Агнете и водяной
Агнете ступила на Хейланнский мост,
И вынырнул вдруг Водяной во весь рост.
— Хо-хо-хо! —
И вынырнул вдруг Водяной во весь рост.
«Послушай, Агнете, — сказал Водяной,—
Желаешь ты стать мне любимой женой?»
«Охотно, — сказала Агнете, — но вплавь
На дно морское меня переправь!»
Он, замкнув ей уста и уши,
На дно морское увлек ее с суши.
За восемь лет, средь морских зыбей,
Она родила семерых сыновей.
Сидит, поет, колыбель колышет
И колокола энгелландские слышит.
«В церковь сходить бы мне, в край родной!»
В церковь ее отпустил Водяной.
«Но к маленьким детям, рожденным со мной,
Должна ты вернуться! — сказал Водяной.—
Двор церковный пройди поскорей,
Не распуская роскошных кудрей.
В церкви мать отыщешь ты взглядом.
Не садись на скамью с ней рядом!
Имя божье услышав с амвона,
Господу не отбивай поклона!»
Перстами зажал он ей рот и уши,
И очутилась Агнете на суше.
Кудри златые, ласкавшие взор,
Распустила, ступив на церковный двор.
В церкви увидела мать свою
И села рядом с ней на скамью.
Кудрями златыми касалась подножья
Амвона, где имя звучало божье.
«Агнете, дочь моя, дай мне ответ:
Как ты жила без меня восемь лет?»
«Я за восемь лет средь морских зыбей
Прижила с Водяным семерых сыновей».
«За девичью честь — какова была плата?»
«Он дал мне запястье червонного злата.
Запястья такого не видели девы
На белой руке самой королевы!
И туфли на пряжках златых — нет спору,
Носить их самой королеве впору!
И дал златострунную арфу — пусть
Звучит, если в сердце закралась грусть».
К церковной ограде от кромки воды
Тропой пролегли Водяного следы.
Фигурки святых повернулись спиной,
Когда показался в дверях Водяной,
Чьи волосы блеск золотой излучали,
А очи были полны печали.
«Агнете, малые дети твои
Горюют и слез проливают ручьи!»
«Пусть плачут, пусть плачут! О них
не тоскую.
Вовек не вернусь я в пучину морскую!»
«Вспомни, Агнете, хоть на минутку,
Старших, и младших, и в люльке малютку!»
«Не вспомню ни на одну минутку
Ни старших, ни младших, ни в люльке
малютку!
— Хо-хо-хо! —
Ни старших, ни младших, ни в люльке
малютку!»
Олуф Святой, отважный король,
Сидел на норвежском престоле.
В ту пору была Хорнелуммер-гора
Полна ненавистных троллей.
Как червонное золото, солнце горит
над Тронхеймом.
Велит он построить и с брега столкнуть
Ладью отменной оснастки.
«Отсель отправимся мы, чтоб задать
Нечистой силе острастки!»
Кормщик взобрался на груду добра.
«Стоянка с худою славой
У Хорнелуммера: эта гора
Захвачена троллей оравой.
Множество лет живет на земле
Старшой их, по прозвищу Аред.
Наши ладьи с молодцами в скале
Замыкает злодей и скаред.
Пышут кострами гляделки его.
Ногти, чернее дегтя,
Загнуты вроде козлиных рогов,
Длиной не менее локтя.
Его бородища у самых колен
Треплется конской гривой.
Тошно глядеть на когти его
И видеть хвост шелудивый».
На штевень «Зубра» Олуф Святой
Вскочил и крикнул: «Сегодня
Отплыть мы готовы! Отдайте швартовы,
Друзья, во имя господне!»
Как ни пыхти, как ни кряхти —
«Зубру», с волнами споря,
Пришлось короля с дружиной везти
К Хорнелуммеру, троллям на горе.
Шел дозором чудовищный тролль
По синим скалам и кручам.
Вдруг появляется Олуф-король,
На «Зубре» своем плавучем!
«Скажи мне, Рыжая Борода,
Как ты со страху не умер?
Большая тебя ожидает беда!
Попомнишь ты Хорнелуммер!
Никто не причаливал к нашей земле!
Вот собью с тебя спесь:
В скалу одной рукой засажу
Ладью, что болтается здесь!»
«Ты не кобенься зря, старикан,
Аред, пышуший злобой!
В утробу горы, накинув аркан,
«Зубра» втащить попробуй».
Он «Зубра» за штевень схватил и за рог,
Но сразу в скале по колена
Увяз и не мог вытащить ног
Из каменного плена.
