не напевают быстрых мелодий Чу? Потому что не подходят. Хорошо управляемое государство опирается на ритуал, а не на изощренное красноречие.
Поэтому Лаоцзы говорит: «Когда растут законы и приказы, увеличивается число воров и разбойников» [1102]. Об этом сказано.
Тянь Пянь [1103] беседовал с циским ваном об искусстве Дао. Ван в ответ сказал:
— Мои владения — это царство Ци. Искусство Дао мало пригодно для устранения его бед. Хотелось бы послушать, как им управлять.
— Мои речи, — сказал Тянь Пянь, — хотя и не об управлении, но могут быть полезны управлению. Вот, например, лес. Это не материал, но он может стать материалом. Хочу, чтобы ван вдумался в то, что было сказано, и сам выбрал пригодное для управления. Хотя Дао и не устраняет бед, но его силою все переплавляется и преобразуется во Вселенной и в пределах шести сторон света. Зачем спрашивать о делах правления в царстве.
Это имел в виду Лао Дань, когда говорил: «Форма без формы, образ без существа» [1104]. Ван спросил о царстве Ци, Тянь Пянь ответил примером о древесном материале: материал — еще не лес, лес — еще не дождь, дождь — еще не инь-ян, инь-ян — еще не Гармония, а Гармония — еще не Дао.
Бай-гун Шэн [1105] завоевал Цзин и никак не мог решиться разделить имущество со складов и арсеналов между людьми. Прошло семь дней, и Ши Ци [1106] сказал ему:
— Неправедно добытое да еще не раздать — это накликать беду. Не можешь отдать, лучше сожги, не восстанавливай людей против себя.
Бай-гун не послушался, и через девять дней явился Е-гун. Он открыл большие склады и арсеналы и раздал товары и оружие народу, а затем напал на Бай-гуна и через девятнадцать дней пленил его.
Итак, царство не принадлежало ему, а он захотел владеть им — это можно назвать верхом алчности, не уметь принести пользу ни себе, ни людям — можно назвать верхом глупости. Скаредность Бай-гуна можно сравнить с любовью совы к своим птенцам [1107].
Поэтому Лаоцзы говорит: «Чем переполнять сосуд — лучше его вовсе не наливать; как ни заостряй предмет при ковке, он все равно затупится» [1108].
Чжаоский Цзяньцзы [1109] назначил Сянцзы своим наследником. Узнав об этом, Дун Яньюй сказал ему:
— Усюй [1110] из худого рода. Почему же вы сделали его своим наследником?
— Он из тех людей, что могут стерпеть позор ради родных алтарей.
Прошло время. Как-то Чжи-бо сидел с Сянцзы на пиру и вдруг схватил Сянцзы за голову. Приближенные Сянцзы просили позволения убить Чжи-бо, но Сянцзы сказал:
— Когда прежний ван ставил меня на престол, он сказал: «Сянцзы может ради родных алтарей стерпеть позор». Разве он сказал: «Сянцзы может убить человека»?
Через десять лун Чжи-бо окружил Сянцзы в Цзиньяне. Разделив свои отряды, Сянцзы нанес Чжи-бо сокрушительное поражение, а из его головы сделал винную чашу.
Поэтому Лаоцзы говорит: «Знающий свою силу, умеющий быть слабым для Поднебесной — как горная долина» [1111].
Беззубый спросил Учителя в Тростниковом Плаще [1112] о дао, и тот ответил:
— Выпрямляй свое тело, сосредоточивай свое зрение, и небесная Гармония приблизится к тебе. Сдерживай свое знание, выправляй свою меру, и дух придет и поселится с тобой. Благо придет и будет с тобой рядом. Сама Красота и дао станут твоим жилищем. Простодушный как новорожденный телок, ты не будешь доискиваться никаких причин.
Речь его еще не отзвучала, как Беззубый прозрел. А Учитель в Тростниковом Плаще, удаляясь, запел песню:
Телом подобен иссохшим ветвям,
Сердцем подобен угасшему пеплу,
Правдив и невежествен,
Темный, обширный,
Нет равной ему души,
Вот какой он человек!
Поэтому Лаоцзы говорит: «Если мудрость распространяется на все четыре стороны света, возможно ли, чтобы что-то оставалось вне знания?» [1113]
Чжаоский Сянцзы напал на племя ди и разбил его [1114]. Взял два города — Южэнь и Чжунжэнь. Сянцзы как раз принимался за трапезу, когда прибыл вестник с этой новостью. Сянцзы опечалился. Кто-то из свиты спросил его:
— Взять за одно утро два города — для всех это радость. Почему государь помрачнел?
— Даже на самых больших реках половодье не бывает более трех дней, ведь «жестокая буря не длится весь день, а солнце в зените стоит лишь миг» [1115]. Не остается места для доблестных деяний рода Чжао: за один день взять два города — это означает, что погибель ждет меня.
Кунцзы, услышав об этом, сказал:
— Чжао находится в расцвете! [1116] Ведь потому и процветают, что печалятся. Погибают же оттого, что радуются.
Трудность не в том, чтобы победить, а в том, чтобы удержать победу. Мудрые ваны умели удерживать ее, потому завоеванное ими благоденствие распространялось и на последующие поколения. Царства Ци, Чу, У и Юэ, случалось, одерживали победы, а в конце концов погибли, — они не поняли, что значит удерживать победу. Кунцзы был настолько силен, что управлялся с засовом на городских воротах [1117], но не хотел славы силача; Моцзы построил оборону и победил Гуншу Баня, но не захотел быть прославленным за свое военное мастерство [1118]. Кто обладает искусством удержания победы, свою силу почитает за слабость.
Поэтому Лаоцзы говорит: «Дао пусто, но в применении неисчерпаемо» [1119].
Хуй Мэн был принят сунским Кан-ваном [1120]. Затопав ногами от негодования, тот прохрипел:
— Я люблю смелые подвиги и не люблю проповедников добродетели и долга. В чем же гость может меня наставить?
— Я могу сделать так, что смелый и сильный, делая выпад, не попадет в цель, нанося удар, промахнется. Не хотите ли об этом послушать?
— Добро, это как раз то, что я хотел бы услышать.
— Колоть и не попасть, наносить удар и промахнуться, — продолжал Хуй Мэн, — это все-таки позорно. Я могу сделать так, что храбрец и не посмеет колоть, а силач — ударить. Но не сметь колоть, не сметь ударить не значит не иметь такого желания. Я могу сделать так, что и не возникнет такого желания. Однако без такого желания не появится и любовь к пользе. У меня же есть учение, которое поставит вас выше всех. Благодаря ему все мужи и жены Поднебесной воспылают любовью к пользе. А это куда достойнее храбрости и силы.
— Да, я хотел
