Эти трое увидели, насколько они ошиблись, и всплеснули руками:
— Не понимали мы, что у него на сердце, и как же мы могли так оплошать! Подшучивает он не впервые, глупо нам было ему поверить! Какой удивительный монах! Есть множество будд, нарисованных на картинах или вырезанных из дерева, но этот монах воистину Шакья Татхагата во плоти!
Не было человека, который бы не высказал восхищения, услышав об этом.
8
Как Иккю сочинял стихи и ел осьминога, а также о том, как его изрыгнул
Преподобный Иккю любил полакомиться осьминогами. Однажды выдалось у него свободное время, и он послал кого-то купить осьминогов, а как раз в тот день они уже в той лавке были распроданы. Тому человеку пришлось искать их повсюду, и потому он запоздал с возвращением. Иккю его заждался, и в ожидании сочинил стихотворение:
«В этот раз поспеши!» —
Говорил я, но он,
Преподобный Тако
Долгополый,
Шествует неторопливо[41].
Коно таби ва
Исогу то иу ни
Нагасодэ но
Тако но ню:до:
Мити но ососа ё
Пока он сочинительствовал, вернулся тот человек и принёс четыре-пять осьминогов. Иккю обрадовался и рассудил:
— Недостойно было бы их так прямо и съесть, это было бы чересчур жестоко! Нужно произнести наставление! — и сказал:
Тысячерукой Каннон подобный
Осьминог с твоим множеством рук!
Порезать, добавить юдзу —
Как бы ещё почтить?
Осьминогов Садо
Особо изысканен вкус.
В других же запретах
Будем следовать старому Шакье![42]
Сэндзю Каннон га
Тако но тэ ооси
Киттэ юдзу о какэтэ
Икан тока хаисэн
Сасю: итими
Тэннэнбэцу
Та но кинкай
Ро: Сяка ни макасу
— Ну вот, наставление-индо мы сказали, что же теперь? Предать тело огню или земле? Нет-нет, устроим-ка погребение в воде! — Тут он отрезал от осьминогов руки и ноги, омыл их тела, приправил юдзу и сжевал одного за другим. Потом он направился в дом одного из прихожан и пил с ним сакэ, а поскольку осьминогов он съел слишком много, одолела его тошнота, и тошнило его одними осьминогами. Тот прихожанин увидел это, поразился и сказал:
— Я думал о вас как о живом Будде, а вы едите осьминогов? Оказывается, вы монах, не брезгующий скоромным? Надо же, какое дело… — так поддевал он Иккю, но тот нимало не смутился и отвечал:
— Всё вовсе не так! Осьминогов я не ел, они сами у меня изо рта полезли, тут уж ничего не поделаешь. Не ел я их! — настаивал Иккю.
— Да как у вас язык поворачивается говорить, что не ели, если они лезут из вашего рта?! Не сходится у вас одно с другим! — трясся от смеха тот прихожанин.
— Ладно-ладно, докажу вам, что и так бывает, когда лезет изо рта то, чего не ел! — и повёл тех, кто там был, в храм Тиондзи, показал им картину, на которой изображены Шаньдао и Хонэн[43]:
— Смотрите, люди, хорошенько! Хоть Шаньдао и не ел будду Амиду, а Три почитаемых[44] выходят у него изо рта! Если уж сам Шаньдао не ел Амиду, а не может удержать будду, когда тот выходит изо рта, куда уж мне, глупому монаху, сдержать тех осьминогов, которых я не ел!
Те люди только всплеснули руками и, не найдя, что сказать, разошлись по домам с мыслью: «На всё у него найдётся ответ!»
Иккю направился в дом одного из прихожан и пил с ним сакэ, а поскольку осьминогов он съел слишком много, одолела его тошнота, и тошнило его одними осьминогами. Тот прихожанин увидел это, поразился и сказал: «Я думал о вас как о живом Будде а вы едите осьминогов?»
9
Как Иккю объявил о том, что он будет есть рыбу
Некто пришёл к Иккю и рассказывал:
— По всей столице только и слышно: «Преподобный Иккю — это живой Будда, и если он съест рыбу и изрыгнёт её в воду, то рыба в тот же миг оживёт и станет такой, как была!»
Иккю это развеселило, и он на перекрёстках в столице установил таблички, на которых было написано:
«В такой-то день такого-то месяца в Мурасакино, что неподалёку от Сагаримацу, я буду есть рыбу, а потом изрыгну её такой, как была, и выпущу в воду. Приходите все, кто желает посмотреть!
