«Сходи, почтенный, в дом мой за подстилкой.
Вернись с паласом или же ковром,
Чтоб мирно посидеть нам вчетвером!»
Поплелся суфий, а владевший садом
Шепнул его друзьям, что были рядом:
«Почтеннейшие, должен я сказать,
Что вам пройдоха суфий не под стать.
Не знаю, как его отвратный вид
Ты терпишь, о факих, и ты, сейид?
Все чтят факиха,— рек владелец сада,—
Тебя, сейид, из рода Мухаммада.
Мы с вашего согласья хлеб едим,
Клянемся вашим именем святым.
Как вы не опасаетесь позора
И с тем общаетесь, кто хуже вора?
Его, когда придет с подстилкой нашей,
Гоните прочь, почтеннейшие, взашей.
Я вам признаюсь, что любой из вас
Дороже мне, чем собственный мой глаз.
И садом пользуйтесь, и лугом нашим,
Душа моя и та к услугам вашим!»
Был столь горяч садовника глагол,
Что суфий был не рад, когда пришел.
Вернувшегося те прогнали сами,
Что были только что его друзьями.
И суфия со злобой беспричинной
Догнал садовник и огрел дубиной.
Хозяин сада был неумолим:
«Не надо шастать по садам чужим!
Джунайд иль Байазид тебя наставил
Красть и не почитать известных правил?..»
Избитый суфий наземь пал без сил,
Сказал: «Свое сполна я получил,
Так пусть и те получат в полной мере,
Кто за добро воздал мне недоверьем.
Им не простит Аллах моих обид.
Что я вкусил, вкусить им предстоит.
Поймет, я знаю, скоро эта пара,
Как тяжела за легковерность кара!»
Наш мир подобен скалам и горам,
Что сказано — вернется эхом к нам!
Вот с суфием садовник расплатился
И к тем, в саду сидевшим, возвратился.
Промолвил он праправнуку Али:
«Лепешки в доме только испекли,
Вели моей прислужнице Каймаз,
Чтобы она их принесла для нас».
Сейид ушел: садовник хитровато
Сказал факиху: «Солнце шариата.
Признаюсь я: ты для меня, факих.
Превыше праведников всех иных.
А тот, чья мать грешна, кто сам грешит,—
Случайный выродок, а не сейид.
И вообще сейчас любой пройдоха
Готов назвать себя родней Пророка.
Порой себя считает всех святей
И тот, чей был отец прелюбодей.
Чья голова кружится с перелою,
Считает: мир кружится сам собою!»
Лесть всем приятна, и, раскрывши рот,
Внимал факих садовнику, но тот
К праправнуку Али пошел навстречу,
Стал бить его, твердить такие речи:
«Тебя, наверно, предок твой Пророк
Не научил, что воровство — порок.
На льва походит лев, на ветку ветка,
Чем ты на своего походишь предка?
Кто звал тебя в чужой, невежда, сад?»
Садовник пнул ногой сейида в зад.
И так его отделал, сбивши с ног,
Как хариджит и тот едва ли смог.
Йазид и Шимр и те бы не смогли
Так зло избить праправнука Али.
Кричал сейид: «Факих, меня ты предал,
Черед твой то узнать, что я изведал.
Пусть барабан смирится с тем, что бьет
Глашатай палкою его в живот.
Я, может быть, не лучший из людей,
Но лучше я, чем садовод-злодей.
Меня ты предал, хоть и был я другом,
Сейчас и ты получишь по заслугам!»
Меж тем, с сейидом рассчитавшись лихо,
И впрямь садовник взялся за факиха:
«Какой законник ты, какой факих?
Что в толстых книгах ты прочел своих?
Ужели эти книги говорят,
Что можно лезть в чужой плодовый сад?
Ты на руку нечист и глуп к тому же,
Воров с отрубленной рукой ты хуже!»
И палкой стал того тузить садовник,
Кто также был утрат его виновник,
Стонал несчастный: «Ты, садовник, прав,
Все заслужил я сам, друзей предав.
Я дружбою святой, законом чести —
Всем пренебрег, поверив лжи и лести.
Сильнее бей меня, я знаю сам,
Не много это по моим грехам!»
Садовник бил факиха, а потом
Из сада вышвырнул его пинком.
Мы знаем: с теми так всегда бывает,
Кто предает друзей иль покидает.
Рассказ о глупце, который был ослеплен доброжелательством медведя
Дракон медведя повалил однажды,
Но шел, на счастье, человек отважный.
Хвалы достоин только тот из нас,
Кто слабым помогает в трудный час.
Кто слышит вопль несчастных и не может
К ним не спешить, как милосердье божье.
Таких не портит себялюбья грех,
Что оскверняет нас почти что всех.
Они, на коих этой нет вины,
Из чистой доброты сотворены.
К тем, кто в беде, они приходят в срок,
Находят тех, кто наг и одинок.
Они — подмога всех, кто обездолен,
Лекарство, ищущее тех, кто
