Ознакомительная версия.
Из книги «Мудрость»
Ученость * * *
Всему, что достойно, учись, не ища награжденья,—
И действуй потом, как велят убежденья.
* * *
Что, в сущности, буква и цифра? Не глаза ли два,
Которым открыта вся суть естества?
* * *
Лишь мудрый ученый поистине зряч. У невежды
В глазницах — две гнойные язвы, не вежды.
* * *
Не низок ученый, пред более мудрым собратом
Склоняющийся, как бедняк пред богатым.
* * *
Ученый как дома везде, будь он гость чужестранный:
До смертного часа учись неустанно.
* * *
Ученье — услада ученых и мира услада.
Мудрейшему клада ценнее не надо.
* * *
Ученость пребудет с тобой до скончания дней,
Другие богатства — ничто перед ней.
Невежество * * *
Невежда тупой, поучающий умных людей.
Подобен жене без обеих грудей.
* * *
Пусть муж неученый других превзойдет по уму,
Признанья мудрейших не ведать ему.
* * *
Напрасно кичится невежда — в одно лишь мгновенье
Ученый рассеет его самомненье.
* * *
Невежды, хотя и бывают обличьем пригожи,
На глиняные истуканы похожи.
* * *
Невежды, высокого родом, не выше ль ученый,
Хотя и в роду невысоком рожденный?
* * *
Тому, кто учен, не читающий книг — не чета.
В своем неразумье он хуже скота.
Решимость * * *
Богат лишь богатый решимостью, волей. Безвольный
Среди обездоленных самый бездольный.
* * *
Решимость — богатство, дарованное навсегда.
Другие богатства — уйдут без следа.
* * *
Глубо́ко ли озеро, лотоса стебель — мерило.
Мерило величью — решимости сила.
* * *
Стремиться, пусть тщетно, к свершенью возвышенных дел —
Решительного неизменный удел.
* * *
Лишенный решимости — горько обижен судьбой:
Вовеки ему не гордиться собой.
* * *
Могуществен слон, обладатель отточенных бивней,
Но тигр порождает в нем страх неизбывный.
* * *
Лишенный решимости — не человек, размазня.
Он мертв. Он подобье иссохшего пня.
Бедность * * *
Бедняк никогда не изведает жизни безбедной.
Несчастнее бедного кто? Только бедный.
* * *
Нужда принижает и самую знатную знать,
Достоинство, честь принуждая ронять.
* * *
Пусть смысла глубокого полны слова бедняков.
Никто их не слушает — мир наш таков.
* * *
От сына, что нищ и добро попирает бесчинно,
И мать отвернется, как от чужанина.
* * *
Неужто и ныне ко мне возвратится с утра
Нужда, что едва не убила вчера?
Сладость любовных объятий * * *
Все, чем обольщаются зренье, слух, вкус, обонянье,—
Вмещает любимой моей обаянье.
* * *
Она лишь одна унимает недужный мой жар.
Целительный мне не поможет отвар.
* * *
Таинственный пламень в груди у любимой разлит:
Вдали обжигает, вблизи холодит.
* * *
Объятья бесхитростной девы — бессмертья исток,
Питающий жизни зеленый росток.
* * *
Грудь с грудью влюбленным отрадно плотнее сомкнуть,
Чтоб даже и ветер не мог проскользнуть.
* * *
Любовь — как ученье. Чем дольше любви я учен,
Тем больше незнаньем своим удручен.
Восхваление красоты возлюбленной * * *
Ты нежен, цветок аниччама, не спорю, но много
Нежнее любимая мной недотрога.
* * *
Сверкает, как жемчуг, улыбка желанной — и схожа
С бамбуком ее золотистая кожа.
* * *
Смущаются лилии, перед желанной склонясь:
«Глаза у нее затмевают и нас».
* * *
Любимая носит цветы с неотрезанным стеблем,
И стан ее ношей цветочной колеблем.
* * *
Не в силах желанной моей отличить от луны,
Растерянно звезды глядят с вышины.
* * *
Ущербный твой лик, о луна, испещряют щербины,
Но нет у желанной моей ни морщины.
* * *
Лебяжьего пуха нежнее любимой стопы.
Для них и цветы аниччама — шипы.
Терзания разлуки * * *
С любовным недугом я тщетно пытаюсь бороться:
От черпанья только полнее колодцы.
* * *
Ни скрыть не могу, ни открыть не могу свой недуг
Виновнику неиссякающих мук.
* * *
На жизни моей, как две тяжести на коромысле,
Любовный недуг и стыдливость повисли.
* * *
Бескрайнее море — любовь предо мной разлита,
Но нет у меня ни ладьи, ни плота.
* * *
Жестокий и в дружбе, что сделает с вражьей ордою
Воитель, пылающий лютой враждою?
* * *
Любимый из глаз не уходит. И веки сомкнуть
Боюсь я: о, как бы его не спугнуть?
