Рыцарь Карл в гробу
Рыцарю Карлу неймется.
Он спрашивает мать:
«Как мне юную Кирстин
из монастыря умчать?»
А розы и лилии благоухали.
«Больным скажись и в гроб ложись,
обряжен, как мертвец.
Пусть никто не усомнится,
что тебе пришел конец».
Послушался рыцарь Карл.
В постель улегся он.
Был вечером болен, к утру с колоколен
звучал погребальный звон.
Пажи коней седлают,
чтоб в монастырь поспеть.
Покойного рыцаря Карла
везут в монастырь — отпеть.
Въезжает гроб, качаясь,
на монастырский двор.
Встречать его с почетом
выходит сам приор.
«Преставился рыцарь Карл молодой!»
Пажи, пурпур надев,
сегодня ночью над мертвым бдеть
просят прекрасных дев.
Услышала крошка Кирстин
и спрашивает мать:
«Могу я рыцарю Карлу
последний долг отдать?»
«Должна ты пурпур надеть
и на кудри златой венец.
Да в церкви, у гроба, глядеть надо
в оба!
Ведь рыцарь Карл — хитрец».
Три двери дева прошла насквозь.
Огни восковых свечей
у ней расплывались в печальных очах
и слезы лились из очей.
Вот села она к изголовью,
раскрыв молитвослов.
«Ты был моей любовью,
когда был жив-здоров!»
Стала она в изножье,
льняной подняла покров.
«Ты жизни мне был дороже,
когда был жив-здоров!»
Он ей шепнул чуть слышно:
«Ты слез не лей обо мне!
О маленькая Кирстин,
я здесь по твоей вине!
За стрельчатой оградой
ждут кони в час ночной.
Поскачешь ли, крошка Кирстин,
из монастыря со мной?»
Он выпрыгнул из гроба,
откинув прочь покров.
Он маленькую Кирстин
схватил — и был таков.
Монашки читали каноны
и видели, как он воскрес:
«Должно быть, ангел божий
за девой слетел с небес!»
Монашки читали каноны,
и каждую мучил вопрос:
«Почему этот ангел божий
до сих пор меня не унес?»
А розы и лилии благоухали.
Дева прекрасная в рощу одна
Отправилась в день погожий,
И встретился рыцарь Магнус ей.
Он был молодец пригожий.
«Добрый день тебе на зеленом лугу.
Добрый день, молодец пригожий!
На траве расстели нам обоим плащ!
Из него мы сделаем ложе».
«Для тебя свой новый бархатный плащ,
Зеленый, слегка ворсистый,
Чтоб от мокрой травы разлезлись швы,
Я не брошу на луг росистый!
Я не брошу на землю свой
бархатный плащ
Он достался мне не в подарок.
Я в Стокгольме его купил.
Он мне стоил пятнадцать марок».
«Рыцарь Магнус, живет моя мать
Вблизи, за лесной опушкой.
Подожди, покуда я сбегаю к ней
За голубой подушкой.
Живет моя мать — рукой подать!
Подожди меня, Магнус, в лесу.
У нее голубых подушек — пять.
Я одну из них принесу».
Накинув на кудри ему капюшон,
Велела — а голос был вкрадчив! —
Часок подождать и ушла навсегда,
Тем самым его околпачив.
Из тонкого шелка был ее плащ,
Смеялась она задушевно
И, платья подол по траве волоча,
Ушла что твоя королевна!
Весь день простоял, и другой простоял
На лугу молодец пригожий,
А девы прекрасной нет как нет,
Чтоб ему уготовить ложе.
В зеленом убранстве красуется лес,
А девы нет и в помине.
Магнус, она б не вернулась к тебе,
Хоть бы стоял ты поныне!
Еще с неделю высматривал он
Ее то справа, то слева.
Торчал как пень, и в троицын день
В церковь поехала дева.
При входе узнал он ее без труда:
«Зачем по собственной воле
Ты мне посулила вернуться туда —
И не вернулась боле?»
«Спасибо бархатному плащу
Скажи за такой подарок,—
Тому, что ты в Стокгольме купил,
Истратив пятнадцать марок.
Пусть ведают люди: ко мне вовек
Не подойдешь ты близко!
Зеленому бархатному плащу
За это кланяйся низко!
Честь я тебе оказала в лесу,
Полном предутренней влаги.
