Отчего это, спросите вы, рассказчик завел речь о чувстве да страсти: да оттого, что недобродетелен мужчина, который кичится своими способностями, и распутна женщина, которая обладает чрезмерной красотой. Только тот добродетелен и та высоко нравственна, кто умеряет рвущееся наружу, кто сдерживает переливающееся через край. Тогда нечего будет опасаться гибели. Так исстари повелось и относится в равной мере и к знатному, и к худородному.
Книга эта повествует об одной красавице, которая была обольстительной приманкой для мужчин, о любовных похождениях этой распутницы и щеголя, промотавшего родительское состояние, об их каждодневных утехах и наслаждениях, конец которым положил вонзенный меч… и Желтый источник.[51] И с тех пор больше не нужны стали ни узорные шелка, ни тончайший газ, ни белила, ни румяна.
А вдумайтесь спокойно, отчего это случилось. В том, что она погибла, нет странного нисколько, но ею увлеченный — рослый мужчина, здоровяк — расстался с жизнью; в нее влюбленный, он потерял несметные богатства, и это потрясло всю область Дунпин, всколыхнуло весь уезд Цинхэ.[52] Ну, а кто ж все-таки она, чья жена, кому потом принадлежала и от кого смерть приняла?
Да,
Чуть молвишь — пожалуй вершина Хуа[53] покосится,
В реке Хуанхэ течение вспять устремится…
Так вот, в годы под девизом Мира и Порядка сунский император Хуэй-цзун,[54] доверился четверке преступных сановников — своим фаворитам Гао Цю, Ян Цзяню, Тун Гуаню и Цай Цзину[55] которые навлекли на Поднебесную великую смуту. Люди забросили свои занятия, народ попал в безвыходное положение. Кишмя кишели разбойники. Взволновались живущие под Большой Медведицей, всполошился двор Великих Сунов и весь мир. Во всех концах империи поднялись разбойники: Сун Цзян — в Шаньдуне, Ван Цин — в Хуайси, Тянь Ху — в Хэбэе и Фан Ла — в Цзяннани.[56]
Эти самозванцы величали себя князьями, громили округа, грабили уезды, жгли и убивали. Только Сун Цзян в своих деяниях не расходился с велением Неба:[57] искоренял неправедных, убивал продажных чиновников-казнокрадов, злодеев и клеветников.
* * *
Жил в то время в уезде Янгу, в Шаньдуне, некий У Чжи, старший сын в семье.[58] И был у него брат родной единоутробный У Сун — богатырского сложения силач, ростом в семь чи. Он искусно владел копьем и палицей, а У Чжи ростом не достигал и трех чи. Тщедушный и до смешного простак, он, когда все шло спокойно, делал свое дело и на рожон не лез, стоило же случиться голоду, как он продал родительский дом и поселился отдельно от брата в уездном центре Цинхэ.
У Сун избил как-то во хмелю Тун Гуаня — члена Тайного военного совета — и, незамеченный, бежал в поместье к Чай Цзиню — Малому Вихрю, который жил в Хэнхайском округе Цанчжоу.[59] Чай Цзинь привлекал к себе героев и богатырей со всей Поднебесной, справедливых и бескорыстных, за что его и прозвали вторым Правителем Мэнчана.[60] Господин Чай — прямой потомок Чай Шицзуна, императора Чжоуской династии.[61] У него-то и укрылся У Сун. Хозяин оставил богатыря у себя. У Сун потом подхватил лихорадку… Так и прожил у Чай Цзиня больше года. Решил он как-то повидаться с братом, простился с хозяином и пустился в путь.
Через несколько дней добрался У Сун до Янгу. В те времена на границе Шаньдуна был перевал Цзинъян, а в горах обитал белолобый тигр со свирепыми глазами. Он поедал людей, и оттого лишь изредка попадались прохожие на опустевшей дороге. Местные власти обязали охотников изловить тигра в заданный срок, а по обеим сторонам шедшей к перевалу дороги вывесили распоряжения. В них купцам предписывалось через перевал проходить только группами и засветло. Узнав об этом, У Сун громко расхохотался и зашел в дорожный кабачок, выпил несколько чарок вина, стал еще храбрее, тряхнул палицей, и отмеряя сажени, зашагал к перевалу. Не прошел он и пол-ли,[62] как очутился у храма божества горы. К воротам было приклеено отпечатанное распоряжение. У Сун принялся читать: «На перевале Цзинъян завелся чудище-тигр, загубивший множество душ, а посему, ежели кто из селян или охотников изловит зверя в назначенный срок, получит от местных властей награду в тридцать лянов серебра.[63] Торговым гостям и прочему люду разрешается проходить группами лишь с шестой по восьмую стражу.[64] Одиноким же путникам во избежание несчастного случая подниматься на перевал запрещается даже днем, о чем и доводится до сведения».
— Какого черта мне бояться! — воскликнул У Сун. — Сейчас же пойду да погляжу, что там еще за чудище такое!
