных сил, открывавших путь к утверждению более высокого, чем рабовладельческий, типа производственных отношений. Развитие земледелия достигло такой стадии, когда применение не заинтересованного в труде работника (раба) делалось экономически невыгодным. И китайскими и корейскими источниками засвидетельствован достаточно высокий уровень развития производительных сил в Силла. По сообщению китайской истории Саньго чжи, уже в чинханский период разложения первобытнообщинных отношений на юго-востоке Кореи применялось железо, было развитое земледелие. «Земли здесь тучные и плодородные, — сообщает китайский автор, — сеют все пять хлебов [158] и рис, знают тутовые деревья и шелковичных червей, выделывают шелковые ткани и полотно, ездят на телегах в упряжке из быков и лошадей» [159]. В дальнейшем большое развитие получило поливное рисоводство, требовавшее наряду с высокими трудовыми навыками и строительства ирригационных сооружений крупного масштаба. Об этих сооружениях говорят записи в Самкук саги: в 330 г. было вырыто водохранилище протяженностью в 1800 по [160], в 429 г. построили плотину длиной в 2170 шагов [161], в 531 году весной, в третьем месяце, было приказано чиновникам привести в порядок плотины и дамбы [162]. Для глубокой вспашки и повышения плодородия почвы очень большое значение имело применение на пахоте крупного рогатого скота (с 502 г.). По мнению Пэк Намуна, в силланский период возникли и все основные сельскохозяйственные орудия, которые применялись в Корее в течение последующего периода, вплоть до XX в. [163]. На основании сведений из «Истории Суйской династии» (Суй шу) о том, что в Силла «поля плодородны, сеют по-суху и по воде» [164], Пэк Намун считал, что уже в тот период практиковались два посева в год — после риса производился на том же поле осенний посев ячменя [165].
Таким образом, достигнутый в Силла уровень развития производительных сил делал объективно возможным утверждение соответствующих им феодальных производственных отношений, которые получили дальнейшее развитие после объединения страны в конце VII в., когда Силланское государство присоединило и бывшие владения Когурё и Пэкче (эти государства были разгромлены в 60-х годах VII в. совместными силами Силла и Танской империи). И та замечательная, до сих пор вызывающая восхищение культура, которая была создана в объединенной Силла, возникла не на базе античного рабовладельческого строя, как думают некоторые ученые, а на основе нового и прогрессивного тогда общественного строя — феодализма.
3
Различия в трактовке социально-экономических отношений в период трех государств неизбежно ведут и к различному пониманию вопроса о социально-экономическом строе Силланского государства после объединения в его составе бывших владений Когурё и Пэкче во второй половине VII в. История государства Силла за VII — IX вв., представленная в «Летописях Силла», дает очень мало прямых сведений об экономических отношениях, поэтому так трудно поддается удовлетворительному решению вопрос о времени становления феодальных отношений в Корее и так разноречивы мнения современных корейских историков при определении генезиса и характера феодальных отношений в Корее.
Если историки, отрицающие рабовладельческую формацию в Корее, видят элементы феодальных отношений уже около IV в. н. э., то историки, придерживающиеся противоположного мнения, считают, что феодальные отношения возникли не раньше VII в. н. э. Последователь академика Пэк Намуна историк Лим Гонсан в главах недавно изданной «Истории Кореи» (т. I) снова высказывает идею о том, что феодализм утверждается в Корее с VII в., после объединения страны в составе государства Силла [166]. Существовавшую до VI в. н. э. государственную власть в Силла он характеризует как примитивную монархию, служившую целям подавления рабов или порабощенных крестьян-общинников, а также для захвата соседних территорий. Лим Гонсан считает, что качественно новая государственная власть, призванная служить целям эксплуатации распыленных (утративших общинные связи) мелких крестьян путем прикрепления их к земле и принуждения к уплате поземельного налога, к натуральным поставкам и несению отработочных повинностей, возникла только в период после объединения страны. По мнению Лим Гонсана, в VII в. произошло вытеснение старой родовой аристократии Силла новой военной знатью из числа крупных землевладельцев, сложившихся в результате классового расслоения в силланских общинах, и эта военная знать во главе с ваном (королем) распоряжалась всеми землями в государстве. Борьбу за объединение страны Лим Гонсан связывает с усилением политической власти силланских феодалов, стремившихся к расширению сферы своего экономического господства в условиях, когда «силланский феодальный король (ван) сплачивал вокруг себя феодальных помещиков, признавая в определенной мере их земельную собственность, позволяя им присваивать со своих земель феодальную ренту на основе испольной системы или путем частичного применения труда подневольных ноби (рабов)» [167]. Но при этом остается совершенно невыясненным вопрос о том, как возникла земельная собственность этих «феодальных помещиков». Правда, в книге приведены в качестве несомненных доказательств существования феодализма примеры таких типично феодальных земельных пожалований, как раздача «уделов во владения» (понып ***) и «кормленных владений» (сигып ***), предоставлявшихся силланской военно-феодальной знати (например, Ким Юсину и Ким Инмуну) [168]. Возникает законный вопрос, почему Лим Гонсан не признает имеющими такое же значение земельные дарения типа «кормленных владений», которые встречались в более ранний период и в Силла, и, как отмечается в его же работе, в Когурё в период становления этого государства [169].
Такие противоречия в работе Лим Гонсана, а особенно отсутствие фактических данных о разложении или упадке рабовладельческой системы, для историков, признающих ее существование в Корее, делают крайне затруднительной и почти неразрешимой задачу исследования истоков феодальных отношений в недрах рабовладельческого строя, изучения феодализма как качественно нового способа производства, идущего на смену старой рабовладельческой формации. Вот почему в поисках переломной эпохи, знаменующей переход от одной общественной формации к другой, профессор То Юхо обращается к описанным в «Летописях Силла» народным восстаниям VIII — IX вв. и, как нам кажется, довольно произвольно объявляет их социально-политическими потрясениями конца рабовладельческой эпохи [170]; исходя из этой произвольной предпосылки,
