Вообще деньги, материальное благополучие являются основным двигателем всех ведущих персонажей. «Ветреному любовнику» в пьесе обычно противополагается его жертва, принадлежащая к тому же кругу среднего дворянства (реже из купеческой или крестьянской среды), пускающаяся на поиски обманщика и старающаяся вернуть его всеми доступными ей средствами. Типичными пьесами этого рода являются «Дон Хиль — Зеленые штаны» и «Севильский озорник». Иногда, правда, роли меняются. В центре стоит женский образ, такой же предприимчивый и хищный, как мужской. Чрезвычайно удачный образчик этого рода — комедия «Благочестивая Марта», которую читатель найдет в настоящем томе. Но каково бы ни было соотношение в испанской комедии ведущих персонажей, развязка всегда одна: все герои и героини возвращаются на путь добродетели. Внешним выражением этому служит церковный брак. В более редких случаях, когда автор не знает, как ему распутать слишком сложную интригу, на сцене появляется король. Принадлежность героев к среднему дворянству только способствует такой развязке. Финал испанской комедии, таким образом, находится в прямом несоответствии со всем ходом драматического действия. В большинстве случаев он просто нелеп и даже в таких прекрасных комедиях, как «Благочестивая Марта», ведет к художественному снижению заключительного акта пьесы. Развязку испанской комедии XVII века приходится опять-таки отнести на счет тенденции, проводимой авторами в соответствии с литературной политикой правящего меньшинства. Именно к семье, в которой клерикально-феодальные круги Испании XVII века видели один из самых прочных устоев, должен вернуться испанец, выброшенный на улицу жесточайшим экономическим и социальным кризисом, переживавшимся страной. Таким образом, глубоко реалистический по существу, испанский театр получал определенный корректив в согласии с интересами клерикально-феодальной верхушки и представлял элементы той же двойственности которые были присущи всей эпохе.
Что же дают нам комедии Тирсо в бытовом отношении? Можно прямо утверждать, что еще резче, чем творчество Лопе де Вега, они рисуют тип хищника, созданный эпохой, и ту среду, в которой он живет, движется и побеждает. Вот почему театр Тирсо является незаменимым подспорьем для изучения классовой борьбы в Испании XVII века. Социальное значение его еще более увеличивается благодаря его исключительным художественным достоинствам. Действительно, как художник Тирсо бесспорно стоит в первых рядах великих испанских драматургов XVI–XVII веков. Нам неоднократно на протяжении этого очерка приходилось говорить о реализме, как об основном свойстве художественного дарования Тирсо, который он сумел, несмотря на разлагающее влияние церкви, пронести через всю свою творческую жизнь. Реализм вообще является одним из характернейших элементов испанского национального театра. Реализм у Тирсо всегда подчинен определенному художественному замыслу. Отсюда та необычайно богатая гамма сложного восприятия и отображения действительности, которую мы находим в театре Тирсо.
Выше мы подробно говорили об отношении нашего писателя к реформе Лопе-де-Вега, к вопросу о роли пресловутых единств в драме. Если мы внимательно вглядимся в этот вопрос, то увидим, что позиция, занятая в нем Тирсо, является именно позицией художественного реализма. Как писатель он оставляет за собой право действия («вольности, предоставляемые поэтам самим Аполлоном»), пользуясь этим правом с большим чувством меры. В области композиции, творческого рисунка и диалога у Тирсо также силен момент художественного реализма, доведенного к тому же до большей степени совершенства. Мастер живой драматической речи, виртуоз стиха то нежного и задумчивого, то пламенного и быстрого, великий знаток стиля и особенности речи каждого класса, — Тирсо никогда не впадает в преувеличение. То же самое можем мы сказать о нем как о творце характеров. Какого бы героя и героиню он ни брал, будь то кастильский король, рафинированный испанский кавалер XVII века, грубоватый деревенский гидальго, продувной наперсник-слуга, простодушный пастух, покинутая возлюбленная или гордая библейская царица, — все его образы сохраняют художественную четкость. Они живут своей особой жизнью, но в них нет тех творческих преувеличений, которыми страдает испанская реалистическая драма под пером многих писателей эпохи. В этой художественной гармонии Тирсо и заключается одна из главнейших причин того очарования, которое производит его театр на нас. Среди великих испанских писателей того времени Тирсо является едва ли не самым совершенным художником. Он, конечно, уступает Лопе де Вега в количестве художественной продукции, в богатстве и изобретательности, в самом диапазоне дарования. С другой стороны, Кальдерон бесспорно сильнее его философской стороной своих драм. Но зато Тирсо бесспорно превосходит их обоих чисто художественным мастерством — уменьем отобразить жизнь в художественной форме, без всяких преувеличений, приведя в гармоническое целое разнообразные и часто разнородные явления созерцаемой им картины. Поэтому у Тирсо гораздо менее слабых комедий, чем у того же Лопе-де-Вега, а многие значительно превосходят образцы, созданные его великим современником и учителем.
