Потом Камар-аз-Заман поднял руку девушки и снял с ее маленького пальца перстень, который стоил много денег, так как камень на нем был драгоценный. Вокруг того камня были вырезаны следующие стихи:
«Не подумайте, что забыть я мог обещания,
Сколько времени вы бы ни были в отдалении.
Господа мои, будьте щедрыми, будьте кроткими;
Целовать смогу я уста, быть может, и щеки вам.
Но клянусь Аллахом, уйти от вас не могу уж я,
Даже если вы перешли бы предел любви моей».
Потом Камар-аз-Заман снял этот перстень с маленького пальца царевны Будур и надел его на свой мизинец, а затем он повернулся к деве спиной и заснул.
И, увидя это, джинния Маймуна обрадовалась и сказала Дахнашу и Кашкашу: «Видели ли вы, какую мой возлюбленный Камар-аз-Заман проявил воздержанность с этой девой? Вот как совершенны его достоинства! Посмотри, как он взглянул на нее, такую прекрасную и дивную, и не поцеловал ее, и не обнял, и не протянул к ней руки. Напротив, он повернулся к ней спиной и заснул». — «Да, мы видели, какое он проявил совершенство», — отвечали ифриты.
Тогда Маймуна превратилась в блоху и, проникнув в одежды Будур, возлюбленной Дахнаша, прошла по ее ноге, дошла до бедра и, пройдя под пупком расстояние в четыре кирата[16], укусила деву.
Открыла глаза царевна и, выпрямившись, села прямо. И увидела она юношу, который спал рядом с ней и храпел во сне. И был он лучшим созданием Аллаха Великого, и глаза его смущали прекрасных гурий, а слюна его была слаще меда на вкус и полезнее терьяка[17]. Рот его походил на печать Сулеймана[18], и уста его подобны кораллу, а щеки — цветам анемона. Как сказал поэт в своих стихах:
«Утешился я, забыв Навар или Зеянаб
Ради мирты пушка его под розой ланиты;
Люблю я газели дитя, одетого в курточку,
И нет уж любви во мне для тех, кто в браслетах.
Мой друг и в собраниях, и в уединении
Не тот, что дружит со мной в домашнем покое.
Хулящий за то, что я и Зейнаб, и Хинд забыл, —
Блестит, как заря в пути, моя невиновность.
Согласен ли ты, чтоб в плен попал я ко пленнице,
Живущей, как в крепости, за прочной стеною».
Когда царевна Будур увидела Камар-аз-Замана, ее охватили безумие, любовь и страсть, но воскликнула она мысленно: «О позор мне! Этот юноша — чужой, и я его не знаю! Почему он лежит рядом со мною на одной постели?»
Потом она взглянула на него второй раз и воскликнула: «Клянусь Аллахом, это красивый юноша, и мое сердце едва не разрывается от любви к нему! О, позор мой! Клянусь Аллахом, если бы этот юноша посватался ко мне, я бы его не отвергла, а вышла бы за него замуж и насладилась бы его прелестью». И она посмотрела в лицо царевичу и сказала: «О господин мой, о свет моего глаза, пробудись ото сна и возьми мою красоту и свежесть!»
Она пошевелила руку царевича, но джинния Маймуна опустила над ним крылья и сделала сон его непробудным, поэтому Камар-аз-Заман не проснулся. Тогда царевна Будур принялась его трясти, приговаривая: «Заклинаю тебя жизнью, послушайся меня, пробудись ото сна и взгляни на нарцисс и на зелень. Насладись моим животом и пупком, играй со мной и дразни меня с этой самой минуты и до утра. Заклинаю тебя Аллахом, встань, господин, обопрись на подушку и не спи!»
Но Камар-аз-Заман не дал ей ответа, а, напротив, захрапел во сне, и дева воскликнула: «Что ж, ты гордишься своей красотой, прелестью, изяществом и нежностью, но насколько ты красив, настолько же и я прекрасна! Что же ты делаешь? Разве они тебя научили от меня отворачиваться, или мой отец, скверный старик, тебя научил и взял с тебя клятву, что ты не заговоришь со мной сегодня ночью?»
Но юноша не раскрыл рта и не проснулся, и дева еще больше его полюбила. Вдохнул Аллах в ее сердце крепкую любовь к Камар-аз-Заману. Посмотрела она на царевича, сдержав в себе тысячу вздохов, и сердце ее забилось, и все внутри нее затрепетало, и члены ее задрожали. И взмолилась царевна к Камар-аз-Заману: «Скажи мне что-нибудь, о мой любимый, поговори со мной, о возлюбленный, ответь мне и скажи, как тебя зовут. Ты похитил мой разум!»
Но Камар-аз-Заман был погружен в сон и не отвечал ей ни слова. Тогда царевна Будур вздохнула и сказала: «Что же ты так чванишься?»
