Глава XXVII
Благоразумные государи и республики должны довольствоваться одержанной победой; в большинстве случаев, если ее недостаточно, они проигрывают
Бранить врага обидными словами заставляет обычно дерзость, вызванная победой или обманчивой надеждой на нее. Подобные надежды делают людей неразборчивыми не только в словах, но и в поступках. Укоренившись в человеческом сердце, самоуверенность притупляет чувство меры и чаще всего заставляет упустить насущное благо ради призрачного. Это обстоятельство заслуживает рассмотрения, ибо люди обманываются очень часто и с большим ущербом для себя, и я думаю показать это с помощью старинных и современных примеров, которые объяснят все лучше всяких доводов. Когда Ганнибал разбил римлян при Каннах, он отправил в Карфаген своих посланцев с известием о победе и с просьбой о помощи. При обсуждении дальнейших действий в Сенате Ганнон, умудренный годами карфагенский гражданин, советовал воспользоваться этой победой для заключения с римлянами выгодного мира и не ждать, пока к этому вынудит поражение, потому что теперь можно было выставлять почетные условия. Карфагену было бы достаточно показать римлянам, что он может с ними справиться, и, одержав одну победу, не следовало рисковать ради еще более внушительной. Этот совет не был принят, и Сенат признал его разумность лишь тогда, когда случай был упущен.
Когда Александр Великий овладел уже всем Востоком, Тирская республика, в те времена благодаря своему господству на море славная и могущественная, наподобие Венеции, обеспокоившись величием Александра, направила к нему посольство с предложением перейти в добровольное подданство и приняла все его условия, за исключением пребывания царя и его войска в самом городе. Александр разгневался на жителей Тира, которые закрыли перед ним ворота, в то время как весь мир распростерся перед ним. Он отверг все их предложения и осадил город. Благодаря водной преграде и богатейшим запасам продовольствия и прочих припасов, необходимых для обороны, город против всякого ожидания на протяжении 4 месяцев успешно сопротивлялся, и Александр, убедившись в том, что бесславно теряет время, решил пойти на мир с горожанами и уступить им то, о чем они сами просили. Однако возгордившиеся жители Тира не только не пожелали пойти на соглашение, но и казнили прибывших на переговоры посланцев Александра. Взбешенный царь бросил на приступ такие силы, что взял и разрушил город, после чего перебил и увел в рабство его жителей.
В 1512 году во флорентийские владения вторглось испанское войско, чтобы восстановить во Флоренции правление Медичи и обложить город данью. Испанцев призвали некоторые из горожан, пообещав выступить им в поддержку с оружием в руках, когда те окажутся в пределах республики. Спустившись на равнину и не обнаружив обещанного подкрепления, испанцы, испытывая недостаток провианта, попытались заключить перемирие, но народ Флоренции высокомерно не пожелал вступить с ними в сговор, что повело к падению Прато и гибели государства.
Таким образом, для государей, подвергшихся нападению, нет ничего хуже, чем отказываться от любых соглашений, если противник гораздо сильнее их, особенно если предложение исходит от него, ибо это предложение никогда не может быть столь унизительным, чтобы в нем не было хоть какой-нибудь выгоды для принимающего, которая составляет долю и его победы. Народу Тира довольно было принять от Александра те условия, которые он сначала отверг, и для них было немалой победой с оружием в руках заставить такого человека склониться к их желанию. Также и флорентийский народ должен был удовлетвориться такой немалой победой, при которой испанское войско уступало некоторым из его требований, а свои не могло выполнить целиком, ибо в намерения испанского войска входили изменение государственного строя Флоренции, расстройство ее союза с Францией и получение контрибуции. Если бы из этих трех намерений испанцам удалось выполнить только два, а именно последние, а на долю народа осталась бы одно, то есть сохранение его власти, в этом уже заключались немалая честь и немалое удовлетворение, потому что, продлевая свое существование, народ не должен был заботиться об остальном, и не следовало ставить все на карту, даже если надо было испытывать милость судьбы ради гораздо более крупного и почти верного успеха; благоразумные люди никогда не идут на такой риск без крайней необходимости. Когда Ганнибал после 16 лет славных битв покинул Италию, призванный карфагенянами для спасения родины, он узнал о поражениях Гасдрубала и Сифакса, о потере Нумидийского царства и о том, что единственную надежду Карфагена, запертого в своих четырех стенах, составляют он сам и его войско. Понимая, что это последняя ставка его отечества, Ганнибал не захотел рисковать ею, пока не были испытаны все прочие средства, и не счел постыдным просить мира, полагая, что выход для его страны заключается именно в этом, а не в войне. Но так как в мире ему было отказано, он не преминул дать бой, хотя и без надежды на выигрыш, ибо в этом случае оставалась возможность победить или, погибнув, покрыть себя славой. И если Ганнибал, который был столь доблестным вождем и располагал всем своим войском, прежде чем дать сражение, попытался заключить мир, видя, что на карту поставлена свобода отчизны, то как же следует поступать людям, не обладающим его доблестью и опытом? Но одно из людских заблуждений состоит в неумении полагать предел своим несбыточным мечтаниям, основываясь на которых и не соизмеряя своих сил, они погибают.
