Пчелиная [*]
Про птичек про медвяных
Я песенку спою,
Что на цветных полянах
Сбирают дань свою.
Они в пирах веселых
Кружатся день-деньской.
Я вам спою о пчелах
Над ширью луговой.
Зима томит в оковах
Народец нежный дев,
Пока снегов суровых
Минуют дрожь и гнев.
Когда ж вернутся птицы,
Когда весной пахнет,—
Сберутся медуницы
В цветочный свой поход.
Они летят с гуденьем,
Их жало — словно меч,
Но пеньем и круженьем
Не мнят беды навлечь.
Цветочным тем набегом
Все буйство исчерпав,
Они стремятся к негам
Дерев и тихих трав.
Из замка воскового
Пергамент золотой
От взора скрыт людского;
Художников порой
Пленяет он невольно:
Все кельи — как одна,
Растет многоугольно
Медовая страна.
Они живут в покое,
Корыстность им чужда,
Ткут братство трудовое
В жару и в холода;
Они в полях находят
Цветочный росный сок
И радостно возводят
Свой сахарный домок.
В селе однажды юноша жил,
Свою подружку семь лет любил,
Любил ее семь — и больше — лет,
А конца любви и вовсе нет.
Крестьянской дочкой она была,
С красавицей первой поспорить могла;
И счету не было женихам:
«Крестьянин, дочку просватай нам».
«Никому не отдам я дочки своей,
Не дам я ни злата, ни дома ей;
Ей черное платье куплю одно:
Страдать и молиться ей суждено».
В Нидерланды юноша держит путь,
А с милой его приключился недуг;
Он слышит весть: подружка больна,
Три дня, три ночи молчит она.
И как только он услышал весть,
Что с милой его приключилась болезнь,
Он бросил все именье свое
И спешит домой — навестить ее.
И как только он на порог вступил,
У милой и вовсе не стало сил:
«Входи, заходи, любимый мой,—
Не ты, а смерть будет жить со мной».
«Встань, радость моя, встань в добрый
Зачем в постельку ты улеглась?»
«Прощай, прощай, друг верный мой,
Скоро усну в могиле сырой».
«Постой, постой, подружка моя,
Любовь и верность спасут тебя;
Свечу, свечу принесите тотчас,
Вдвоем с любимой оставьте нас!»
Что вынул он из котомки своей?
Яблочко — нет розовей и белей!
К бело-розовым губкам подносит плод,
Красавице он здоровье вернет.
Спешит ее милый обнять-согреть,
А в ней ни тепла, ни дыханья нет,
Она у него на руках скончалась,
Она с чистотой своей не рассталась.
Что вынул он из котомки вновь?
Платочек, тканный из тонких шелков;
Он вытер глаза об его края:
«Ах, господи, кончится ль скорбь моя?»
Себе он черное платье сшил,
Он платье скорби семь лет носил,
Носил его семь — и больше — лет,
А скорби конца и вовсе нет.
Был рыцарь Конрад в пути утомлен,
Привязал коня у гостиницы он.
Красавица молвит: «Слезай, слезай»,
То вскинет глаза, то потупит глаза.
«Ах, милая девица, постой!
Поднеси мне кубок своей рукой!»
«Ах, рыцарь, милый рыцарь мой!
Подношу тебе кубок своей рукой».
«Румяный ротик, отпей вина,
Ты выпей кубок весь до дна».
«Хозяйка, хозяюшка вы моя,
Не с дочкой ли вашей беседовал я?»
«Никогда не была она дочкой моей,
Служанкой ей быть до конца своих дней».
«Ее мне отдайте на ночь одну,
За то уступлю вам свою казну».
«Коль мне отдадите свою казну,
Ее уступлю вам на ночь одну».
«Угодно ноги омыть господину,
Нарви майорану и розмарину».
Пошла она в садик и травы рвет,
«Бедняжка невеста! — скворец поет,—
Была она в ванночке принесена —
В ней мыть ему ноги теперь должна.
В нужде и беде скончался отец
И матери близок был конец.
Невеста моя, найденыш мой,
Где мать твоя, где отец родной?»
Тут вносит ванночку она,
Где рыцарю постель постлана.
Воды налила, что чуть тепла,
И горько плакать начала.
«О чем ты плачешь, невеста моя?
Или тебе не по сердцу я?»
«Ах, не о том печаль моя,
Над песней скворушки плачу я.
Я травы рвала, как ты велел,
«Бедняжка невеста! — скворец запел,—
Была она в ванночке принесена —
В ней мыть ему ноги теперь должна.
В нужде и беде скончался отец
И матери близок был конец.
Невеста моя, найденыш мой,
Где мать твоя, где отец родной?»
На ванночку рыцарь глядит, смущен,
Бургундский герб там видит он.
«Отцовского ль мне не узнать герба?
Как ванночка эта попала сюда?»
Запел тут скворушка близ окна:
«Была она в ванночке принесена.
Невеста моя, найденыш мой,
Где мать твоя, где отец родной?»
На девушку рыцарь глядит, смущен,
На шее родинку видит он.
«Сестричка моя, ты нашлась наконец,
Король на Рейне — твой отец.
Зовут Христиной твою мать,
И Конрад я — твой двойничный брат».
Тут преклонились брат и сестра
И господа славили до утра
За то, что их от погибели бог
Скворцом и ванночкой уберег.
И как только петух забил крылом,
Кричит хозяйка на весь дом:
«Эй ты, невеста, пора вставать,
Хозяйке комнату подметать!»
«Не невеста она, не пора ей вставать,
Не будет комнату подметать,
А вы, хозяйка, давайте вина —
Нам подкрепиться после сна».
И как только хозяйка внесла вино,
Ей молвил Конрад словечко одно:
«Откуда девушка у вас?
Она принцессой родилась».
Хозяйка стала стены белей,
Пришлось во всем повиниться ей.
То было в саду, где трава зелена,
Сидела там девочка одна.
Цыганка злая мимо шла,
Ребенка и ванночку унесла.
Встал Конрад, кровь закипела в нем,
Хозяйкино ухо пронзил мечом.
Тут стал он сестричку обнимать,
Та губки ему протянула сама.
За белую ручку берет ее,
Сзади себя сажает в седло.
В руках у ней ванночка с гербом,
Так скачут к родной матушке в дом.
И как только он доскакал до ворот,
Навстречу матушка идет.
«Ах, сын, сыночек милый мой,
Что за невесту везешь с собой?
В обнимку с ванночкой она,
Словно младенца ждать должна».
«Приехал к вам не с невестой я,
Это — Гертруда, сестра моя».
И как только дочь спрыгнула с седла,
Мать пошатнулась, мать обмерла.
И как только снова в чувство пришла,
Милую дочку свою обняла.
«Родная, сомненья гоните прочь,
Гертруда я — ваша милая дочь.
Тому осьмнадцать лет как раз —
Тогда украли меня у вас.
И увезли меня за Рейн
Вот в этой ванночке моей».
Тут снова прилетел скворец,
Пропел нашей песенки конец:
«Болит мое ухо, ой, беда,
Детей не буду красть никогда,—
Чеканщик, добрый чеканщик мой,
Золотую клеточку мне построй.
Ее ты над ванночкой построй,
Пусть там и будет скворечник мой».