Дева снова начала трясти царевича, а затем она повернула его руку и увидела свой перстень на его мизинце. И тогда издала она крик, сопровождая его кокетливыми ужимками, и воскликнула: «Ах! Клянусь Аллахом, ты любишь меня. И похоже, что ты отворачиваешься от меня именно из чванства, несмотря на то что ты, мой любимый, пришел ко мне, когда я спала, и неизвестно, что со мной сделал. Ты взял мой перстень, но я не сниму его с твоего пальца!»
Царевна распахнула ворот его рубашки и, склонившись к нему, поцеловала его, а затем дева протянула к нему руку, чтобы поискать на нем какую-нибудь вещь, которую она могла бы взять себе, но ничего не нашла. Тогда царевна Будур опустила руку ему на грудь и скользнула к животу, ибо невероятно мягко было его тело, а потом она опустила руку к пупку и попала на срамной уд. И сердце девы раскололось, и душа ее затрепетала, и поднялась в ней страсть великая, ибо известно, что страсть женщин сильнее, чем страсть мужчин. И тогда смутилась безмерно прекрасная дева.
А потом она сняла перстень Камар-аз-Замана с его руки и надела себе на палец вместо своего старого перстня. Затем прикоснулась она губами к устам и рукам юноши, и не оставила она без поцелуя ни единого места на теле любимого. После этого царевна придвинулась к юноше, обняла его, положив одну руку ему под шею, а другую под мышку, и так заснула с ним рядом.
Тогда сказала Маймуна ифриту Дахнашу: «Видел ты, о проклятый, какое проявил мой возлюбленный высокомерие и гордость и что делала твоя дева из любви к моему царевичу? Нет сомнений, что мой возлюбленный лучше твоей возлюбленной, но все-таки я тебя прощаю».
Затем она написала ему свидетельство о вольноотпущении, и, обернувшись к Кашкашу, сказала: «Подойди вместе с Дахнашем к царевне, подними ее и помоги ифриту отнести ее на место, так как ночь уже почти прошла». — «Слушаю и повинуюсь!» — ответил Кашкаш. И затем оба ифрита подошли к царевне Будур, подняли ее на руки и улетели с нею. Они принесли ее на место и уложили на постель. А Маймуна осталась одна. Она смотрела на своего спящего возлюбленного до самого утра, а потом удалилась.
Когда показалась заря, Камар-аз-Заман пробудился ото сна и посмотрел по сторонам, но не нашел подле себя прекрасной девы. «Что же это было? — спросил он себя. — Похоже, отец соблазнял меня жениться на той деве, которая была подле меня этой ночью, а после тайком взял ее от меня, чтобы распалить во мне желание жениться». И он кликнул евнуха, который спал у дверей, и сказал ему: «Горе тебе, проклятый, поднимайся на ноги!» И евнух встал, одуревший от сна, и подал таз и кувшин. Камар-аз-Заман поднялся и вошел в место отдохновения и, исполнив нужду, вышел оттуда, омылся и совершил утреннюю молитву.
Затем он посмотрел на евнуха, который его обслуживал, и воскликнул: «Горе тебе, о Сауаб! Отвечай, кто приходил сюда и взял деву, что была рядом со мною?» — «О господин, о какой деве вы говорите?» — спросил евнух, и Камар-аз-Заман отвечал: «Дева, которая спала подле меня сегодня ночью».
Евнух испугался его слов и воскликнул: «Клянусь Аллахом, не было подле тебя никакой девы! Как она могла войти, если я сплю у запертых дверей? Клянусь Аллахом, господин, не входил к тебе ни мужчина, ни женщина». — «Ты лжешь, злосчастный раб! — воскликнул Камар-аз-Заман. — Как ты смеешь обманывать меня? Говори немедленно, куда ушла та дева, что спала подле меня сегодня ночью, рассказывай, кто взял ее у меня?» И евнух сказал, испугавшись еще сильнее: «Клянусь Аллахом, я не видел ни девы, ни юноши». Камар-аз-Заман рассердился на слова евнуха и воскликнул: «О проклятый, признавайся, это мой отец научил тебя хитрить. Подойди-ка ко мне». Евнух подошел к царевичу. Тот схватил его за ворот и ударил о землю, и евнух пустил ветры. А потом Камар-аз-Заман встал на него коленями, пнул его ногой и так сдавил ему горло, что евнух потерял сознание. А после этого Камар-аз-Заман поднял слугу, привязал к веревке колодца и стал спускать вниз, пока тот не достиг воды. Евнух погрузился в воду (а тогда были дни зимние и очень холодные), а потом Камар-аз-Заман вытянул его и опустил во второй раз. И он все время погружал евнуха в воду и выдергивал его оттуда, а тот звал на помощь, кричал и вопил. Камар-аз-Заман говорил ему: «Клянусь Аллахом, о проклятый, я не подниму тебя из этого колодца, пока ты не расскажешь мне о той деве и о том, кто взял ее, когда я спал».