Храбрец привязал сбоку палицу и стал подниматься к перевалу. Обернулся, видит — солнце садится за гору. Стояла десятая луна:[65] дни были короткие, а ночи длинные, не заметишь, как темнеет. Прошел У Сун еще немного, давало знать хмельное. Вдали показался дремучий лес. Бросился к нему У Сун, видит — прямо перед ним темнеет гладкий-прегладкий камень-великан, похожий на лежащего быка. Прилег У Сун к камню, палицу рядом положил и уже собрался было соснуть. А как глянул на небо, видит — откуда ни возьмись налетел бешеный ураган.
Только поглядите:
Вихрь-невидимка в душу проникает,
Этот вихрь за год все с земли сметет.
Лишь земли коснется — листья ввысь взметает,
Лишь ворвется в горы — тучи с круч сорвет.
Ведь дракон рождает тучи, а тигр — ветер.[66] При каждом порыве только и слышался шум срываемых листьев. Вдруг что-то рухнуло на землю, и выскочил белолобый тигр. Глаза навыкате, полосатый, величиной с быка.
— Ой! — воскликнул У Сун, тотчас отскочил от каменной глыбы, схватил палицу и молнией бросился за валун.
Тигра мучили голод и жажда. Он вцепился передними лапами в землю, скреб когтями, а потом, готовясь к прыжку, ударил несколько раз хвостом с такой силой, будто грянул гром, раскаты которого потрясли горы и скалы. Страшно стало У Суну. Холодным потом выступил хмель, — все произошло куда быстрее, чем в нашем рассказе. Видит У Сун, что тигр вот-вот на него набросится, увернулся и встал у него за спиной. А у тигра шея короткая, назад не повернется, никак ему не уследить за У Суном. Уперся зверь передними лапами в землю, присел, чтоб ударить задними лапами, но богатырь успел отбежать в сторону. Опять ничего не вышло у тигра. Он так заревел, что задрожали холмы и горы. Надобно сказать, что нападая, тигр бросается на жертву, бьет задними лапами или хвостом. Если же эти приемы ему не удаются, он наполовину теряет силы. У Сун схватил палицу и что было мочи ударил обессилевшего зверя, уже собравшегося было отступить. Раздался оглушительный треск: обломился целый сук. Оказалось, У Сун промахнулся и угодил прямо по дереву. Пополам разлетелась палица. У смельчака в руке остался только обломок. Испугался богатырь, а тигр заревел от ярости, ударил хвостом, вызывая ветер, а потом бросился на У Суна. Тот успел отбежать шагов на десять и был вне опасности. Снова зверь впился когтями в землю. У Сун отбросил обломок палицы и, выждав удобный момент, обеими руками вцепился в пятнистый тигриный лоб и изо всех сил прижал его мордой к земле. Тигр старался вырваться, но у него иссякали силы, а храбрец ни на мгновенье не выпускал его, продолжал бить ногами по морде и глазам. Тигр рычал, выворачивал лапами глыбы земли. Под ним образовалась яма, куда и угодил У Сун. Размахнувшись, он что было мочи стал бить кулаком тигра до тех пор, пока зверь не испустил дух. Бездыханный, он лежал неподвижно, как мешок с тряпьем.
Сохранилось стихотворение в старинном стиле, где воспевается борьба У Суна с тигром на перевале Цзинъян.
Только поглядите:
Вот буря над вершиною Цзинъяна,
Громады туч затмили небосвод.
В багровых отблесках река, как пламя,
И бурой кажется трава вкруг вод.
Спускается к земле туман холодный,
Над мрачным лесом зорька все светлей,
Но вот раздался рык громоподобный,
И вылетел из чащи царь зверей.
Он поднял морду, он клыки оскалил,
Лисиц и зайцев распугал всех вмиг.
Олени и косули ускакали,
Подняли обезьяны страшный крик.
Тут Бянь Чжуан[67] и тот бы растерялся,
Тут Ли Цуньсяо[68] стал бы сам не свой.
Когда ж У Сун со зверем повстречался,
Храбрец, как видно, был еще хмельной.
И тигр, взбешенный голодом и жаждой,
Лавиной горной ринулся вперед.
Но встал скалой пред ним У Сун отважный,
В жестокой схватке кто из них падет?
Один бьет кулаком, все сокрушая,
Другой вонзает когти и клыки,
Удары, словно град, и кровь стекает,
Обагрены уж кровью кулаки.
Дух падали стоит в бору сосновом,
Шерсть клочьями кружится на ветру…
Зверь не сломил У Суна удалого,
Взгляни, лежит в траве злодея труп.
И шкуры уж поблек узор,
И не горит злодейский взор.
За время, нужное для обеда, храбрец У Сун голыми руками покончил со свирепым тигром, однако и сам едва переводил дыхание. Прежде чем отправиться на опушку лесной чащи за сломанной палицей, он на всякий случай еще раз десять ударил тигра. Зверь лежал бездыханный. «Надо собраться с силами и стащить его с перевала», — подумал У Сун и, обхватив тигра обеими руками, хотел было вытащить из лужи крови, но не тут-то было! У богатыря ослабели и руки, и ноги. Только он опустился на камень немного передохнуть, как на травяном склоне послышался шорох. «Темно становится, — подумал испуганный У Сун. — А что, если еще один явится? Пожалуй, не одолею». И не успел он так подумать, как у подножия показались два тигра.
