говорит: «Чтобы знать Поднебесную, не надо выходить со двора; чтобы видеть небесное
дао, не надо выглядывать из окна; чем дальше идешь, тем меньше знаешь» [1221].
Завладев Поднебесной, циньский хуанди боялся ее не удержать. Он создал пограничные гарнизоны, построил Великую стену, привел в порядок заставы и мосты, установил преграды и заграждения, завел почтовые станции, поставил пограничные посты, — но род Лю [1222] забрал все это с легкостью, с какой поворачивают ключ в замке.
Некогда У-ван пошел походом на Чжоу [1223] и разбил его в битве при Муе. После этого присыпал могильный холм над могилой Би Ганя, поставил табличку о заслугах Шан Юна в его селении, загородил вход в пустующий дом Цзицзы [1224], стал вести царские приемы в зале Чэн Тана, открыл склады с зерном у моста Цзюй, раздал золото Оленьей башни, разбил барабаны, поломал барабанные палочки, расслабил луки, порвал тетиву. Покинул дом, ночевал в поле. Снял меч и повесил на поясе табличку для письма, — чтобы показать, что нет у него врагов и что он ищет мира. Тогда Поднебесная возликовала и воспела его, ко двору явились с данью чжухоу, и его потомки удерживали власть в течение тридцати четырех поколений.
Лаоцзы говорит: «Кто умеет запирать, и без замка закроет так, что не открыть; кто умеет завязывать узел, и без веревки завязывает так, что не развязать» [1225].
Инь Сюй учился управлению колесницей, но за три года так и не постиг науку. Он был очень огорчен и постоянно размышлял над этим. И вот вечером он видит сон, будто научился у своего учителя «осеннему управлению» [1226]. На следующий день он отправился ко двору. Учитель, только завидев его, сказал:
— Мне не жаль секрета управления колесницей для тебя, но боюсь, ты его не способен воспринять. Ныне я покажу тебе «осеннее управление».
Инь Сюй отступил назад, повернулся лицом к северу и дважды поклонился [1227]:
— На меня сошла небесная благодать: вчера под вечер я во сне этому научился.
Лаоцзы говорит: «Стремись всеми силами к достижению пустоты, будь тверд в сохранении покоя, и вещи сами взрастут, а тебе останется лишь наблюдать их ход» [1228].
Суньшу Гордый трижды становился первым министром и не испытывал радости, трижды уходил с этого поста и не чувствовал печали; яньлинского Цзицзы только раз усцы захотели поставить ваном, но он не согласился; Сюй Ю уступали Поднебесную, но он ее не принял. Яньцзы, давая клятву Цуй Шу, и перед лицом смерти не отступил от должного. Все эти люди были дальновидны. Разве способны вещи смутить того, кто духом проник в самое жизнь и смерть?!
Некий Цы Фэй из Цзин добыл драгоценный меч в Ганьсуе [1229] и, возвращаясь домой, переправлялся через реку. Когда лодка достигла середины течения, Ян-хоу [1230] поднял волны, и два водяных дракона закружили лодку.
— Случалось ли раньше кому-нибудь при этом остаться в живых? — спросил Цы Фэй лодочника.
— Никогда не слышал, — отвечал лодочник.
Цы Фэй, сощурив в ярости глаза, взмахнул рукавами халата и выхватил меч.
— Воину пристало убеждать, используя понятия о добродетели и долге, а не грабить и отнимать. Бросай меч, речная падаль! Не жди пощады от меня!
С этими словами он прыгнул в воду, пронзил мечом драконов и отрубил им головы. Ветер и волны успокоились, все, кто был в лодке, остались живы.
За этот подвиг цзинцы пожаловали ему титул «держащий нефритовый жезл» [1231]. Конфуций, узнав об этом, сказал:
— Не потому ли его назвали Цы Фэй — Ловкач, что он заставил эту падаль бросить меч?
Лаоцзы говорит. «Тот, кто не ценит жизнь, мудрее того, кто ее излишне ценит» [1232].
Цисец Чуньюй Кунь обсудил с вэйским ваном план цзун [1233], и вана убедило его красноречие. Снарядили десять колесниц, с которыми Чуньюй Кунь должен был отправиться в Цзин. Он простился и уже собрался в путь, как нашелся кто-то, кто посчитал его план недостаточным и так же красноречиво выступил с планом хэн [1234]. Тогда вэйский ван отставил поездку Чуньюй Куня, а его самого отдалил. В результате ван отказался от одного плана, но ничего не достиг и с помощью другого. Причина неудачи — в отсутствии твердости.
В словах есть корень, в делах — основа. Будь сколь угодно разнообразны умения и способности, они не стоят ничего, если не знать, в чем корень.
Вот почему на чжоуском треножнике изображен Чуй с закушенными пальцами чтобы прежние ваны видели, что великое мастерство не может быть воплощено [1235]. Поэтому Шэньцзы [1236] говорит: «Плотник, который делает дверь, еще не знает, что такое дверь. Чтобы узнать это, надо ее закрыть».
Среди моистов был некий Тянь Цзю. Он стремился попасть на аудиенцию к циньскому вану. Снарядил колесницы, приехал в Цинь и остался там на житье. Но в течение целого года не мог добиться встречи с ваном. Нашелся некий гость, который рассказал об этой истории чускому вану, и тот пригласил Тянь Цзю к себе. Благосклонно принял, вручил ему верительную бирку полководца и отправил с ней в Цинь. Циньский ван принял его и был с ним приветлив. Выйдя с царского двора, Тянь Цзю сказал своим людям:
— Три года я прожил в Цинь, но так и не удостоился приема, и не знал, что путь к этому лежит через Чу.
Среди вещей поистине есть такие, которые кажутся близкими, а далеки, кажутся далекими, а близки.
Поступки больших людей не вымеряются по шнуру, они достигают своего предела, и все. Так, сова Гуань-цзы летит ровно настолько, насколько ей позволяет шнур, а река Ли глубиной в тысячу жэней не принимает и пылинки: брось в нее железный крючок, и увидишь его ясно, не потому что не глубока, а потому что чиста. Рыбы, черепахи, драконы, змеи не решаются заплывать сюда. И на каменистых землях не растут злаки, на лысых горах не пасутся лани — потому что нет места, где спрятаться.
Некогда чжаоский Вэньцзы спрашивал у Шу Сяна [1237]:
— Из цзиньских военачальников [1238] кто первый погибнет?
— Чжунхан и Чжи.
— Почему?
— Потому что в правлении они считают мелочную придирчивость — требовательностью, нажим — умелым руководством, жестокость — проявлением преданности, множество планов — заслугой. Это все равно что тянуть кожу, — велика — то велика, да скоро лопнет.
Лаоцзы говорит: «Когда правление