«Я в камне завяз, но хребта и рук
Ничуть не утратил силу.
На собственной шкуре испробуешь ты
Мою молодецкую жилу!»
«Каменной глыбой, нечистый дух,
На глазах у крещеного люда
Ты простоишь до судного дня,
Никому не делая худа!»
Отколь ни возьмись, прибежала карга,
Вытянув шею отвратно.
Она что есть мочи таращила очи,
Визжа: «Убирайтесь обратно!»
Велела она, чтоб Олуф Святой
Немедля ноги унес,
А он приказал ей недвижно стоять
И каргу превратил в утес.
Малые тролли, сидя в норе,
Хватают железные крючья:
«Коль скоро матушка наша молчит,
Нет ли в том злополучья?
А если виной не кто иной,
Как недруг рыжебородый,
Железными прутьями угостим
Губителя нашей породы».
Славной шуткой дружину свою
Позабавил Олуф Святой:
Заклятьем он камень с камнем свел
И стену свел со стеной.
Наглухо гору замкнули они
Так, что не стало ходу
С этой поры из недр горы
Ни троллям, ни их приплоду.
Тролль меньшой взаперти бушевал
И такие выкрикивал речи:
«Нам глыбы тяжеле этой горы
Взвалить случалось на плечи!»
Братья, хвост подпирая лбом,
Подсаживать стали друг друга.
Но им скала была невподъем:
Хребты раздробила натуга.
Прав был Олуф Святой, король,
Нечисти не мирволя.
К Хорнелуммеру хочешь причалить —
изволь!
Там нет ни единого тролля.
Как червонное золото, солнце горит
над Тронхеймом.
Рыцарь Бесмер в стране эльфов
Двух дочек отец и пяти сыновей,
Жил рыцарь Бонде с женой своей.
Но юный Бесмер, их сын меньшой,
Был всех прекрасней в семье большой.
Владычица эльфов ночью и днем
Пятнадцать зим томилась по нем.
Пятнадцать зим, тая свою страсть,
Все думала, как бы его украсть!
В поздний час, когда спали все,
Скользнула она по вечерней росе.
«Бесмер, открой мне», — шепнула, стуча
В дверь сквозь край своего плаща.
«Ночью не звал я к себе гостей;
Ни от кого я не жду вестей!»
Касаньем легких своих перстов
Она откинула прочь засов
И ну, присев к молодцу на кровать,
Его золотыми кудрями играть.
«Бесмер, я клятву с тебя беру —
Приехать на каменный мост поутру».
В полночь настало вдруг пробужденье,
И он рассказал про свое наважденье:
«Прекрасная дева ко мне вошла,
Обличьем, как ярый воск, светла.
Волнистые кудри вошедшей неслышно
На шелк сорочки ложились пышно.
Как только померкнут сонмы звезд,
К ней поспешу я на каменный мост».
«Выкинь из головы свой сон.
Владычицей эльфов навеян он!»
«Слово дал я во сне иль въяве —
Я его нарушить не вправе».
Едва дождавшись начала дня,
Серого Бесмер седлает коня.
Выехал он из ворот, а мать
Стала плакать и руки ломать.
Конь, подкован червонным златом,
Споткнулся вдруг на мосту покатом.
Споткнулся на золотом гвозде.
Ездок очутился в бурлящей воде.
Приплыл по теченью он в эльфов приют,
И гостья ночная ждала его тут.
«Добро пожаловать, Бесмер, в мой дом!
Я сладкий мед смешала с вином.
Ты, рыцарь Бесмер, красив и строен,
Скажи мне, где ты вскормлен и вспоен?»
«В Дании вскормлен я и вспоен.
Там и наряд мой рыцарский скроен.
Туда вернусь я к своей невесте —
Жить мне и умереть с ней вместе!»
Тайком служанке велит она:
«Ты в зубровый рог налей вина!
Но два зерна волшебной ржи
Ты прежде в зубровый рог положи!»
Прислужница, молча ступив на порог,
В горницу вносит блистающий рог.
Бесмер до дна осушил этот рог
И прошлого больше припомнить не мог.
«Ты, рыцарь Бесмер, красив и строен,
Скажи мне, где ты вскормлен и вспоен?»
«В обители эльфов я вскормлен и вспоен.
В обители эльфов наряд мой скроен.
А ты — невеста моя, и впредь
С тобою жить мне и умереть!»
Воспрянула эльфов королева:
Спал у ней Бесмер под боком слева.
О нем горевали все, без изъятья:
Отец и матушка, сестры и братья.
До гроба, не находя себе места,
Плакала и убивалась невеста.