Старый Наставник Поднебесной, учитель Дзэн Иккю»
Увидев это, заговорили люди по всей столице: «Неужели и правда? Слышали, что люди о нём такое рассказывают, но не верилось, а тут оказывается, что так и есть, без всяких сомнений! Если бы не мог сотворить такое чудо — не стал бы ведь сам своей рукой писать это и развешивать?! Да уж, те, кто сподобится это увидеть, будут об этом рассказывать до скончания века!» Знавшие Иккю и не знавшие, те, кто видели объявление, и те, кто не видели, — все в нетерпении ждали, когда придёт указанный день, и весь город собрался у ворот храма. В стремлении не упустить такое зрелище вытягивали они шеи так, что чуть не падали, и знать, и чернь — все собрались со всей столицы.
Подошёл назначенный час. Во двор вынесли большой таз для умывания, налили в него воды, и правда — начали готовить рыбу! Приготовленные кушанья поставили рядом с тазом. Вышел Иккю, съел подчистую всю рыбу, наконец взял небольшой тазик и принялся с закрытыми глазами над ним приговаривать: «Кацу! Кацу!» Вся толпа пришедших на зрелище вперилась в его лицо в ожидании — вот сейчас уже Иккю начнёт изрыгать живую рыбу! Через какое-то время Иккю сказал:
— Раз уж люди издалека пришли посмотреть, собирался я сегодня изрыгать лучше обычного, но вот что-то не блюётся мне нынче! Ничего не поделаешь — придётся выпускать её позже, вместе с дерьмом! Возвращайтесь-ка скорее по домам! — и с этими словами вернулся в храм. Десять тысяч человек, знать и простонародье, разочаровались. «Провёл нас этот монах!» — досадовали они по дороге домой, но люди понимающие говорили: «Все те рыбы, которых он сейчас съел, уже резвятся в пучинах! Что за дивное наставление! Правду говорят, что в истинном учении чудес не бывает — но люди его хвалили, а потому он объявил, что содеет что-то чудесное — и потому люди, что его превозносили, сейчас поносят, вот это-то и было смыслом его наставления! Как замечательно!» — так восхищались они, и люди вокруг — и те, кто поняли, о чём речь, и те, кто не поняли, — покивали с согласием да и разошлись.
1
Как преподобный Иккю продолжил стихотворение
В местности Сиракава жил один монах, известный своим остроумием, и, услышав о находчивости Иккю, всё думал: «Хорошо бы к нему пойти складывать стихи да задать какую-нибудь трудную строчку!» Долго он собирался, а потом вдруг что-то ему пришло на ум, и он решил: «Наконец-то пойду к Иккю, раззнакомлюсь с ним да предложу начальную строку стихотворения!» — и тут же пустился в неблизкий путь в Мурасакино.
Иккю как раз был в своей хижине, они познакомились, поговорили о том о сём, и тот монах, который загодя заготовил строку, сказал:
— Слышал я о вашей находчивости, и захотелось сложить с вами стихотворение. Не предложите ли первые строки, а я постараюсь продолжить? — а Иккю отвечал:
— Обычно гость начинает, а хозяин продолжает, так что давайте вы первый.
У того монаха первые строки уже были придуманы, и он сказал:
— Ну что ж, попробую! — и, чтоб сказать подготовленные строки, спросил:
— Как зовётся здешняя местность?
— Мурасакино, — отвечал Иккю. Тогда монах сказал:
Мурасакино,
Рядом — земля Тамба[45].
Мурасакино
Тамба ни тикаси
Ещё не перевёл он дух, сказав это, как Иккю уже стал сочинять заключительные строки:
— Вы сами-то откуда будете?
— Из Сиракава.
Тогда Иккю продолжал:
Сиракава,
По соседству с Куродани.
Сиракава
Куродани но тонари
Поражённый монах сказал:
— Я ведь задал очень трудные строки! В одной фразе два цвета и два места! Я думал, что даже если человек лёгок на язык, как тыква-горлянка, что не тонет в речных волнах, хоть ненадолго, да запнулся бы! Вы же, не будучи ныряльщицей-ама, что собирает моллюсков, на одном дыхании смогли продолжить стихотворение! К такому вашему таланту, тут ещё и пчёлы![46] Страшно! — Он сделал вид, что отгоняет пчёл, и убежал, подоткнув полы одежды за пояс.
2
Как преподобный Иккю подписал картину
Один человек втайне попросил главу школы Тоса[47] написать для него картину, а тот всё никак не собирался это сделать. Истомившись ожиданием, тот человек снова пошёл в дом мастера Тоса, а мастер, хоть и не служил он отбивающим ночные часы[48], предавался дневному сну. Тот человек был в общении деликатный, да и просьба была тайная, но всё-таки кое-как растолкал он мастера, а тот сказал:
