судей и т. д., и составив их по этой новой форме, как в вышеприведенных присягах, он ввел совершенно новый порядок в пражских городах, так что не только никто никогда уже не смел что-либо сказать против его тирании и несправедливых дел, но, как говорится, даже не смел подумать. По инструкциям гетману и рихтаржу всякий разумный человек сам может догадаться, что эти должности поставлены над коншелами лишь для того, чтобы, если кто забудется, сразу же отметить это и донести, как тот Иржик Комедка привык делать, предавая хороших людей и лишая их имущества и жизни. Поэтому он за свою службу и получил должность рихтаржа и был в том городе посажен как бы ястребом над невинными птичками.
Помимо всего этого, чтобы никто не мог против тех лживых, коварных, вымышленных и фальшивых королевских «Актов» не только говорить, но и писать, король строго запретил все типографии по всему Чешскому королевству и маркграфству Моравскому [253], а свои «Акты» рассылал в другие земли и приказал моравским городам приложить их к своим привилегиям. Но, хоть он и принимает самые хитрые меры, всемогущий Господь Бог в свое время соизволит так сделать, что его неправда выйдет наружу и забьет фонтаном.
В понедельник после св. Дивиша, то есть в 10-й день месяца октября около 18 часов [11 час.], король выехал из Праги в Аугсбург и направился к императору, своему брату. Что они там порешили, о том будет кратко сказано в другом месте. Опасаясь, чтобы пражане не предприняли чего-либо в его отсутствие, он вместо себя оставил своего сына Фердинанда, приказав ему держать при себе несколько отрядов наемников, починить стены пражского замка, сделать новые площадки для пушек и различные укрепления. Так что замок приводили в порядок, ворота закрывали, особенно часто была закрыта та башня над лестницей.
В субботу в день св. Северина [254] королевской грамотой по чьему-то лживому навету магистр Микулаш Чернобыл [255] был изгнан из Чешского королевства и из всех других королевских земель, покинуть которые он должен был в течение 14 дней.
В четверг после св. Брикци [17 ноября] король, отняв у пражан Старого Места маестат об избрании ими перкмистра, назначил Иржика из Йелче перкмистром, а других лиц — коншелами при нем [256].
В понедельник после святой Катержины в Прагу съехалось много лиц из панского и рыцарского сословия по той причине, что на предыдущем сейме сословия подали королю просьбу о выплате старых долгов, задержанных королями. И король, желая указать на существующий порядок, вызвал мандатом всех, кто претендовал на те долги и права, чтобы они предъявили их коморе для подтверждения и оплаты каждому в отдельности. Когда же эти лица съехались в большом числе, то те, кто заседал в коморе, им сказали, чтобы все они представили долговое обязательство и подали им копию. Но, поняв, что получается огромная сумма, ничего никому из них не заплатив, приказали им возвращаться домой и, таким образом, славно выполнили решение сейма.
В это же время по краям усердно рассылались направленные против Братьев мандаты. Поскольку вместе с ними также рассылалась привилегия того короля Владислава, я приведу ее здесь для лучшего понимания слово в слово [257].
В то время в соответствии с этой привилегией короля Владислава и приведенным ранее королевским мандатом специально в Болеславском крае [258] тем лицам, которые имели свои хозяйства в том панстве, которое король забрал у заключенных, и в делах веры принадлежали к Братьям, был дан срок до понедельника после Рождества, чтобы они или примкнули к католическим или утраквистским священникам и на деле принимали от них святые дары и потом во всех делах им подчинялись, или же продали свое имущество и покинули Чешское королевство и все другие королевские земли вместе со своими женами и детьми и навечно бы лишились своей отчизны, как об этом немного ниже я скажу подробнее [259].
Во вторник ночью, в день св. Томаша [20 декабря], Ян Срна из Карловой Горы, примас Нового Места Пражского, человек добрый и разумный, мой товарищ по несчастью, обязавшийся честью и верой быть королевским заключенным и никуда ни под каким предлогом не выходить и не отлучаться из своего дома [260], покинул этот жалкий мир и своей кончиной был освобожден Господом Богом от тиранической и жестокой власти короля Фердинанда. Он точно так же был виновен, как и Якуб Фикар из Врата, коего король, не выслушав, без какой-либо вины жестоко и несправедливо приказал обезглавить вместе с другими невинными.
Перед рождеством и после, то есть лета 1548, до масленицы почти в каждую из этих долгих зимних ночей людям являлись различные видения. На Малой Стране почти что под самыми валами пражского замка один богобоязненный человек, который по ночам вставал на молитву, неоднократно слышал такой голос: «Увы, увы, исправьте свою жизнь и обратитесь к своему Господу Богу». А в следующий раз и другие слышали этот голос.
Далее, среди евреев слышали те же причитания на еврейском языке и обнаружили появление какого-то света в их школе, а также слышали в разных местах страшный грохот и шорохи, так что потом евреи, будучи вызванными из-за этого Их Милостью эрцгерцогом, обо всем том, кто что слышал и видел, должны были сообщить, так же как и христиане.
Далее, почти каждую ночь слышали, как стонут ночные совы и другие зловещие ночные птицы; я сам, своими ушами, слышал их крики. Кроме того, в воздухе были следы метеоров и неслись крики и стоны детей и женщин. И много других различных видений. Всемогущий Господи Боже, да соизволишь ты обратить все это во благо!
В среду, в восьмой день перед Божьим Крещением, то есть в XI день месяца января, Буриан, иначе Грозната, Простиборский из Вртбы, в прошлом на службе у Кашпара Пфлуга из Рабштейна [261], был по приказу эрцгерцога арестован во дворце пражского замка Олдржихом Дубанским, гетманом этого пражского замка, и посажен в Белую башню, сначала в какой-то маленький подвал, а потом в комнатку, где находятся трубачи. Там его строго стерегла стража до масленичного воскресенья, когда его увезли оттуда в замок Кршивоклат и бросили в глубокое подземелье, но затем вернули наверх, где он в каком-то помещении до сих пор еще сидит [262]. Когда он взывал к праву, гетман ему сказал, что его арестовывают в соответствии с тем, что король на общем сейме изволил оставить за собой право наказать