Ревность * * *
«Люблю больше всех!» — я однажды воскликнул… Мрачна,
«Кого это — всех?» — вопросила она.
* * *
Поклялся: «Люблю до кончины!» Она мне: «Изменник!
Кого ж ты полюбишь в грядущих рожденьях?»
* * *
«Я думал сейчас о тебе!» — говорю я. «Вот диво!
А раньше о ком?» — проворчала строптиво.
* * *
Чихнул я, она разрыдалась, а в голосе злоба:
«Должно быть, тебя вспоминает зазноба?»
* * *
Чиханье сдержал я, она — не добрее ничуть:
«Ты, видно, задумал меня обмануть?»
* * *
Пытался утешить ее — только повод для спора.
«Ты всех утешаешь, — твердит, — без разбора».
* * *
Взглянул на нее — вновь обида и слезы рекой:
«Меня ты сравнил, признавайся, с другой».
[317] * * *
Полумесяцем украшен,[318]
белым пеплом обметен,
Сердца моего похитчик,
гордо восседает он
На быке. Его сияньем
сам Создатель посрамлен.[319]
В многославном Брахмапуре[320]
он воздвиг свой дивный трон.
* * *
Ужели ты обитель Шивы,
Арурский[321] храм, не посетил еще?
С цветами, сердцем просветленный,
спеши к Отцу, в его святилище.
Неси весь пыл своих хвалений
ему, Истоку Добродетели.
Избавиться от возрождений —
есть благо высшее на свете ли?
Едва в ярчайших переливах
сверкнет Арурская Жемчужина,
Тебе овеет душу радость,
и будет боль обезоружена.
[322] * * *
Как я спасу свой бренный остов?
Мне ярость раздирает грудь.
Смогу ли я, черпак дырявый,
хоть каплю блага зачерпнуть?
Лягушка я в змеиной пасти.
Закрыт к освобожденью путь.
О повелитель Оттрийура[323]!
Моей опорой верной будь!
Душа моя — груженный гневом
до полузатопленья плот.
Весло — рассудок. Вожделенье —
скала среди бурлящих вод.
Кто, средоточье милосердья,
меня от гибели спасет?
О повелитель Оттрийура!
Ты мой единственный оплот!
* * *
Отрадно ви́ны чистое звучанье,
отраден свет луны,
И южный ветерок, и ожиданье
расцвета в дни весны,
И над прудом пчелиное жужжанье,
и сладостные сны,—
Отрадней тень от ног Отца — да будем
мы ей осенены!
* * * Напрасно в священном потоке свершать омовенье,
На мыс Кумари́[324] отправляться — излишнее рвенье.
Лишь тот обретет от страданий земных избавленье,
Кто славит Всевышнего — имя его и веленье.
Пустое занятие — веды бубнить тихогласно
И слушать, как шастры читают, — поверьте, напрасно.
Лишь тот обретет избавленье, чье сердце согласно
С Всевышним, — о нем помышляет вседневно, всечасно.
Напрасно подвижничество и обитель лесная,
Напрасно глазенье на небо, еда немясная.
Спасется лишь тот, кто не знает покоя, взывая
К Всемудрому, только его одного признавая.
[325] * * *
Жизнь — майя[326]. Все мы станем прахом —
таков закон судьбы великий.
При виде моря возрождений
мы все трепещем, горемыки.
Возвысим же хвалебный голос
в честь Кетарамского[327] владыки,
Пред чьим могуществом склонились
Каннан[328] и сам Четырехликий[329].
[330] * * *
Он — веда, Он — и приношенье.
Победа Он и пораженье.
Он — истина и ложь, всё Он:
И свет и тьма, и явь и сон.
Он — счастье, Он же — и несчастье.
Он — целое, и Он — двучастье.
Он — избавитель от земных
Мучений и повинник их.
Мы для него, светлеют думы,
Готовим порошок куркумы.[331]
* * *
Натянут лук, трепещет тетива.[332]
Три крепости побеждены, едва
Начался бой, — и торжествует Шива.
Лети, унди![333]
Не две, не три — всего одна стрела,
И спалены три крепости дотла.
Нам бог явил пылающее диво.
Лети, унди!
Он сделал шаг — и под его пятой
Обломки колесницы боевой.
Покаран враг, глумившийся спесиво!
Лети, унди!
* * *
Без страха малейшего вижу
змеи ядовитой извивы,
Без страха малейшего вижу
людей, что коварны и лживы,
И только слепцы-инобожцы,
не чтущие грозного Шивы,
Владыки Тиллейского[334] храма
внушают мне страх справедливый.
Без страха малейшего вижу
на солнце меча переливы,
И робостью душу не полнит
красавицы взор горделивый,
Но те, кто взирают бесстрастно
на танец косматого Шивы,
Владыки Тиллейского храма,
внушают мне страх справедливый.
Принц Салим, сын императора Акбара, будущий император Джахангир (?). Миниатюра персидского (?) художника при дворе Великого Могола, конец XVI в. (?)
Ознакомительная версия.