Рыцарь Магнус, принять эту честь
У тебя недостало отваги.
Рыцарем будь я, что деву в лесу
Встретил, — клянусь тебе свято! —
Свой плащ безоглядно швырнула б в росу,
Будь он даже из чистого злата!»
Свейдалем брошенный мяч угодил
Деве в грудь ненароком.
И сделалась эта дева бледна,
Стоя в окне высоком.
Юный Свейдаль идет за мячом,
Влетевшим в окно светлицы.
Но прежде, чем он вошел, печаль
Закралась в сердце девицы.
«Что толку тебе закидывать мяч
В светелку мою ненароком,
Если жаждет любви твоей
Дева в краю далеком?
Ты, юный Свейдаль, очей не сомкнешь,
Покой и сон позабудешь,
Доколе девы прекрасной своей
От мертвого сна не пробудишь».
Юный Свейдаль, закутавшись в мех,
Вошел и, став посредине
Светлицы, где ратный люд пировал,
Промолвил своей дружине:
«Вы кубки здесь наполняйте, друзья,
Обильным вином и медом,
Покуда съезжу к матушке я,
Что спит под могильным сводом».
Юный Свейдаль к родимой взывал
Голосом громоподобным,
Так, что в стене появилась щель
И трещина — в камне надгробном.
«Кто неистовым зовом своим
Тревожит меня безрассудно?
Или с миром в земле сырой
Нельзя мне спать беспробудно?»
«Матушка, юный Свейдаль, твой сын,
Не в силах избыть кручину.
Дай совет из подземных глубин
Своему горемычному сыну!
То, что страдает сердце мое
От мук любви безысходной,
Дело рук моей сводной сестры
И мачехи злоприродной.
К деве, живущей в чужом краю,
Влечет меня днем и ночью,
Хоть суженой прекрасной своей
Не видывал я воочью».
«Я дам тебе лихого коня.
Он проносится рысью
И лугом зеленым, и фьордом соленым,
И поднебесной высью.
Я дам тебе богатырский меч,
В драконьей крови закаленный.
Как факел, у всадника в темном лесу
Блещет клинок оголенный».
Юный Свейдаль вскочил в седло,
Пришпорил коня богатырь.
Насквозь проскакал он дремучий лес,
Осилил морскую ширь.
В ту пору берегом шел пастух,
Гнавший скотину в воду.
Юный Свейдаль, коня придержав,
Спросил человека с ходу:
«Услышь мое слово, добрый пастух!
Поведай мне без утайки,
Как имя владетеля этих стад
Или, быть может, хозяйки?»
«Повержена в беспробудный сон
Своей неизбывной любовью,
Одна прекрасная дева и есть
Хозяйка всему поголовью!
Юный Свейдаль у ней из ума
Нейдет ни днем, ни ночью,
Хоть этого рыцаря дева сама
Не видывала воочью».
«Пастух мой добрый, где ее дом?
Меня не вводи в обман!
Если стану я здесь королем,
Я дам тебе рыцарский сан».
«Под липой, на взгорье, стоит ее дом,
Чей вход булатом окован.
Серым тесаным камнем кругом,
Как крепость, он облицован.
Он серым тесаным камнем одет.
Ни щели там, ни оконца.
Восемь лет моя госпожа
Не видела ясного солнца.
У двери заветной медведь и лев
Застыли, разинув зевы.
Но если ты — Свейдаль, войдешь без препон
В спальню прекрасной девы».
Свейдаль подъехал — и сами собой
Упали затворы с двери.
Покорно припали к его ногам
Вход охранявшие звери.
Покорно к ногам его лев и медведь
Прильнули, толкая друг дружку.
Липа склонила до самой земли
С листвой золоченой верхушку.
До самой земли склонилась она
Своей златолиственной сенью.
Дева очнулась от мертвого сна,
Чудесному рада спасенью.
Эта влюбленная дева была
Разбужена звоном шпор.
Она воскликнула: «Небу хвала!
Свободна я с этих пор».
Юный Свейдаль, смел и пригож,
Входит в спальный покой,
И крепко она обнимает его,
Дивясь красоте такой.
«Рыцарь Свейдаль, возлюбленный мой!
От муки спаслись мы оба.
Слава господу, с этого дня
Вместе быть нам до гроба!»
