Юэ Дун - Дополнение к Путешествию на Запад

Сунь Укуну ничего не оставалось делать, как задрать лицо к небу и призвать вдохновение. Некоторое время он размышлял, а потом спросил:

— Можно прочесть строку не в древнем стиле?

— Нужно спросить ту, кто предложила игру,— сказала Зеленая Жемчужина.

Сунь Укун задал тот же вопрос Сиши, и та ответила:

— Почему бы и нет? Как только ты сочинишь строку, ее уже никто не отличит от поэзии древних!

Трое прекрасных дам в нетерпении склонились к Сунь Укуну, и он произнес:

— Каюсь в том, что мое сердце летит вслед облаку и дождю[29].

— Ну, как тебе понравился стих Красавицы? — спросила Зеленая Жемчужина девицу Сысы.

— Кто же посмеет сказать, что стихи Красавицы Юй нехороши? — ответила та. — Однако от этой строки отдает монашеским душком.

— Да разве ты не знаешь, что Красавица уже полмесяца живет монахиней? — со смехом отозвалась Сиши.

— Оставьте ваши насмешки, — поторопился прервать опасный для него разговор Сунь Укун. — Пожалуйста, передайте кости по кругу.

Сиши передала кости Зеленой Жемчужине. Та размахнулась и бросила.

— Во второй раз ни одной двойки! — воскликнула она.

— Вам легко раскрыть свои сердечные тайны, а мне нет, — вздохнула Сиши.

— Отчего же, старшая сестра, тебе трудно это сделать? — спросила Зеленая Жемчужина.

— Ах, я чувствую смущение, — ответила Сиши. — Ведь вы знаете, что у меня два мужа!

— Хотя мы зовемся по-разному, но женская плоть и кровь одинаковы. Чего нам стесняться? Я вот что придумала: не сочинить ли тебе стихи о юноше Фане и правителе царства У, и чтобы в первой строке было об одном, а во второй — о другом.

Сиши последовала этому совету и стала декламировать:

Когда Сиши умолкла, Зеленая Жемчужина, вздыхая после каждого слова, прочла нараспев:

Выслушав эти стихи, Сиши закричала:

— Штраф! Штраф! Мы условились говорить только об удовольствиях, а ты рассказала о печалях!

Зеленая Жемчужина не стала отпираться и выпила чару вина. Тем временем, Сунь Укун поспешил уступить свою очередь читать стихи девице Сысы, но та ни за что не соглашалась. Так они долго спорили и препирались, пока, наконец, Зеленая Жемчужина не сказала:

— Я придумала. Сестричка Сысы, сначала ты прочтешь одну строчку, а потом Красавица Юй прочтет свою.

— Это невозможно, — вмешалась Сиши. — Владыке Чу присущ дух героический и мужественный, а юноша Шэнь такой мягкий и чувствительный. Разве можно соединить их в одном стихе?

— Правильно! — засмеялась Сысы. — Она — это она, а я — это я. Я скажу первая.

И она прочла нараспев:

Не долго думая, Сунь Укун продолжил:

Зеленая Жемчужина повернулась к Сунь Укуну и сказала:

— Мне кажется, Красавица, ты говоришь не в лад. При чем тут молитва Будде в Западном Раю?

— Смысл моих слов глубок и требует разъяснений, — сказал Сунь Укун. — «Рай» означает «супруг», «Западный» — «Западное Чу», «молитва» подразумевает «возвращение», а «Будда» — сердце. Получается: «Мое сердце возвращается к супругу в Западном Чу». Хотя повелитель охладел ко мне, я думаю только о нем.

Зеленая Жемчужина не смогла сдержать вздох восхищения. Однако Сунь Укун, опасаясь, что засидится на пиру и не сможет продолжить свой путь, притворился вконец пьяным.

— Давайте не будем бросать кости в третий раз, а пойдем полюбуемся луной, — предложила Сиши.

Красавицы спустились по ступеням башни вниз и стали прогуливаться среди цветов, созерцая заросший травой пруд. Сунь Укуна донимала одна забота: разыскать Цинь Шихуана, и в конце концов он придумал, как ему покинуть пир.

— Ах, у меня стеснило сердце, так больно, так больно... позвольте мне оставить вас, — простонал он.

— Боль в сердце для нас обычное дело, — сказала Зеленая Жемчужина. — Не тревожься. Я сейчас же пошлю за уважаемым лекарем Ци, и он пощупает твой пульс.

