Ознакомительная версия.
Госпожа — прислужнице
Лучистое солнце вечерней порою
Скрывается — день унося — за горою,
И сумрак нисходит, смуглей Немийана[302].
Земля придремнула, луной осиянна.
Смыкаются лотосы — веки красавиц.
Кусты-белоцветы смеются, забавясь.
Деревья склонились, подобно ученым
Под градом похвал — пристыженным, смущенным.
Как пенье бамбуковой флейты пастушьей,
Жужжанье пчелиное радует ду́ши,
И слышно в селенье, покоем объятом:
Коровы бегут, возвращаясь к телятам.
Слетаются в гнезда пернатые пары.
Свершают вечерний обряд анданары.
В домах очаги разжигают, светильни
И ужин готовят… С улыбкой умильной
Глупцы восхищаются: «Вечер прекрасен!»
Неведомо им, что восторг их напрасен.
Для всех разлученных он — меч зачерненный,
Судьбою над их головой занесенный.
Из антологии «Десять песней»
Напуттанар, сын золотых дел мастера, из Каверипаттинама [303]
Жасминовая песнь
Напились тучи океанской влаги
И вознеслись — так Тирумаль всеблагий
Восстал для измеренья трех миров;[304]
На склонах гор, у самых берегов,
Весь день они пропочивали в неге,
И снова — в путь в стремительном побеге,
Чтоб ввечеру, как слон, разящий бивнем,
Обрушиться неудержимым ливнем.
В тот час вечерний хоженой тропой
Дворцовые прислужницы толпой
К окраине далекой поспешили.
В руках у них для приношенья были
Горшки с вареным рисом и жасмины.
Жужжали пчелы, сладостнее ви́ны[305],
Когда они рассы́пали дары
И стали ждать среди ночной поры,
Какой им будет знак, прильнув друг к дружке.
Внезапно голос молодой пастушки
Послышался. Привязанных телят
Ей было жаль, и, в ночь вперяя взгляд,
Она сказала: «Не горюйте! Скоро
Вернутся ваши матери!» Без спора
Решив, что это бог им возгласил,
Прислужницы — бежать что было сил
И молвили тоскующей царице:
«Недолго ждать осталось: возвратится
Твой повелитель, царь с осанкой бычьей,
Увенчанный победой — и с добычей!»
Владычица, прослушав их рассказ,
Жемчужины смахнула с черных глаз.
И вдруг — виденье! На лесной поляне,
Очищенной от трав, где поселяне —
Охотники воздвигли бастион
(Отныне он с лица земли сметен),
Огромное военное становье
Предстало ей, исполненной любовью.
Там на скрещенье троп, гора на вид,
Свирепый слон сторожевой стоит.
Ему подносят тростника вязанки —
Он гордо отвергает все приманки.
Напрасно с перекошенным лицом
Его погонщик бьет своим бодцом.
Воители, являя верх сноровки,
Вбивают в землю колья — и веревки
Натягивают; миг — и пестрый кров
Колышется над остовом шатров;
Потом бойцы, — их ждет покой желанный,—
Составив луки, вешают колчаны,
Как вешает отшельник на треногу
Свою одежду, охряную тогу;
И наконец они лихим броском
Вонзают в землю копья — лепестком
Отточенным… Без лишней суеты
Над копьями укреплены щиты,—
И вот уже — на ночь одну — готово
Убежище для воина простого.
Стихают шум и говор до утра,
И только возле царского шатра
Мелькают длиннокосые смуглянки
С кинжалами на поясах. В горлянке
Горючее для плошек у любой.
Они следят, когда пробьют отбой,
Чтоб ни одна светильня не погасла,
И если надо — подливают масла
И от нагара чистят фитили.
Уж за полночь. Давно умолк вдали
Походный колокол длинноязыкий.
Стоят, качаясь, стражники владыки:
По сонным векам пробегает дрожь,
Как по лианам в ветер или дождь.
Отсчетчики часов, сложив ладони,
Кричат: «О восседающий на троне,
Непобедимый царь, гроза врагов,
Узнай: по времемеру[306] — час таков!»
У царского шатра — отряд яванов[307].
В их боевой отваге нет изъянов.
У каждого явана — меч и щит,
И под полой одежды кнут торчит.
Они могучи и широкоплечи.
В самом шатре — прислуживают млеччи[308]
Бессонницей томимому царю.
Уж утреннюю видит он зарю
А с нею — неминуемую сечу
И мыслями стремится ей навстречу,
И, щеку подпирая кулаком,
Он вспоминает, легким холодком
Овеянный, — свои былые схватки.
Бегут враги, смешавшись, в беспорядке.
Их тысячи, отставших, полегли.
Как змеи, извиваются в пыли
Отсеченные хоботы слоновьи.
Под градом стрел, все залитые кровью,
Ржут, прядая ушами, жеребцы.
Победу одержавшие бойцы
Приветствуют его, безмерно рады,
И раздает он щедрые награды.
При свете плошек, спрятанных в литых
Ладонях изваяний золотых,
Царица возлежит в покое спальном
Дворца семиэтажного, в печальном
Раздумье о властителе своем,
И свой браслет с причудливым витьем,
Тоскуя, поправляет поминутно.
Вконец истомлена тревогой смутной,
Она трепещет в лихорадке злой,
Подобно паве, раненной стрелой.
А за окном, не убавляя мощи,
Бушует ливень в придворцовой роще,
И, вслушиваясь в грохот водопадный,
Царица напрягает слух свой жадный.
Все мнится ей шагов далекий гром,
Все видятся ей в сумраке сыром
Победою расцвеченные стяги.
Идут войска, нет меры их отваге,
Идут тропой песчаной, прямиком.
Олень и лань на поле просяном
Резвятся. Синий пламень высекая,
Цветет кустарник низкорослый — кайя[309],
Дождь золотой[310] — как утренняя даль,
Ладони все свои раскрыл кандаль[311]
И тондри[312] — сгустки темно-алой крови.
Идут, всегда к сраженью наготове,
Идут войска, с отмашкой мерной рук.
А впереди — их вождь, ее супруг
В своей большой военной колеснице.
Иль, может быть, все это только снится?
Любовь[314] * * *
Душой очерствелый — живет для себя одного,
А полный любовью — для мира всего.
* * *
Любовь — и опора творящим благие дела,
И лучшая наша защита от зла.
* * *
Как пагубно жгучее солнце для твари бескостной[315],
Добро для отвергших любовь смертоносно.
* * *
Отвергшим любовь нет цветенья. В душе их пустой
Все мертво, безжизненно, как сухостой.
* * *
В отвергших любовь нет и проблеска жизни: они
Скелетам, обтянутым кожей, сродни.
Доброречие * * *
Приветное слово дороже даров дорогих,
Не надобно мудрым дарений других.
* * *
Кто молвит сердечное слово — себя упасет
От бедности горькой, жестоких невзгод.
* * *
Приветное слово — добро укрепляет в сердцах,
А зло от него рассыпается в прах.
* * *
Сердечное слово, добра прорастившее зерна,
И тем, кто промолвил его, добротворно.
* * *
С отрадой внимал ты словам, напоенным любовью.
Зачем же теперь предаешься злословью?
* * *
Придется ль по вкусу разумному плод, что незрел?
Зачем же ты доброе слово презрел?
Благодарность * * *
Услуга ко времени — хоть и порою мелка
Значеньем своим, как земля, велика.
* * *
Отплаты не ждущая помощь, будь самою скромной,—
Значеньем своим, словно море, огромна.
* * *
Платить за услугу услугою равной неверно.
Да будет услуга нужде соразмерна!
* * *
На семь возрождений останется память святая
О том, кто тебе помогал, сострадая.
* * *
Не помнить о благе — мерзейшее зло на земле.
И высшее благо — не помнить о зле.
* * *
Простится тому, кто попрал доброчестья завет.
Прощенья услугу забывшему нет.
Правдивость * * *
Неправда, которая сеет добра семена,—
Обман лишь по имени — правда она!
* * *
Неправда — огонь сожигающий: тела жилица —
Душа — в предумышленной лжи опалится.
* * *
Стремленье к правдивости благостней, чем благочестье
Со щедростью — соединенные вместе.
* * *
Блажен возлюбивший правдивость — пускай никакими
Делами себя не возвысил благими.
* * *
Телесную грязь без труда отмывают водой,
Но дух очищается правдой святой.
* * *
Не всякий светильник — светильник, а только лучистый
Светильник, сияющий истиной чистой.
Бренность * * *
Окончился танец — и тает собравшихся круг.
Вот так утекает богатство из рук.
* * *
Как зубья пилы — чередою бегущие дни:
Со скрежетом жизнь перережут они.
* * *
Был жив накануне, а ныне — лишь пепел, зола.
Не смерть ли величьем наш мир облекла?
* * *
Не ведает смертный: хоть день проживет ли на свете,
Но замыслов хватит на тысячелетье.
* * *
Подобно птенцам, скорлупу проклевавшим, спеша
Темницу свою покидает душа.
* * *
Смерть — это лишь сон, — таково мудрецов убежденье.
А что же рожденье? От сна пробужденье.
Ознакомительная версия.
