них в колчанах, и, /
215а/ сражаясь, ушли от врагов.
Шах-Будаг-мирза, словно всадник, мчащийся в пустыне семи небесных сфер, — [солнце], — сделавшись храбрым, подняв меч мести, обрушился на эту растерянную толпу. Проявив смелость, он прошел сквозь всех пехотинцев, поражая смертоносным копьем, свалив на землю одного копьеносца, он вернулся с победой и торжеством. Во время [его] возвращения пехотинцы с двух сторон выпустили быстролетящих птиц — стрелы, — [мчащихся] от ворон — луков. Им казалось, что с головы до ног он и его конь обвязаны тирбандами [377].
Месневи
Герои, вооруженные луками, подобные Марсу войны,
Выпустили стрелы из белого тополя,
Так сильно пролился дождь стрел,
Что казалось, будто лук — это дождевая туча.
Наконец обе стороны отказались от битвы и сражения и вернулись на свои позиции, к месту отдыха. В тот день Рукн ад-даула, опора султанства Низам ал-мулк Кулбаба кукельташ согласно приказу [Абдулла-хана] пошел на поле битвы, чтобы, присоединившись к войску султана Исфандийар-султана, подобного Хосрову [Ануширвану], не допустить никого к битве. Всякого, кто не повиновался бы приказу [хана], он должен был вернуть назад, отняв у него награбленное.
Несмотря на высокий приказ [хана], юноши потихоньку, тайком пробрались к врагам и, поразив [378] врагов мечом и копьем, повернули поводья назад.
Так, однажды выступило из крепости много храбрецов поля битвы, мятежников эпохи, чтобы вступить в бой. Жители крепости устроились на стенах и башнях города. Со стороны победоносного войска [Абдулла-хана] выступил на коне великий эмир саййидского происхождения эмир Курайш Касбави, который, помимо того что происходил из саййидов, был наделен храбростью. Он направился к полю сражения, проявил богатырскую смелость, выполнил все, что следовало в бою [для сохранения] чести и славы. Во время возвращения его конь был подбит стрелой. По этой причине волею судьбы он был схвачен, взят в плен этой легкомысленной толпой. Враги ввели его [в крепость] и привели к Джаванмард-хану. По причине того, что он был тяжело ранен, и оттого, что он был саййидского происхождения, [Джаван-мард]-хан вручил его Ходжа-хану, сыну Кудратулла-ходжи Саййид Атаи, чтобы тот позаботился об эмире [Курайш Касбави], полагая, что благодаря этому он поправится.
Джаванмард-хан /215б/ с утра до вечера, с вечера до утра украшал [собой] общество, [где] сочиняли великолепные стихи, остроумные [рассказы], похожие на жемчуг чистой воды. С ним был виночерпий со светлым лицом, таким, как у тюрков Илака [379], с полными чашами [вина]. Он все время по его просьбе произносил [стихи]:
Рубаи
Когда не останется чистого вина, о виночерпий,
При последнем моем дыхании, о виночерпий,
Прошу [тебя], капни ватой — [пробкой] бутыли
Вино в мои губы вместо воды, о виночерпий!
Однако, несмотря на это, он вершил правосудие в делах управления [страной] и в охране вилайета; он приложил все старание для организации битвы и сражения, для приведения в порядок дел, касающихся битвы. Он все время поднимался на стены и башни крепости и вдохновлял, воодушевлял людей на бой. Возгордившись прочностью крепости, городских стен, он не учитывал результатов и последствий: неизбежное разорение страны, гибель скота и недвижимого имущества. Непрерывно он посылал людей к Баба-султану с просьбой [о помощи], ежеминутно он вскрикивал от радости и весело бил в барабан, [возвещая о том], что войско Ташкента, армия Туркестана и Ходжента уже переправились через Сейхун и армией бесчисленной и несчетной направились к нам на помощь.
Его величество [Абдулла-хан] никак не принимал во внимание это обстоятельство. Постоянно он ходил на охоту за дичью вместе с начальниками егерей, что было привычно для него.
Стихи
Всякая птица, которая летала, с любовью стремясь к нему,
Предпочитала его сети, желала быть зарезанной им.
Все время победоносное войско, нанося удар копьем, острым мечом, подходило к краю крепостного рва. Воины из крепости шли к ним по пути войны шагами битвы.
Славные [богатыри] поля брани, воины обеих сторон разговаривали языком разящего меча с того времени, когда султан, [находящийся] в голубом шатре, — [солнце] — поднял голову на горизонте с целью покорить мир, и до той поры, когда [солнце] разбило золотистую палатку вокруг сада на западе. Леопарды горы битвы, львы чащи сражения, поражая шестопером, обоюдоострым копьем, упрекали друг друга [в неловкости].
Время осады затянулось, она длилась уже целый месяц. Тогда отряд [воинов] из Балха, которые были изгнаны из ставки его величества [Абдулла-хана], в сильной растерянности прибыл в Самарканд и причислил себя /216а/ к [воинам]-чухра Музаффар-султана. По состоянию дел на челе упований счастливого войска [Абдулла-хана] они воочию увидели признаки победы и торжества, а на страницах положения дел самаркандцев увидели признаки слабости и поражения, признаки бедствия и гибели. Тогда они, посовещавшись между собой, высказав умную мысль, сказали: “Нет сомнения, что в близком будущем его величеству [Абдулла-хану], Искандару по достоинству, удастся легко завоевать эту страну, [для него] взойдет солнце победы над башнями этой крепости, подобной небесной. Тогда мы, рабы, будем растоптаны судьбой и предопределением, будем охвачены страхом и ужасом. Следовательно, самое лучшее [для нас] — написать прошение с выражением верности и дружбы, с изъявлением единодушия и искренности [Абдулла-хану]. Попросим о следующем: „Если его величество не подвергнет сильному наказанию нас — толпу несчастных — за единодушие с врагами державы [хана], за враждебность к [тем, кто] выражает единодушие с его величеством, вычеркнет чертой прощения страницы наших проступков, отметит нас своей исключительной милостью, безмерным милосердием, тогда мы, опоясав душу поясом покорности и повиновения, поясом послушания и рабства, будем служить ему должным образом. Ударяя топором смелости, мы проделаем брешь долотом храбрости в башне, принадлежащей нам, и пропустим через нее часть победоносных войск [хана]. Как только это осуществится, наши мысли и дела будут согласованы [с волей] судьбы, возможно, [хан] посмотрит на нас оком уважения, глазами милости””.
После того как они выразили единодушие в этом вопросе, они отправили человека к высокому порогу [Абдулла-хана] и посвятили его величество в эту тайну. Они назначили время и сообщили [хану] следующее: “Когда пройдет одна стража ночи, пусть великий и славный государь прикажет [своему] войску, величественному, как звезды, облачиться в халаты для битвы, в шлемы для сражения и решительно направиться к [нашей] башне, ибо у нас есть надежда на великого бога, что картина действий, которую мы начертали на листе [своего] воображения, будет соответствовать обстоятельствам и выступит наружу”.
Его величество [Абдулла-хан] обласкал
