И он спросил Эета, знает ли он и его приближенные, отца его Афаманта, сына бога ветра Эола...
Они отлично его знали. Они давно ждали златорунного овна.
Затем Фрике рассказал волшебнику Эету и дочери его Халкеопе о гибели сестры своей, Геллы.
Так он вошел в дом Эета. Говорил с рабами он наставительно и как человек, стоящий выше их, хотя и называл их «друзьями».
Морская вода закалила и взбодрила его тело и душу, и он чувствовал свое превосходство над остальными. Эет воспитал Фрикса и женил на дочери своей Хал- кеопе.
Когда же золотого овна, спасшего Фрикса, должны были принести в жертву тучегонителю Зевсу, Фрике невольно вспомнил ту самую удивительную, напоенную звездами, ночь, когда над ним был занесен клинок жреца.
Постой, милая Халкеопа,- произнес он.
Да, Фрике. Что с тобой? Ты плачешь?
Царица моя, когда-то я высадился у твоих берегов... Добрый Эет приютил меня, воспитал, ты подарила мне свою любовь... Я рассказал тебе все, не думая, кто ты... Но я не сказал главного...
Милый мой, настолько это серьезно?
Ну, что ж...- Фрике зажмурил глаза, по его лицу текли слезы,- после второго новолуния, ко мне явились эринии. Они сказали мне, что будут преследовать меня до тех пор, пока я не отомщу за обиду, нанесенную мне Ино, женой отца нашего, Афаманта, дочерью Кадма... Пока я не отомщу за смерть сестры своей, Геллы, которую не смог спасти. Ее навечно поглотили волны морские... До тех пор будет являться мне ночью дева в лиловом, искать моей крови, слышишь, Халкеопа?
Я должен был сказать тебе это. Еще в тот миг, когда вместо златорунного овна мог быть принесен в жертву я, в далекой Беотии, открылась мне моя судьба, звезда моего отмщения... это она посылает своих слуг - эриний, чтобы они гнали меня до тех пор, пока я или не убью Ино, или не погибну сам, как сестра моя Гелла. Вот все, что хотел сказать тебе, царица.
Пастухи и рабы, стоящие поодаль, молчали, держали в стороне своих детей. Казалось, что они глядели в пустоту, ища какие-то зерна.
Дочь Зета смотрела прямо на него, держа одну руку у лба и сжав другой нож, приготовленный для жертвоприношения овна.
Послушай,- сказала она, наконец, после долгого молчания, в котором, казалось, была заключена вся любовь, вся кроткость и тишина ночи,- послушай Фрике,- начала она,- ты хочешь знать о золотом руне? Мы - цари, но мы - я и мой отец,- волшебники или жрецы, нам известны скрытые от иных людей тайны. Все, что рассказал ты теперь, было давно открыто мне богом войны Аресом. Золотое руно овна отец повесит в священной роще Ареса. Сторожить руно будет ужасный, извергающий пламя, дракон. О золотом руне узнают потомки Афаманта, твоего отца, потому что после жертвоприношения овна спасение и благоденствие их рода зависят от обладания руном. И они захотят любой ценой добыть его.
Слушай, Фрике! Я избавляю тебя от эриний, посылаемых тебе вдогонку Ино. Эта женщина тебе больше не опасна. Кровью овна насытится ее сердце, и поглотит ее мрак!
Фрике! - она неожиданно занесла клинок над самым сердцем златорунного овна, закрыла глаза и через миг упала без сил.
Это было чудовищно, это исчадие времени с царской повязкой на голове, чудовищно не только несовместимостью женской прелести и неведомостью своего происхождения.
Что гласила ее разгадка? Она вообще не гласила. Какого она была пола - мужского или женского? Здешний люд называл ее молодой львицей.
Ведь даже Фрике, вставая теперь с окровавленного песка, не мог вопросить...
Это был сфинкс. А, значит, это была загадка и тайна, тайна дикая, с львиными когтями, жадная до молодой крови.
Фрике стоял близко-близко...
