любви, раджа сдернул с ее шеи жемчужное ожерелье. Нить порвалась, и жемчужины рассыпались по постели. Увидев это, Джатаки забыла о любовных забавах и, отвернувшись от любовника, стала сосредоточенно собирать и считать жемчужины. Собрав все и нанизав их снова на нитку, она хотела было вновь предаваться наслаждению, но раджа уже ушел. Уходя, он подумал:
“Она свой тонкий вкус, прервав объятья, живо проявила,
А широту души — жемчужины внимательно считая;
Нежность ее видна в унылости всех поз и ласк любовных —
Увы, создал Творец гетеру эту с деревянным сердцем!
Джатаки — всего лишь своекорыстная гетера, а Кетаки — благородная женщина”.
Решив так, раджа Викрамадитья вернулся в свое царство, написал обо всем Бходжа-дэве и послал Кетаки тысячу мер слоновьего жемчуга.
А ныне
Поэзию, чья плоть — слова и смыслы,
И плоть пленительную женщин юных [376],
И в чем доподлинная суть искусства —
Все знает раджа Шивасинха-дэва [377].
На этом кончается рассказ о человеке опытном.
40
РАССКАЗ О РАСПУТНОМ ПЛУТЕ
Едва добьется женщины —
и тут же пресыщается:
Нет у распутного любви,
и нет любви к распутному.
На миг уловкой хитрою
распутным обольщенная,
С ним может женщина сойтись,
но нет к нему доверия.
У шлюхи, у предателя,
у деспота и у плута
Любовь подобна молнии:
вспыхнет — и тут же нет ее.
Был некогда город по имени Паталипутра [378]. Там жил раджпут по имени Кхадгасарвасва [379]. Однажды он шел со своей молодой женой из дома ее родителей в собственный дом, и по пути, на пустынной дороге, их увидел плут Шашидэва. Этот распутник возжелал жену раджпута. Вернувшись домой, он сказал своему закадычному другу Муладэве: “Друг Муладэва! Сегодня я увидел жену раджпута, шедшую за своим мужем: усталая от долгого пути, она ступала, словно охмелевший слон [380], и лицо ее в капельках пота было подобно полной луне, украшенной жемчугами. Поистине:
Тело, чистое золото, утомлено ношей прелести юной;
Будто царственный слон, мимо взоров моих величаво ступая,
Ланеокая глянет — и, словно волна, стрелы Смары нахлынут;
Это — амрита, это — напиток богов, но вослед — яд смертельный [381].
С того мгновения, как я ее увидел, мое сердце жаждет встречи с нею. Ты изощрен во всех искусствах — скажи, есть ли способ устроить такую встречу. Если нет, то я, истерзанный стрелами Кандарпы, расстанусь с жизнью, и ты увидишь погибель друга”.
Так говорят:
За женщинами вновь и вновь
распутник устремляется,
Но даже тысячью побед
он страсть не может утолить.
Муладэва сказал: “Друг! Не горюй! Мы найдем способ устроить вам встречу. Скажи, знаешь ли ты, по какой дороге направятся раджпут и его жена?” Шашидэва сказал: “Знаю, я спросил их об этом”. Муладэва сказал: “Тогда ты поистине прозорлив. А теперь поспеши. Пройди вперед по той же дороге, в каком-нибудь безлюдном месте раскинь палатку, нарядись женщиной и сиди в той палатке. А я тоже пойду с тобой”.
Шашидэва так и сделал, а Муладэва стал неподалеку в тени баньяна, опустив лицо в притворной скорби. Через некоторое время к тому месту приблизился раджпут со своей женой: он шел медленно, чтобы не слишком утомить и так уже уставшую жену. Они присели отдохнуть в тени баньяна, и раджпут, увидев опечаленного Муладэву, обратился к нему с вопросом.
Раджпут сказал: “О почтенный! Почему у тебя такой печальный вид?” Муладэва сказал: “О раджпут! Неловко рассказывать о моей беде столь уважаемому человеку. Но, с другой стороны, если не расскажу, то как выпутаюсь из беды? Ведь именно благородные люди помогают тем, кто попал в беду. Поистине, только благородный человек может помочь другому”. Раджпут сказал: “Какая помощь тебе нужна?” Муладэва сказал: “Видишь вон ту палатку?” Раджпут сказал: “Вижу — а что в ней?”
Муладэва, изобразив на лице смущение, проговорил: “О лучший из сострадательных! Выслушай, что со мной произошло. Моей беременной жене подходило время рожать, а дома — ни одной родственницы. Я подумал: роды — это такое дело, в котором нужна помощь женщины, и решил отвести жену в ее отчий дом: пусть рожает там, под присмотром родной матери. И пошли мы с ней к дому ее родителей. Но злая судьба распорядилась так, что по дороге у жены начались родовые схватки, — и вот она там, в палатке...” — с этими словами, рыдая, он упал на землю.
Увидев его в таком состоянии, раджпут проникся состраданием и сказал: “О почтенный! Не бойся! Моя жена пойдет к твоей и поможет. Женщины — они знают, как надо принимать роды”. Муладэва сказал: “Пусть будет так!”
Следуя приказу мужа, жена раджпута вошла в палатку. Притаившийся там плут заключил женщину в крепкие объятия — и она была уже готова к наслаждению. Ибо сказано:
Всечасно хочет женщина
соития с мужчиною,
Но по заклятью Гаури
мужского ждет желания.
И еще:
Мужчина, страстью одержим,
вспыхнет — и успокоится,
Но женщинам покоя нет,
и страсть у них — на восьмерых.
А Муладэва стал рассказывать раджпуту забавные истории и читать ему стихи, исполненные “шрингара-раса”, например:
“Жаром лицо увлажнено, груди высокие прижаты,
Стенанья нежные звучат, и прочь отброшена стыдливость;
На бедрах поясок звенит, глаза ее полуприкрыты —
О Мадана, двум молодым да будут радостны объятья!”
Внимая стихам, раджпут не слышал звона браслетов, доносившегося из палатки. А у Шашидэвы эти стихи удвоили силу страсти. Когда он полностью утолил свое желание и оставил жену раджпута, словно отслужившую свое гирлянду цветов, она, поправив волосы и одевшись, вышла из палатки и подумала: “Ну и хитры же эти два плута!” При этом она улыбнулась. Тогда ее муж-раджпут обратился к ней с вопросом. Раджпут сказал: “Дорогая, скажи, кто родился — мальчик или девочка?” Жена раджпута, смущенно улыбаясь, опустила лицо. Муладэва сказал: “О раджпут! Надо ли спрашивать? По ее смущенной улыбке видно, что родился мальчик” [382].
Поистине:
