id="id399">
Ланхуань – Блаженная Страна Яшмовых Звонов – место в гроте бессмертных, куда будто бы забрел в своих странствованиях знаменитый писатель и сочинитель странных историй Чжан Хуа (III в.). Несмотря на огромную начитанность, он там нашел книги, которых никогда не видел и о которых даже не слыхал. Тут были тома ранних историй Китая, книги о «десяти тысячах стран и государств» и, наконец, «Тайные откровения и пурпуровые знаки книг о семи светящихся шариках [бессмертия] Золотой истины, что в пурпуровом сиянии Яшмовой столицы». Эта библиотека охранялась драконами. Чжан хотел задержаться, чтобы почитать, но был высмеян сопровождавшим его человеком. Следовательно, книга, о которой идет речь, состоит из апокрифических сказаний, неизвестных ученому начетчику, каковым является герой рассказа.
…расспрашивать о его службе и родне… – Одно из самых несносных для европейца проявлений китайской вежливости – это настойчиво систематические расспросы о фамилии, службе, семье, имуществе и прочем, а также обо всем том, что в европейской вежливости старательно обходится. Китайцу кажется знаком высшего презрения ни о чем человека не спрашивать, как бы демонстративно не интересуясь им.
…поставить здесь, так сказать, шатер и проповедовать ученикам. – Так делал знаменитый преподаватель конфуцианского канона Ма Жун (II в.), который устраивал как бы особый шатер, где помещались ученики, а сам сидел в зале, где его утешали женщины-артистки. Несмотря на такое скандальное пренебрежение конфуцианским этикетом, этот «проникновенный», как его называли, конфуцианец имел среди своих учеников много знаменитых впоследствии людей.
Цаоцю – древний софист, занимавшийся изо всех сил прославлением своего земляка, еще более знаменитого Цзи Бу, для утверждения его славы и государственной полезности.
…сделать вам поклон у ваших дверей и стен. – То есть быть вашим учеником, хотя бы и не на самом деле, а из уважения к вашим достоинствам.
Дед мой жил в Шэнь. – То есть в губернии Шэньси. Утонченная вежливость литературного языка требует, чтобы местности назывались по странам, а не по официальным подразделениям.
Прибыл старший господин! – То есть отец младшего юноши.
…пренебрежения к моему тупому сыну… – вежливое самоуничижение.
…«марать ворон». – У известного поэта VIII в. Лу Туна был маленький сын, который любил мазать тушью по книгам и стихам отца. Тот, находя у себя на столе подобные сюрпризы, писал в честь своего сына добродушные стихи: «Вдруг появляюсь я. Вижу – на столике жижа свороченной туши, / Все перемазано: письма, стихи мои – словно почтеннейший ворон».
…написанные в старинной форме… – Вся китайская изящная литература развилась из древних типов стиля, сначала сурово классичных, а потом выработанных до совершенства ритмики. Слава этих произведений, уже к III в. н. э. закончивших цикл всех литературных достижений, оставалась живой и неизменной вплоть до самого последнего времени. Однако уже с VIII в. в нормальное образование входили так называемые «современные изложения», основанные, впрочем, исключительно на «старинных».
…овладеть степенью и чином! – И поэтому, значит, не желаю, как другие, готовясь к экзамену, заниматься исключительно по выработанным экзаменационной практикой шаблонам.
Сян-ну – Ароматная Раба, имя служанки.
…играть «Сянских жен». – Две жены древнего императора Шуня, оплакивавшие его при реке Сян, у места его смерти. Их слезы окрасили росший при береге бамбук. Эта тема является излюбленной для поэтов и писателей Китая.
…только в третьей страже. – К часу ночи.
«Мало что видели – много чему дивитесь». – Древняя пословица, приводимая у одного из софистов древнего Китая, гласит: «Мало что видел – многому дивишься. Видишь верблюда – и думаешь, что у лошади вспухла спина».
…чистую болезнь… – После «порхания» за городом предполагать у студента особенно чистую болезнь было, конечно, невозможно. Обратно, в случае если речь идет о самом себе, говорят: «грязная болезнь». Эффект и того и другого выражения не идет далее вежливого местоимения.
Тонкая ива – фигурка, особенно талия.
…куда лучше всякой орхидеи. – Начиная с Конфуция, китайцы всех времен восхищались «царственным ароматом» орхидей. Пу Сун-лин, обладавший чудовищной памятью и гениальной литературною приспособленностью, имеет здесь, очевидно, в виду исторический рассказ об одной красавице из гарема императора У-ди, у которой «дыхание было как орхидея». Тогда сравнение здесь особенно подчеркивается.
…старший мой братец… – Очень серьезная для патриархального Китая вежливость. Надо заметить, что в присутствии старшего брата младшему всегда приходилось стоять.
По морю плыл я когда-то… – это из книги Мэн-цзы (VII А, 24): «Конфуций взошел на Восточную гору и счел маленьким свое княжество Лу. Взошел на гору Тай – и вся Поднебесная страна ему показалась маленькой. Поэтому тому, кто смотрит на море, трудно представить себе [иную] воду, а тому, кто блуждает в воротах Совершенного человека, трудно вести [иные] речи». Цитата, как видно, слегка изменена, но смысл ее применен к данному случаю очень ловко.
…все, что на небе, не тучи! – Речь идет о легенде, рисующей страсть одного князя к фее гор У(шань). Она (как вдохновенно уверяет поэт Сун Юй, описавший легенду в своей замечательной оде «Святая фея») являлась князю, бродившему в тех местах, в сновидении и сказала, что она утром бывает тучей, а вечером – дождем. Отсюда и самое последнее проявление любовных чувств носит литературно-поэтическое название «туч и дождя». Оба стиха, которые декламирует сейчас удрученный безнадежностью Кун, взяты из поэмы танского Юань Чжэня (VIII–IX вв.), написанной им в память безвременно умершей жены, которая отличалась редким для женщин древнего Китая литературным дарованием.
…рисованные брови… – Читателю уже неоднократно на страницах этих рассказов встречалось совершенно не принятое у нас и неприятное нам поэтическое воспевание искусственного фальсификата женской красоты. Для Китая же, где эти прикрашивания румянами, белилами и т. д. всегда являлись чуть ли не обязательными, это естественно. В древнем словаре, восходящем к началу нашей эры, слово дай, которое стоит в данном
