Услышав стихи Маймуны о ее возлюбленном, Дахнаш пришел в великий восторг и воскликнул: «Поистине ты хорошо сказала о том, кого ты любишь, и прекрасно описала его, и я тоже обязательно не пожалею стараний и, как могу, скажу что-нибудь о моей возлюбленной».
Потом Дахнаш подошел к царевне Будур, поцеловал ее в лоб и, посмотрев на Маймуну и на прекрасную деву, свою возлюбленную, произнес такую касыду:
«За любовь к прекрасной хулят меня и бранят меня —
Ошибаются, по неведенью ошибаются!
Подари сближенье влюбленному! Ведь поистине,
Если вкусит он расставание, так погибнет он.
Поражен слезами я, влюбившись, и силен их ток,
И как будто кровь из-под век моих изливается.
Не дивись тому, что испытывал я в любви своей,
Но дивись тому, что был узнан я, когда скрылись вы.
Да лишусь любви я, коль скверное я задумаю!
Пусть любовь наскучит, иль будет сердце неискренно!»
И произнес ифрит слова еще одного поэта:
«Опустел их стан и жилища их в долине,
Я повержен, и злодей мой удалился.
Я пьян вином любви моей, и пляшет
В глазах слеза под песнь вожака верблюдов.
Стремлюсь я к счастию и близости, уверен я,
Что блаженство лишь в Будур найду счастливейшей.
Не знаю я, на что из трех бед сетовать,
Перечислю, вот послушай, сосчитаю я:
На глаза ее меченосные иль на стан ее,
Что копье несет иль кудрей ее кольчугу.
Она молвила (а я спрашивал о ней всякого,
Кого встречу я из пеших и оседлых):
«Я в душе твоей, так направь же взор в ее сторону
И найдешь меня». И ответил я: «Где душа моя?»»
Услышав от ифрита эти стихи, Маймуна сказала: «Отлично, о Дахнаш. Но кто же из них двоих лучше?» — «Моя возлюбленная Будур лучше, чем твой возлюбленный», — ответил ифрит. И Маймуна воскликнула: «Ты лжешь, проклятый! Нет, мой возлюбленный лучше, чем твоя возлюбленная!» — «Моя возлюбленная лучше», — возразил Дахнаш. И спорили они до тех пор, пока Маймуна не закричала на ифрита и не захотела броситься на него.
Тогда Дахнаш смирился и смягчил свои речи, сказав: «Пусть не будет мучительным поиск истины! Прекратим твои и мои речи. Каждый из нас свидетельствует, что его возлюбленный лучше. Значит, нужно найти того, кто установит между нами примирение, и мы положимся на все, что он скажет». — «Я согласна на это», — отвечала Маймуна.
А затем она ударила рукой о землю, и из недр вышел ифрит — кривой, горбатый и шелудивый, с глазами, прорезанными вдоль лица. На голове у него было семь рогов и четыре пряди волос, которые спускались до пят. Его руки были как вилы, ноги, как мачты, ногти, как когти льва и копыта — как у дикого осла. И когда этот ифрит появился и увидал Маймуну, он поцеловал перед ней землю, а потом встал, заложив руки за спину, и спросил: «Что тебе нужно, о госпожа, дочь царя?» — «О Кашкаш, — отвечала она, — я хочу, чтобы ты рассудил меня с этим проклятым Дахнашем». И затем она рассказала кривому ифриту всю историю от начала до конца. Тогда Кашкаш посмотрел на лица юноши и девушки, спавших в обнимку, и увидел, что равны они по красоте и прелести своей. И марид Кашкаш, будучи не в силах оторвать от них взгляда, подивился их красоте и прелести. Затем он обернулся к Маймуне и произнес такие стихи:
«Посещай любимых, и пусть бранят завистники —
Ведь страсть разрушить не может завистливый,
И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,
Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем,
Обнялись они, и покров согласия объемлет их,
А подушку им заменяют плечи и кисти рук,
И, когда сердца заключат с любовью союз навек —
Знай, что люди тогда по железу бьют, по холодному,
И коли дружит хоть один с тобой, то он — прекрасный друг:
Так проведи же жизнь с подобным другом и счастлив будь,
О хулящие за любовь влюбленных, возможно ли
Исправление тех, у кого душа испорчена?
О Владыка мой, милосердый Бог, дай нам свидеться
Пред кончиною хоть на день один, на единственный!»
Затем ифрит Кашкаш обратился к Маймуне и Дахнашу и сказал им: «Клянусь Аллахом, если вы хотите истины, то я скажу, что оба они равны по красоте, прелести, блеску и совершенству, и отличить их можно только по полу — мужскому и женскому. Но у меня есть другой способ: разбудим одного из них так, чтобы другой не знал, и тот, кто загорится любовью к своему соседу, будет ниже его по красоте и прелести». — «Это будет правильно!» — воскликнула Маймуна, а Дахнаш сказал: «Я согласен на это!»
И тогда Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Замана, а тот в испуге вскочил со сна и принялся царапать ногтями укушенное место на шее — так сильно оно горело. Юноша повернулся на бок и увидел, что кто-то лежит с ним рядом. Дыхание того существа ароматнее благоухающего мускуса, а тело мягче масла. Изумился царевич тому безмерно.
Поднявшись, он сел прямо и взглянул на то существо, которое лежало с ним рядом, и увидел, что это дева, подобная дивной жемчужине или куполу чудесного храма, со станом прямым, словно буква алиф[15], высокая ростом, с выдающейся грудью и румяными щеками. Как сказал про нее один поэт:
«Четыре здесь для того только собраны,
Чтоб сердце мое изранить и кровь пролить:
Свет лба ее и мрак ночи кудрей ее,
И розы щек, и сиянье улыбки уст».
А другой поэт так сказал:
«Являет луну, и гнется она, как ива,
Газелью глядит, а дышит словно амброй.
Как будто мое сердце любит горе
И в час разлуки с ним соединится».
И Камар-аз-Заман посмотрел на спящую рядом с ним Ситт Будур, дочь царя аль-Гайюра, и узрел красоту ее и прелесть. Он увидел на ней венецианскую рубашку (а девушка была без шальвар) и на голове ее — платок, обшитый золотой каймой и унизанный дорогими камнями, а в ушах ее — пару колец, светивших, как звезды, и на шее — ожерелье из бесподобных жемчужин, которых не может иметь ни один царь. Посмотрел на нее царевич, и разум его помутился.
И зашевелился в нем природный жар, и послал Аллах на него охоту к соитию, и воскликнул юноша про себя: «Что захотел Всевышний, тому быть, а чего не хочет он, того не будет!» Затем он протянул руку к царевне и, повернув ее, распустил ворот ее рубахи. И явилось ему тело ее, и увидел он груди ее, подобные двум шкатулкам из слоновой кости. Любовь его еще больше разгорелась в нем, и почувствовал он к деве той великое желание.
Камар-аз-Заман начал будить прелестную царевну, но она не просыпалась, так как Дахнаш отяжелил ее сон. И тогда юноша принялся трясти ее и шевелить, говоря: «О любимая, проснись и посмотри, кто здесь, рядом с тобой. Я — Камар-аз-Заман!» Но девушка не пробудилась и не шевельнула головой.
И тогда Камар-аз-Заман подумал немного и сказал про себя: «Если мой расчет верен, то на этой деве мой родитель непременно захочет меня женить, ведь уже три года, как я отказываюсь от этого. Если желает того Аллах, то, когда придет утро, я скажу отцу: «Жени меня на ней, чтобы я ею насладился». И уж тогда не пройдет и половины дня, как я достигну с нею близости и буду наслаждаться ее прелестью и красотой».
Потом Камар-аз-Заман наклонился к Будур, чтобы поцеловать ее. И джинния Маймуна задрожала и смутилась, а ифрит Дахнаш аж взлетел от радости. Но затем Камар-аз-Заман устыдился Аллаха Великого и, повернув голову, отвратил от девы лицо и сказал сердцу своему: «Терпи!»
Затем царевич подумал и сказал: «Лучше я подожду. А вдруг это мой отец, когда разгневался на меня и заточил меня в башне, привел ко мне эту девушку и велел ей спать со мной рядом, желая испытать меня ею. Он, может быть, научил ее, чтобы, когда я стану ее будить, она не спешила проснуться, и сказал ей: «Что бы ни сделал с тобой Камар-аз-Заман — расскажи мне». Или же мой отец стоит где-нибудь, спрятавшись, и видит все, что я делаю с этой девушкой, а утром он будет меня бранить и скажет мне: «Ты сказал, что нет тебе охоты жениться, а сам целовал и обнимал эту деву!» Я удержу свои желания, чтобы не раскрылось мое сердце отцу, и правильно будет мне не касаться сейчас этой девы и не смотреть на нее. Только возьму я у нее какую-нибудь вещь, которая будет напоминать мне о ней, и тогда останется между нами хоть какой-то знак».
