VI. Уроки в медресе
Медресе» (религиозным училищем) для наставляемых душ служит весь мир, а «учебными пособиями» – все его обитатели, все стихии, все события и явления жизни. «Урок», преподаваемый Богом душе, ни на миг не прекращается. Эти положения суфизма иллюстрируются притчами, включенными в данный раздел.
Притча как бы иллюстрирует слова Корана: «...Ни один человек не знает, что случится с ним завтра; ни один человек не знает, на какой земле он умрет...» (31, 34) – и содержит скрытый призыв стремиться не к внешним, материальным («чтоб в Индию он был перенесен»), а к внутренним, духовным, переменам.
Д. Щ.
***
Убежать от самого себя, а следовательно, и от собственной судьбы – невозможно. Единственная альтернатива – достойно встретить ее лицом к лицу. Из притчи следует, что перемена места жительства, работы, брачного партнера и т. п. не решают экзистенциальных проблем человека. Поэтому столь важно объяснить ученику, что же именно может реально повлиять на его судьбу и решить его внутренние проблемы. То, что герой притчи перед смертью переносится из Святой земли – Иудеи – в языческую Индию, намекает на его греховность. Выходит, что он не прибег к главному средству, позволяющему избежать злой участи, – раскаянию...
М. Х.
Побег от смерти
Однажды некий подданный с поклоном
Предстал перед мудрейшим Соломоном:
«Царь, до зари внезапно я проснулся —
Ко мне Владыка смерти прикоснулся,
Да, наяву узрел я Азраила,
И дрожь предсмертная меня пронзила!»
«Чего ж ты хочешь?» – молвил повелитель.
«О Царь, ты и над духами правитель,
Так повели же одному из них,
Чтоб в Индию меня умчал он вмиг!..»
...Царь повелел, решив, что это – благо,
И очутился в Индии бедняга...
Все это было на заре. А днем
Сам Азраил предстал перед царем.
И царь ему: «О скорбный вестник выси,
Зачем ты утром смертному явился,
Прервав его покой, нарушив сон?
Чтоб в Индию он был перенесен?!»
И Азраил в ответ: «Я удивился,
Поскольку за душой его явился,
При этом Бог сказал мне, что она
Расстаться с телом в Индии должна,
А я его здесь – в Иудее – встретил...
Но тут же налетел какой-то ветер,
Унес его туда, и там как раз
Я выполнил Божественный приказ...»
...Мы вечно суетимся, убегаем,
И тем спастись и скрыться полагаем, —
Но от кого? Задумайся на миг:
От Бога? Или от себя самих?..
Под видом шаха (царя) в суфийской образной системе нередко выступает человеческий дух, а под видом его слуги (в данном случае шута) – эмоционально-физическая природа человека. Данная притча своеобразно иллюстрирует внутреннюю борьбу в человеке (ср. в Новом Завете: «...Плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся...» – Гал. 5, 17). Вместо того чтобы стремиться к гармонии между противоположными началами своей природы (к чему призывают суфийские мудрецы), религиозный фанатик, терпя многочисленные «поражения» от своих вышедших из-под контроля страстей, пытается в ответ подавлять в себе естественные потребности – «умерщвлять плоть». Как бы от лица последней – шут и заявляет шаху: «Ведь мне, хоть я ни в чем не виноват, // Ты сам теперь объявишь: „Шах и мат!..“»
Д. Щ.
***
Если во многих других притчах Руми речь идет о противоборстве «духа и плоти» (олицетворяемых соответственно в образах человека и животного), то в данном случае конфликт («шахматная партия») происходит между интеллектуально-волевым началом и эмоциональной сферой, которые оба представлены людьми – шахом и его шутом (животное – символ плоти – здесь отсутствует). Иными словами, в сражение вступают рациональное и иррациональное начала в человеке. Заметим, что шах (разум) довел шута (чувство) до отчаяния («а шут, как на ветру бедняк нагой, дрожал пред шахом»), что привело в конце концов к повторному поражению шаха, который снова получил мат (араб. мат – «смерть», т. е. разум отключился и оставил ситуацию вне своего контроля). Смысл притчи в том, что человек должен крайне внимательно прислушиваться к своей эмоциональной сфере («шуту»), не подавляя ее, но стараясь установить в своей жизни равновесие между разумом и желаниями.
Вспомним, что наиболее жестокими тиранами и инквизиторами (в широком смысле) бывали крайние аскеты, т. е. люди, подавлявшие в себе даже естественные желания. Последнее, в конечном счете, приводило их самих к духовной смерти, а бесчисленное множество их жертв – к смерти физической.
М. Х.
Шах и мат
Игра продлилась несколько минут,
И шаха в шахматы обставил шут.
Тут по? лбу шах шута огрел доской:
«Пусть впрок тебе пойдет урок такой,
Фигурами не двигай невпопад,
Не объявляй внезапно: „Шах и мат!“
Игру придется заново начать —
Тебя азам я стану обучать!»
А шут, как на ветру бедняк нагой,
Дрожал пред шахом – и ни в зуб ногой.
Но понемногу вновь в игру включился
И обыграть владыку изловчился.
И тут он, в завершение игры,
Забился под подушки и ковры —
И возопил: «О шах, я сам не рад,
Но снова объявляю: „Шах и мат!“»
Шах огляделся и спросил: «Ты где?»
А шут ему: «Я понял – быть беде,
Коль станем правду говорить владыкам,
Не пряча голову, с открытым ликом!
Ведь мне, хоть я ни в чем не виноват,
Ты сам теперь объявишь: „Шах и мат!..“»
«Безнадежно больным» является нафс, которому, согласно суфийскому учению, предстоит погибнуть вместе со смертью тела (в отличие от более высоких уровней личности, бессмертных по своей природе). Зная о своей смертности, нафскрайне эгоистичен и необуздан в своих желаниях. Однако, если разум человека («судья») потворствует нафсувместо того чтобы обуздывать его, то самому разуму приходится плохо («И – бац – судье заехал по затылку! // И должен был судья ему платить...»). Рассказ иллюстрирует суфийский призыв к постоянному самоконтролю.
Д. Щ.
Безнадежный больной
Больной явился к лекарю в тоске:
«Ты пульс пощупай на моей руке —
Я чувствую, пора определиться
С тем, сколько жизнь моя еще продлится!»
Врач пульс пощупал – и смекнул в момент,
Что не протянет долго пациент.
Но лекарь мудр и осторожен был
И от больного эту правду скрыл,
Сказав: «Чтоб жизни сохранять пыланье,
Всечасно исполняй свои желанья,
Не ставь своим хотениям преград,
И этим удалишь из тела яд.
Покорен будь сердечному веленью —
Ведь это путь кратчайший к исцеленью!»
Больной воспрянул: «Сладок твой совет,
Об этом дне мечтал я много лет!» —
И, рад и счастлив, полетел, как птица,
К прозрачному ручью – воды напиться.
Он подошел к воде, а в то мгновенье
Свершал почтенный суфий омовенье.
Больной взмахнул рукой в азарте пылком
И суфию заехал по затылку:
Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,
Осуществлять желанья мне велел!
Огретый суфий в гневе обернулся,
Ответно на больного замахнулся,
Но тотчас разглядел, что тот, бедняга,
И тощ, и еле дышит, доходяга.
И так решил: «В болезненном угаре
Сей муж! И если я его ударю,
То он в живых останется навряд:
Тогда меня осудят и казнят!
Ну нет, я не безмозглая зверушка,
Ведь за приманкой кроется ловушка.
Коль дело до конца не решено,
Подумай, чем закончится оно!» —
И, взяв больного за рукав халата,
Повлек его в судебную палату.
Там, оглядев ответчика, судья
Спросил: «Истец! В чем жалоба твоя?»
А тот: «За наглость мужа накажи!
Пороть плетьми публично прикажи,
Иль пусть его с позором провезут
По городу – да будет скор твой суд!»
Сказал судья: «Ответчик сей таков,
Что не хватает подходящих слов,
Чтоб описать, насколько болен он:
Один толчок – и дух из тела вон!
Как стану бледной тени я грозить,
Пороть плетьми, по городу возить?
А если б камень на тебя упал,
То ты и с камнем бы судиться стал?
Чтоб милость у Аллаха обрести,
Ты, суфий, полумертвого прости:
Ведь шариата суд, в конце концов,
Живущих судит, а не мертвецов!»
А тот: «Да как такое может быть:
Суд разрешает людям встречных бить?!»
Судья ж ему: «Поведай лучше мне:
Какая сумма есть в твоей суме?»
«Да в ней, судья, почти и денег нет,
Сам погляди: всего лишь пять монет!»
«Три мне отдай за справедливый суд,
А две ему: они его спасут,
Он хлеб вкуси?т – и просветлеет взор!»
Тут суфий – в крик: «Сколь глупый приговор!
Судья, я речь обжалую твою!..»
...Меж тем больной воззрился на судью:
Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,
Осуществлять желанья мне велел!
Сейчас я и недуг свой подлечу,
И от судьи монеты получу!
И он взмахнул рукой в азарте пылком,
И – бац – судье заехал по затылку!
И должен был судья ему платить:
Что делать – приговор не воротить!..
...Кто ближнему копает яму – тот
Сам, оступившись, в яму упадет!..