— Не надо! Не надо! Лекари нынче совсем никудышные, они и здорового погубить готовы, а маленькую хворь превратить в тяжкий недуг. У них одно на уме: как бы побыстрее покончить с больным. Нет уж, позвольте мне вас покинуть.

— Если ты вернешься домой и не застанешь там владыку Чу, ты опять опечалишься, — строго проговорила Зеленая Жемчужина. — А если тебе попадется на глаза Скорбь Чу, в тебе снова вскипит гнев. Тем же, кто страдает сердечным недугом, следует избегать печалей и волнений.

Дамы стали уговаривать Сунь Укуна остаться, но тот стоял на своем. Видя, что гостья захворала не на шутку и наотрез отказывается остаться, Зеленая Жемчужина отпустила Красавицу Юй, дав ей в провожатые четырех служанок. Сунь Укун, словно страдая от тяжкой сердечной боли, прижал руки к груди и простился с «сестрами».

Выйдя на дорогу, он сказал провожавшим его девицам:

— Ступайте домой. Не забудьте передать госпоже мою благодарность и скажите ей и моим сестрам, что завтра мы увидимся вновь.

— Но, отправляя нас, госпожа наказывала проводить вас до дворца владыки Чу, — ответили служанки.

— Так вы не хотите возвращаться? — воскликнул Сунь Укун. — Тогда отведайте моего посоха!

Не успел он договорить, как посох оказался у него в руках. Одним взмахом он превратил служанок в красную пыль. Затем принял свой настоящий облик, огляделся вокруг и, увидев, что стоит как раз напротив дома Нюйвы[30], очень обрадовался. «Наше Небо раскололи небесные ходоки, нанятые Владыкой Маленькой Луны, — подумал Сунь Укун, — а вину за случившееся взвалили на меня. Хотя Лао-цзы — вредный старикашка, а Яшмовый Император глуп, я тоже совершил промах. Не натвори я переполоха пятьсот лет назад, не сохранилась бы обо мне дурная слава. Но нынче я не отступлюсь. Слышал я, что Нюй-ва издавна умеет чинить небосвод. Попрошу-ка ее ради меня залатать небеса, а потом, заливаясь слезами, приду с повинной во Дворец Божественных Туманов и опять буду перед всеми чист».

Сунь Укун подошел к дому, присмотрелся повнимательней и увидел, что половинки покрытых черным лаком ворот наглухо запечатаны полоской бумаги, на которой написано: «Ушла поболтать с Желтым Императором в двадцатый день. Вернусь через десять дней. Заранее прошу уважаемых гостей меня извинить».

Сунь Укун прочел записку и пошел прочь. Слышно было, как пропели третьи петухи. Близился рассвет. Проделав путь в сотню тысяч ли, Сунь Укун так и не сумел повидаться с Цинь Шихуаном.

Свежие щечки дам — сплошное загляденье. Даже будучи пухленькими, они не кажутся толстыми. Они — точь-в-точь как цветы сливы, чистые и нежные.

 Случилось так, что, проходя мимо высокого павильона, Сунь Укун вдруг увидел в нем темнолицего человека. «Оказывается, в Мире Древних тоже есть разбойники! — усмехнулся он. — Вот вымазали грабителю лицо углем и выставили на посмешище». Он прошел еще несколько шагов, и тут его осенило: «Нет, то не разбойник. Здесь, видно, храм Чжан Фэя[31]». Но, поразмыслив, он снова изменил свое мнение: «Если бы это был Чжан Фэй, на голове у него была бы повязка. Даже если он одет по нынешней моде, уж без полководческого шлема не обойтись. Императорскую корону всякий встречный-поперечный носить не будет, а у этого на голове как раз императорская корона и лицо темное. Наверное, это Великий Юй, Темный Император. Подойду-ка к нему и попробую выведать тайну искусства покорять чудищ и сокрушать демонов. Тогда мне не придется искать Цинь Шихуана».

Приблизившись к павильону, Сунь Укун увидел перед собой каменный столб. Со столба свешивалось белое знамя, на котором было выведено пурпурными иероглифами: «Знаменитый муж кануна ханьских времен Сян Юй».

Прочитав надпись, Сунь Укун громко рассмеялся: «И вправду говорят, что не следует загодя думать о том, чего еще нет, — сказал он себе. — Когда стараешься упредить события, все произойдет не так, как ожидаешь. Я тут понапрасну думал да гадал, помянул и Великого Юя, Темного Императора, и Чжан Фэя, и разбойников. Мог ли я предположить, что передо мной не кто-нибудь, а мой собственный муж, который достался мне в башне Зеленой Жемчужины!»