За дичью я гонюсь, не зная страха.
Кусты, колючек некто на дороге
Взрастил, и люди обдирали ноги.
Его просили: «Срежь ты их с земли»,
Но он не слушал, и кусты росли.
Кустарник вырастал под небом божьим,
Бедой он стал дня всех людей прохожих.
Шипы впивались в дервишей босых,
Одежды рвали юных и седых.
Узнав об этом, приказал правитель,
Чтоб перед ним предстал кустов садитель,
И так сказал: «Колючки уничтожь!»
Кто насадил их, отвечал: «Ну что ж,
Я с корнем вырву их на той неделе!»
Но все ж кусты росли, и дни летели.
Ослушник вновь предстал перед владыкой,
И тот сказал в печали превеликой:
«Пойми, несчастный, то, что взращено,
В конце концов ты вырвешь все равно!
Но чем ты мне противишься упорней,
Тем глубже в почву проникают корни.
Становятся, увы, с теченьем дней,
Слабее люди, дерева сильней.
Вот и за это время — видит бог —
Кусты набрали сил, а ты усох.
Пойми: чем больше ты упустишь дней,
Тем корни будет вырывать трудней.
И говорю я ныне от души:
Покуда сила в теле — поспеши,
Ибо кровавят проходящим ноги
Не только те колючки на дороге,
Но каждый твой изъян и твой порок,
Что ты взрастил, а выдернуть не мог!»
В какой-то день одной земли правитель
Спросил того, кто был его учитель:
«Не терпишь ли, о шейх, какой нужды
По части платья или же еды?»
Сказал учитель: «О великий шах,
Я неразумье зрю в твоих словах.
Ведь я владею сам двумя рабами
Из тех, что правят на земле царями!»
Шах вопросил: «Кто ж эта два раба,
Служить которым и моя судьба?»
Промолвил шейх, почтительность презрев:
«Те два раба — желание и гнев.
Властитель истинный лишь тот, кто, к счастью,
Не упивается своею властью.
Ведь светит солнце из-за облаков
Равно и для владык, и для рабов!»
Достоинства раба узнав получше,
Хозяин стал с Лукманом неразлучен,
Хозяин без раба не пил, не ел
И не вершил иных серьезных дел.
Порой купец куски, что были сладки,
Давал рабу, а сам съедал остатки.
То, что не ел Лукман, не ел он сам,
Бросая пищу на съеденье псам.
Когда же без Лукмана есть случалось,
Еда купцу безвкусною казалась.
Купцу прислали дыню как-то раз,
Раба призвали к трапезе тотчас.
Хозяин резал дыню на куски,
И раб ломоть с хозяйской взял руки
И так его охотно сунул в рот,
Как будто дыня сладостней, чем мед.
Пока .Лукмай жевал, купец богатый
Ему сова;! второй кусок и пятый.
Лукмана долго потчевал купец,
Покуда не промолвил наконец:
«Ты, верно, сыт, Лукман, пришел черед
Полакомить и Мне свой грешный рот!
Ведь, глядя на тебя, наверняка
Сказать о дыне можно, что сладка!»
Хозяин откусил от дыни малость,
И жизнь ему страданьем показалась.
В его нутре возникла горечь вмиг,
Покрыли волдыри его язык.
На целый час он потерял сознанье
И, пробудясь, сказал: «О наказанье,
Скажи, мой верный раб, моя отрада,
Как молча мог принять ты столько яда?
Зачем глотал ты за куском кусок
И слова не сказал мне поперек?
Иль ты не мог придумать отговорок?
Сказал бы правду — я ж тебе не ворог!»
Лукман ответил: «Знаю, ты мне друг,
Лишь сладость из твоих вкушал я рук,
В твоем дому мое, хозяин, тело
Набрало силу и отяжелело.
И то не смел я горем прочитать,
Что горечь мне пришлось