Глава XXVIII
Сколь опасно для республики или государя оставлять безнаказанными обиды, нанесенные обществу или частному лицу
К каким действиям побуждает людей негодование, легко видеть на примере, случившемся с римлянами, когда они отправили послами к французам, пришедшим с войной в Тоскану, и в частности в Кьюзи, трех Фабиев. Жители Кьюзи обратились за помощью к римлянам, и те снарядили послов, чтобы они от имени римского народа потребовали у французов прекратить войну с тосканцами. Прибыв на место, посланцы Рима застали французов и тосканцев сражающимися, и так как они были людьми дела, а не слов, римляне заняли места в первых рядах своих союзников, и увидевшие их французы все свое негодование против тосканцев обратили на римлян. Их гнев был усилен еще тем, что когда французские послы принесли свою жалобу на эту обиду римскому Сенату и в возмещение ее потребовали выдачи Фабиев, тех не только оставили в Риме и не подвергли никакому наказанию, но и во время ближайшего народного собрания назначили трибунами с консульской властью. Видя, что их обидчики вместо наказания были возвышены, французы посчитали это позором и оскорблением для себя. Воспылав яростью и негодованием, они осадили Рим и завладели им вплоть до Капитолия. Это несчастье постигло римлян только из-за их несправедливого поступка, ибо их послы, действовавшие «contra jus gentium» [59] , должны были подвергнуться наказанию, а вместо того получили почетные звания. Отсюда явствует, насколько любая республика и любой государь должны воздерживаться от нанесения подобных обид не только множеству граждан, но даже и одному человеку. Ведь если кто-либо подвергается оскорблению от своих сограждан или от частного лица и не получает соответствующего удовлетворения, то, когда речь идет о республике, он старается отомстить даже ценой ее крушения, а если он является подданным какого-либо государя и не лишен хотя бы малейшего чувства собственного достоинства, он не успокаивается, пока не сведет счеты со своим правителем, пусть бы это стоило ему больших неприятностей.
Самым лучшим и убедительным доказательством здесь является пример македонского царя Филиппа, отца Александра. Одним из его придворных был Павсаний, знатный и красивый юноша, в которого влюбился один из первых сановников Филиппа, Аттал. Неоднократно он пытался склонить его к взаимности, но, убедившись, что Павсанию были чужды подобные утехи, Аттал решил завладеть неприступным юношей с помощью обмана и насилия. Устроив пышный пир, на который собрались многие знатные бароны и в их числе Павсаний, он постарался досыта всех напоить и угостить, а затем, в разгар пиршества, велел схватить Павсания и, прибегнув к силе, не только удовлетворил свое вожделение, но в довершение поругания велел поступить с ним таким же образом другим. Павсаний неоднократно жаловался Филиппу на понесенную обиду, но тот, в течение некоторого времени обещая отомстить за него, не только не сделал этого, но и поставил Аттала во главе одной из греческих провинций. После чего Павсаний, видя, что его враг вместо наказания получил возвышение, обратил все свое негодование не против обидчика, а против Филиппа, пренебрегшего местью. И вот однажды утром, когда праздновалась свадьба дочери Филиппа с Александром Эпирским, Павсаний убил Филиппа, когда тот направлялся в храм для совершения обряда, шествуя между двумя Александрами, зятем и сыном. Этот пример очень напоминает то, что случилось с римлянами, и должен послужить предостережением всем правителям: никогда не следует чрезмерно недооценивать людей и полагать, нагромождая одну обиду на другую, что твоя жертва не пожелает отомстить за себя, невзирая на любую опасность и ущерб.
