[Абдулла-хан] не осчастливил его заявление печатью согласия.
[Абдулла-хан] покинул эту местность, и в местности Дизак [393] в полном порядке он возвысил сверкающую, красивую палатку против стоянки солнца, выше облаков. Он находился в этой местности в течение десяти дней и не поднимал руки для отъезда. Он задержался потому, что ожидал прибытия его высочества Узбек-султана, Сулаймана по достоинству.
В четверг 26-го [числа] месяца [джумада I] Узбек-султан с огромным войском изволил прибыть [в эту местность]. Его величество [Абдулла-хан] в течение двух дней давал пир в его [честь].
Там же по приказу его величества Низам ад-дин эмир Кулбаба [кукель-таш] и маулана Хайдар-Мухаммад мунши произвели проверку войска. На протяжении трех дней прибывали воины отряд за отрядом и называли свои имена. Личное войско его величества [Абдулла-хана], не считая тех [воинов], которые находились в свите младших султанов и получали провизию и, все необходимое от них, насчитывало тридцать тысяч человек.
Словом, после того как была проведена проверка войска, /220б/ в субботу, в последний день месяца джумада I [Абдулла-хан] выступил во всем блеске, победоносный и торжествующий. В полном порядке он пошел на несчастных врагов и остановился в Рабат-и Малик. Оттого что враги находились на очень близком расстоянии, на следующий день [Абдулла-хан] выстроил войско и медленно выступил с решимостью воевать и сражаться. Он расположился в Рабат-и Агаджан-бий [394]. Сюда два раза поступала весть [о том, что] враги прибыли. Его величество приказал воинам вооружиться. Однако битва не произошла.
В этой же местности Али-Мардан бахадур, который раньше был отправлен вперед в качестве дозорного, неожиданно настиг Шах-Саййид оглана и бесчисленное войско врагов и вступил в битву. Дело дошло до того, что он чуть было не потерпел поражение. В это время поспешили [к нему] распорядительный эмир Абд ас-Самад-бий со [своим] братом Абд ал-Васи' мирахуром, а также Бикай-бий с отрядом [воинов]-чухра личной гвардии хана. Они напали на эту толпу мятежников, на сборище смутьянов и обратили их в бегство. Вместе с бахадуром [Али-Марданом] они распростерли руки храбрости и, больше не думая о них (т. е. врагах), победоносные и торжествующие, заиграли в саз возвращения.
В среду [Абдулла-хан], подняв походное знамя, расположился в местности Ачик [395]. Здесь эмиры собрались в ставке его величества для совещания. Они заявили следующее: “Как мы слышим, враги захватили [оба берега] реки Замин и расположились на берегу. Если это произошло, представляется наилучшим находиться нам в этой самой местности. В противном случае как бы нам не идти по пустыне, испытывая жажду, а он (т. е. противник), свежий, радостный, веселый, выступит [против нас]. [Если] это случится, наше войско ослабнет”.
Что же касается высокодостойного Кучак оглана, то он вместе с другими эмирами и столпами [государства] заявил следующее: “Из-за несчастья, злосчастья врагов не будет странным, если они проявят беспечность в охране реки. Представляется наиболее удобным, чтобы пошел [туда] отряд надежных [воинов] и, ступая по пути осторожности и осмотрительности, принес достоверные сведения [о том, что происходит] у реки”. Так и порешили. В Замин отправились десять отборных храбрецов, испытанных в боях воинов. Они изучили реку и вернулись обратно. Они доложили: “Враги крайне беспечны в отношении охраны и удержании за собой реки. Из-за исключительного самомнения, которое они хранят в мыслях, они не заботятся об охране ее. Имеется путь, неизвестный [врагу]. Если нам отправиться [к реке] с той стороны, то они (т. е. враги) никак не смогут узнать [об этом]”.
Разузнав и выяснив все, его величество счастливый [Абдулла-хан] в ночь на пятницу 6-го [числа] месяца [джумала II] вновь призвал победоносное войско на пир, подобный райскому. Он соизволил сказать: “Всем известно и ясно, /221а/ как осмелел и проявил дерзость Баба-султан по отношению к этому дому [Абдулла-хана], ожерелье дней которого да будет охраняемо и защищаемо, чтобы не быть порванным! Вцепившись когтями в седельные ремни войны, он не выражает согласия с его величеством, ввергает себя в пучину сопротивления [ему]. Несмотря на различные ухищрения, он неоднократно бежал в страхе перед победоносным войском. Никто не представляет возможности подобной дерзости со стороны подданных, стоящих у этого порога. У него все время [мысли] в голове о мятеже, бунте, вражде и ненависти. Если он не будет наказан за свои злодеяния, то он снова в каждом углу начнет готовить самоуправство в котле своего воображения, охваченного порочной страстью [к мятежу]. Следовательно, если не хотите выпустить из рук поводья боевого коня славы на стоянке битвы, то, облачившись в кольчугу храбрости, смело направляйтесь на поле брани. Ведь говорят: „Всякий, кто наделен высокими помыслами, [украшен] нарядом благородства, известен и прославлен честью, славой, охвачен сильным желанием [служить] счастливому [государю], тот не должен отворачиваться от неизбежной необходимости тягот, [посылаемых] судьбой, от необходимости [испытать] трудности и бедствия от судьбы, чтобы вырвать свое желание из пасти льва и свои упования [спасти] от лезвия [беспощадного] меча”.
Месневи
Завтра, когда засверкает солнце,
Все камни превратятся в бадахшанский рубин,
Все тело пусть будет покорно мечу и копью,
Во имя чести и славы жертвуйте жизнью,
Все будьте готовы
Сложить головы в короне или в шлеме.
Поскольку в конце концов сердце уйдет из жизни,
То лучше умереть со славой, чем жить”.
И тот отряд из-за исключительной любви и чистосердечности, испытываемых к его величеству [Абдулла-хану], весь сразу стал единодушным и согласным с ним. Произнеся молитву за его величество и хвалу [ему], они перестали думать о сладкой жизни. Соответственно [своему] состоянию они напевно произнесли следующие слова:
Стихи
Мы стоим перед ханом, [держа] на ладони душу,
Мы стоим с душой, [ожидая] того, что он прикажет.
Его величество [Абдулла-хан] похвалил их языком, рассыпающим перлы [слов].
В ту же ночь, когда прошла первая стража, его величество приказал отряду [воинов] выступить и захватить реку. Он приказал также могущественному эмиру Джангельди-бию и мстительному устаду Рухи взять всех стрелков из ружей и направиться к врагам, приготовить подходящее место для битвы, подвезти на поле битвы арбы, привезенные из Бухары, и связать их цепями. [Он приказал также], чтобы пехотинцы, стрелки из ружей из тюрков и таджиков, всадники и слуги из арабов и персов устроились бы за ними (т. е. за арбами). Сам [Абдулла-хан] направил стремена, разрушающие небо, в Дарра-йи /221б/ Вал [396], проход через который был неизвестен [врагам]. Ранним утром он поднял победоносное знамя до высшей точки
