и углубления самосознания должно было происходить накопление грузинами знаний о дохристианском периоде Картли. Судя по уровню развития письменной культуры грузин в раннем средневековье, эти знания не могли не быть письменно оформлены [23]. Поэтому естественно возникает вопрос о вероятности существования не дошедшего до нас какого-то литературного памятника, послужившего прототипом приписываемой Л. Мровели хроники. При этом, как замечает К. С. Кекелидзе, метод составления «Жизни картлийских царей» должен был быть тот же, что и «Обращения Картли Ниной», которое автор списал почти дословно из списка Х в. [24] Лишь случайно сохранившийся древний вариант жизнеописания Нины может свидетельствовать об авторском методе Л. Мровели как историка. Составляя «Жизнь картлийских царей», он, должно быть, покорно следовал несохранившемуся тексту по истории дохристианской Картли. Лишь этим возможно объяснить те культурно-политические нюансы (арменофильство автора хроники, упоминание Эгриси вместо Абхазии и др.), которые для XI в. звучат немыслимым анахронизмом.
Поэтому вполне вероятно, что Леонти Мровели, которому впоследствии было приписано авторство «Жизни картлийских царей», явился своеобразным систематизатором грузинской исторической традиции [25]. Свою работу древнегрузинский автор провел с определенной политической тенденцией, соответствующей требованиям объединительного движения в Грузии XI в. (об этой стороне хроники мы неоднократно говорим в своих комментариях).
Приписываемая Леонти Мровели хроника имеет все типичные особенности древних литературных источников [26] (хронологические несуразицы, слабые указания на социальные отношения и т. п.). Кроме того, древнегрузинский автор (или его источники) наряду с письменными данными широко пользовался устными преданиями и мифологическими сюжетами, по-своему преломляя в них действительные события прошлого. Мровели обращался к описанию соседних с Грузией народов зачастую лишь в связи с освещением истории своей страны. Поэтому мы мало что узнаем о событиях на Северном Кавказе, если они не имели какого-либо отношения к Грузии. Несмотря на это, «Жизнь картлийских царей» является необходимым источником для истории взаимоотношений этих народов, для освещения той важной роли, которую играли в древности предки современных адыгов, осетин, балкарцев, вейнахов, дагестанцев в исторических судьбах Грузии и всего Закавказья.
* * *
Начало научному изучению хроники Л. Мровели, как и всего свода «Картлис цховреба», было положено в XVIII в. грузинским царем Вахтангом VI (1675—1737), когда созданная им комиссия «ученых мужей» приступила к «обновлению» ранее имевшихся списков грузинских летописей. В специальном «уведомлении», составленном в довольно туманном стиле, говорилось, что царь Вахтанг созвал ученых мужей, собрал «разрозненные» и «искаженные» переписчиками «в смутные времена» «Жития Картли» и, используя «истории» армян и персов, повелел написать «Картлис цховреба».
В течение последующих более чем ста лет свод грузинских летописей был известен в этом «вахтанговском» варианте. «Уведомление ученых мужей» ввело в заблуждение текстологов «Картлис цховреба», считавших его по преимуществу плодом «вахтанговского сочинительства». Лишь с выявлением новых списков свода, составленных задолго до рождения Вахтанга VI, стало ясно, что большая часть тех «исправлений» и «дополнений», которые вышеназванная комиссия приписывала себе, имелась в предшествующих списках «Картлис цховреба» [27].
После присоединения Грузии к России среди русских ученых, а через них — и в Западной Европе возник интерес к грузинским письменным памятникам. С этого времени приступают к их изучению и публикациям [28]. Первым публикатором и одним из наиболее серьезных интерпретаторов КЦ был член Российской Академии наук Марий Иванович Броссе (1802— 1880) [29].
Публикации грузинских письменных памятников имели большое значение для изучения присоединенного к России края. Открылась возможность судить по собственно грузинским источникам не только о Грузии, но и о сопредельных с нею народах. Но исследовательская деятельность М. И. Броссе и его учеников во многом оказалась зависимой от традиционных взглядов грузинской историографии: упрощенный подход к сведениям летописей, отсутствие сколько-нибудь удовлетворительного сравнительного их анализа. Тем не менее своими трудами М. И. Броссе создал предпосылки для критического пересмотра этой традиции, хотя полное ее преодоление стало возможным лишь значительно позже и связано оно с именами Н. Я. Марра, И. А. Джавахишвили, Е. С. Такайшвили и их учеников.
Первые же публикации грузинских летописей вызвали самые разноречивые суждения о них. Если М. И. Броссе, В. де Сен-Мартен, Д. 3. Бакрадзе и др. рассматривали ранние части КЦ как важный источник для изучения истории грузин и других народов Кавказа, то в противоположность им К. П. Патканов и некоторые другие ориенталисты отказывали им в какой-либо ценности. Эти противоречивые мнения о ранних грузинских источниках следует объяснять методологическими установками источниковедческих исследований того времени. Как справедливо писал С. Н. Какабадзе, «исследователи подходили к вопросу чисто внешне, мало заботясь о внутреннем анализе текстуального материала, как, например, Патканов и Ланглуа, или же подступали к летописям с заранее составленным предубеждением, основанным на ложно понятом представлении о национальном достоинстве» [30].
Особенно развернутую деструктивную критику ранних частей КЦ дал К.П. Патканов [31]. Основная его мысль сводилась к тому, что они являются неудачным «измышлением», что автор грузинской хроники не мог пользоваться какими-либо местными источниками, ибо их в Грузии не было, что подлинной «историей Грузии» является сохранившийся армянский перевод грузинской летописи, а изданный М. И. Броссе свод КЦ будто бы был сочинен самим Вахтангом VI и т. д. Все эти и прочие мысли Патканова уже тогда были подвергнуты критике.
В 1884 г. Д. З. Бакрадзе обнаружил список «Картлис цховреба», составленный в 1636—1646 гг. и получивший название «Списка царицы Мариам». Работа Д.3. Бакрадзе была, по существу, первым научным исследованием, посвященным анализу КЦ [32]. Кроме того, статья Бакрадзе носила программный характер: в ней намечались конкретные пути дальнейшего критического изучения древнегрузинской исторической литературы.
Вскоре был обнаружен новый свод древнегруэинских летописей, так называемое «Обращение Картли» («Мокцевай Картлисай»), составленный не позже середины Х в. [33] и служивший автору (или авторам) ранних частей КЦ в качестве источника, как об этом говорится в самом тексте «Жизни картлийских царей».
В 1913 г. И. А. Джавахишвили выявил еще один, более ранний список КЦ («Список царицы Анны»), а в 1922 г. — третий, «довахтанговский», «список Чалашвили», созданный в XVI в. [34]
Вскоре после публикаций Д. 3. Бакрадзе вышел в свет третий том «Осетинских этюдов» В. Ф. Миллера [35]. В специальном экскурсе, посвященном анализу письменных источников по истории осетинского народа, Миллер писал, что среди сведений, сообщаемых древними авторами о прошлом осетин, на первом месте должны быть поставлены грузинские источники. Миллер дал образцовый для своего времени анализ ранних частей «Картлис цховреба»; именно он впервые сделал «внутренний анализ текстуального материала грузинской хроники», об отсутствии которого у дореволюционных исследователей писал С. Н. Какабадзе. К сожалению, заслуги В. Ф.
