Чистилище. Песнь 25
Преодолев, мы вправо повернули.
И содрогнулись: пламень рвался вон
Из недр земли, но вот ветра подули,
Его толкая вспять. Был жуток он.
Меж пропастью и пламени кипеньем
Я потянулся, ужасом сражен,
К Вергилию, но вдруг услышал пенье:
«Ты, милосердный Боже!» И назад
Я посмотрел невольно в то мгновенье
И призраков увидел длинный ряд,
Которые сквозь пламень проходили.
И вновь на пропасть устремил свой взгляд,
Молясь, чтоб силы мне не изменили.
«Осужден я здесь блуждать,
Недвижный воздух пеньем оглашая.
Свои грехи оплакиваю я,
Одну надежду в сердце сохраняя,
Что доживу до радостного дня.
Собрат, я заклинаю тою силой,
Что к Небесам влечет тебя, храня,
Напомнить о душе моей унылой
Среди святых, таинственных высот».
Последние слова проговорил он
И вновь скользнул туда, где пламя жжет.
* * *
Но мы-то шуму верить не должны:
Что нынче в моде, завтра же растает.
Не шума жаждет дар, а тишины.
Коль ты идешь туда, где обитает
Блаженство, – пусть молитву «Отче наш»
Там за меня пред Богом прочитает
Небесный дух иль Рая светлый страж».
Ответить я хотел, но поразила
Меня толпа совсем других теней,
Которая сквозь пламень проходила
К тем, что уже стояли меж огней.
И призраки друг друга обнимали
И, не скрывая радости своей,
По узкой тропке уходили дале…
* * *
Когда мы по тропинке шли втроем,
Меня поэт предупредить пытался:
«Смотри, чтоб не обжегся ты огнем
И в пропасть по дороге не сорвался».
«Постойте! Дальше не ступайте всё же:
Покуда не очиститесь в огне,
Вам о высотах размышлять негоже».
* * *
«Не смертельна эта боль —
Иди вперед». И он разжал объятья.
Но я стоял на месте. «Меж тобой
И Беатриче лишь стена осталась, —
Сказал поэт, – она за той стеной».
* * *
И так сказал: «О смертный, сын земли!
Прошел ты сквозь Чистилище и пламя.
Вот мы тебя к пределу подвели,
И путь иной ты вновь продолжишь с нами.
Но управлять не буду я тобой.
Тебя я вел, мой сын, всей силой знаний
И разума, что мне даны судьбой.
Завершены лихие испытанья,
Теперь пойдешь особою тропой.
Тогда мы на ступенях разместились,
Подъем на гору прерывая свой.
И вспомнил коз я, что наверх стремились
И радостно паслись под тенью скал,
Верхи которых солнцем раскалились.
Зато пастух внимательный не спал,
Поскольку он рассеянное стадо
От хищников полночных охранял».
С деревьев раздавалось птичье пенье,
Как будто хор молитву устремлял
К Творцу миров, и в это же мгновенье
Благословлялось в звонких голосах
Зари румяной раннее явленье,
Что в трепетных зарделась небесах.
И, пенью птиц внимавшие, дрожали
Узорчатые листья на ветвях.
* * *
«В познанье светлой истины.
Так знай: Верховное блаженство постоянно
В себе находит собственный свой рай,
И только то приемлет неустанно,
Что на него похоже. Человек
Им создан так, чтоб, не творя обмана,
В блаженстве проживал из века в век,
Вкушая здесь покой и наслажденье.
* * *
«Поток, что возле ног твоих бежит,
Не сила испарений создавала;
И он в Раю иной имеет вид.
Он вечное берет свое начало
Из вечного источника, что льет
Потока два, не обмелев нимало»
* * *
«Дни радости, без горя и разврата.
Здесь люди первозданные нашли
Сад, полный неги, влаги, аромата.
А реки Рая, что берут вдали
Свое начало, наполняясь светом,
– Таят нектар, прославленный людьми».
Светилось дно. Но луч не мог, блуждая,
Его достичь, скользя по гладкой мгле:
Казалась черной та вода сквозная.
* * *
и там, где брызги сочных трав касались,
Я женщину узрел перед собой:
Одним цветком, затем другим пленяясь,
Она склоняла лик прозрачный свой
И пела. Я сказал: «О, ты прекрасна!
И девственность души твоей святой
В чертах лица теперь читаю ясно».
Внезапный свет прорезал чащу бора.
И влево я рванулся наугад,
Решив, что это молний озаренье,
Но свет не гас, и я пошел назад,
Смутившись: «Что за странное явленье?»
И в этом дивном свете золотом
Мелодия звучала…
* * *
Меж четырьмя тащилась колесница,
Которую, запрягшись, влек Грифон,
Вздымавший крылья. Верхней частью птицу
Орлиным клювом мне напомнил он.
* * *
Три женщины плясали
За колесницей. Алою была
Одна: ее в огне б не распознали.
Другая – изумрудом взор влекла.
Меж тем все ближе светочи мигали;
Они то ль солнца луч при свете дня,
То ль пояс лунный мне напоминали,
Семиполосно воздух и волну
Окрашивая яркими цветами.
Но глаз не мог измерить их длину.
* * *
И светочей эдемских трепетанье
Бесстрастно затмевало лунный свет,
Долину заливающий в молчанье
«Откроюсь вам: в минувшие года
Я рядом с этим смертным проживала.
Мы в детстве с ним играли иногда,
И нежность наши души овевала.
Когда ж в минуты сладостные те
Я жизнь свою на вечность променяла,
Чтоб обновиться в новой красоте,
Он от меня отрекся за мгновенье
И присягнул обманчивой мечте».
* * *
Явился демон-искуситель,
И ввел в соблазн, что мучает людей.
Тогда поэта в адскую обитель
Я завлекла и в скорбный мир теней
Сама спустилась, горестно рыдая,
Чем тронула певца минувших дней.
«Поэт, к тебе должна вернуться сила.
Узнал ли, кто беседует с тобой,
Иль Данте снова память изменила?
Я – Беатриче, на горе Святой
Живущая теперь, как в стенах храма,
Где властвуют лишь радость и покой».
И я глаза отвел, не в силах прямо
Взглянуть на деву…