Но в театре Тирсо есть еще и другая черта, обеспечивающая за ним прочную славу в мировом репертуаре. Комедия Тирсо эмоциональна, опять-таки в художественном смысле этого слова. Это свойство является особенно ценным для испанской драмы и для испанского писателя, так как именно на испанской почве и, в частности в драматургии, эмоциональность нередко вырождалась в ходульность, в трескучую риторику чувств. Достаточно вспомнить испанских драматургов XIX века, хотя бы тех же Соррилью и Эчегария.
Не свободны от этого греха ни Лопе де Вега, ни даже сам Кальдерон. Тирсо в этом случае проявляет поразительный для своего времени художественный такт. Его герои согреты глубоким, теплым чувством, они всюду говорят языком переживаемых ими страстей, достигающим в их устах большой силы и выразительности, но они всегда находятся под строгим художественным контролем автора. И это придает им еще большую социальную значимость.
Вот почему из всех испанских драматургов золотого века Тирсо оказался наиболее современным, наиболее созвучным нашей эпохе, почему именно он стоит сейчас в центре внимания руководителей испанского революционного театра.
Таким образом, в ряду знаменитых испанских драматургов XVI–XVII веков Тирсо как художнику принадлежит выдающееся место. Рядом с мощным, но в значительной мере стихийным дарованием Лопе де Вега, рядом с глубоким, но несколько оторванным от жизни творчеством Кальдерона стоит его продуманный художественный реализм.
Ф. В. Кельин.
ОСУЖДЕННЫЙ ЗА НЕДОСТАТОК ВЕРЫ
Комедия в трех актах и десяти картинах
Перевод В. А. Пяста
Пауло — отшельник.
Педриско — его слуга.
Энрико — разбойник.
Гальван.
Эскаланте.
Рольдан.
Черинос.
Селия.
Лидора — ее наперсница.
Октавио.
Лисандро.
Альбано — старик.
Анарето — отец Энрико.
Алькайд.
Судья.
Пастушок.
Дьявол.
Мужики, тюремщики, привратники, разбойники, эсбирры, заключенные, путешественники.
Хор (за сценой).
Действие происходит в Неаполе и его окрестностях.
Лес. Две пещеры среди высоких скал
Пауло (в одеянии отшельника)
Пещера моя святая,
Мой уют, тишина и отрада;
Всегда в тебе золотая,
В тяжкий зной и мороз, прохлада.
И бледность желтого дрока [27]
В яркой зелени — радует око.
Сюда — лишь роса заревая
На смарагды алмазы раскинет,
Хвалебным гимном встречая
Солнце утра, что вставши раздвинет
Руками из света литого
Тени ночи, завесы алькова,[28] —
Сюда, из-под темного свода,
Что под той пирамидной скалою
Воздвигла сама природа,
Выхожу и с приветной хвалою
Обращаюсь к странницам-тучам,
Что одни — собеседницы кручам.
Иду небеса созерцать я,
Голубое подножие бога.
О, если… (смею ль мечтать я)
Я бы мог раздвинуть немного
Тот полог, да вниду смиренно
Бога узреть. Нет, дерзновенный…
Ах, грешному в рай не внити…
Но меня вы, я знаю, боже,
С лучезарного трона зрите,
Где в предсеньи вашего ложа,
У входа в ваше жилище —
Ангел, солнца светлей и чище…
О боже, каким деяньем
Отплатить достойно могу я
Бессчетным благодеяньям
Вашим, боже?… И как заслужу я,
Да вами изъят буду, грешный,
Из преддверия тьмы кромешной?
И как, о владыко славы,
И в каком божественном гимне,
За путь, на который меня вы
Направили, как принести мне
Благодарность? Какими словами
Передам, как ущедрен я вами?
И птички в этих дубравах,
Что с чириканьем нежным ныряют
В густом камыше и травах,
Вас, о боже, со мной прославляют:
Если так земля величава,
Какова же небес ваших слава!
И здесь ручейки, что белеют,
Как полотна на луге зеленом,
Прохладой сладостной веют,
Ниспадая с чуть слышным звоном, —
И нежные, как поцелуи, —
Все о вас говорят их струи.
Лесные цветы, ароматом
Напоив ветерок перелетный,
Блестят на лугу несжатом
Красотою красок бессчетной,
Ковра берберийского ткани[29]
Разбросав по росистой поляне.
За пышность земли благодатной
И за радости дольнего света
Прославлен тысячекратно
Буди, буди создавший это!
Я здесь служить вам намерен,
Ибо мир вы во благо мне дали,
Заветам вашим я верен
И блюду я ваши скрижали, —
Просвещенной душе безобразны
И отвратны мирские соблазны.
Хочу, господь вседержитель,
Вас молить на коленях, смиренно,
Да сопутствует ваш хранитель
Всем путям моим неизменно.
Ибо знаете, боже: от века
Тлен и прах — бытие человека.
(Входит в один из гротов.)