Не поднимет ли вдруг это чудовище лапу с песка, не прижмет ли оно его, мальчика, к своей груди?
Долго стоял Фрике под звездами, перед исполинской загадкой, выставив вперед одну ногу, держа локоть в одной руке, а подбородок - в другой.
Когда он потом снова улегся во дворце рядом с Халкеопой, ему приснилось, что сфинкс превратился в златорунного овна с окровавленным лбом и сказал: «Я люблю тебя».
На берегу голубого морского залива в Фессалии брат обезумевшего от горя царя Афаманта, Кретей, построил город Иолк. Разросся небывало этот город, необычайным богатством и плодородием славились его поля.
Когда умер Кретей, править в Иолке стал сын его, Эсон, но его брат по матери, сын Посейдона, Пелий, отнял у него власть. И пришлось Эсону жить в городе как простому гражданину!
Когда же у Эсона родился сын, прекрасный мальчик, испугался Эсон, что жестокий Пелий убьет его сына, опасаясь, что именно к нему по праву перейдет власть над Иолком. И решился скрыть его.
Фессалия - это совсем особая страна, не похожая на прочую Грецию. Ее образовала обширная равнина, орошаемая многоводной рекой Пенеем и ее многочисленными притоками.
Окружена была эта равнина крутыми горами, а самой величественной была здесь гора Олимп, гора - исполин, земная обитель «олимпийских» богов.
Вторая гора, Осса, была менее замечательна, но зато третья, самая южная в этой цепи, лесистый Пелион, наводила ужас на равнину своими дикими обитателями.
Это были кентавры, полулюди, полукони, страстные и необузданные.
Однако, среди всех фессалийских диких кентавров появился один, который не только среди них, но и среди людей и богов прославился своей добродетелью.
Он охотно брал к себе на воспитание молодых витязей, отцы которых хотели их поставить выше себя.
Зная об этом, и Эсон отправился с сыном своим к мудрому кентавру Хирону.
Тяжело вздохнув, Эсон соскочил с колесницы, отпустил коней домой и отправился разыскивать этого нового зверя. Долго он шел вперед и вперед, пока перед ним, упираясь вершинами в облака, не встали каменистые склоны той горы, в пещере которой обитал отшельник Хирон.
Эсону очень хотелось пить. Он остановился и стал слушать, не журчит ли где-нибудь ручеек, но вместо плеска воды вдруг донеслось до него конское ржание и громкий топот. Это был вовсе не зверь, не конь, а самый настоящий кентавр: получеловек-полулошадь.
Пока Эсон с маленьким сыном на руках разглядывал удивительное создание, человек-конь остановился на горной лужайке и, приставив обе ладони ко рту, затрубил в них, как в трубу. Со всех сторон затрещали кусты. Целый табун точно таких же кентавров неспешно протрусил мимо Эсона и мальчика, поднимая облака пыли. Удивленный Эсон пошел за ними.
Скоро он вышел на большую поляну в горной дубовой роще. Тут между деревьев виднелись хижины, сложенные из грубых, больших валунов и прикрытые хворостом. Земля под дубами была утоптана, как гладкий глиняный пол. Но никого не было видно, только там и здесь валялись черепа оленей и груды костей, да, возле одной из хижин стоял хвостом к Эсону гладкий вороной кентавр.
Подняв руки и задрав кверху голову с острой бородкой, он срывал листья с высокого дерева и засовывал их в рот, мирно отмахиваясь своим лошадиным хвостом от комаров и слепней.
Эсон громко окликнул кентавра, на всякий случай выхватил все же меч.
Услышав голос, кентавр поднялся на дыбы, повернулся на задних ногах и подскакал к Эсону с ласковым ржанием. Думая, что кентавр не поймет его речи, Эсон показал знаками, что хочет есть и пить. Но кентавр заговорил правильным и красивым греческим языком. Это был Хирон.
Он повел Эсона с малюткой в свою убогую хижину, посреди которой горел небольшой костер. Пища отшельника была самая простая - лесные корни и плоды, даже от дичи он воздерживался, находя несправедливым ради собственного пропитания отнимать жизнь у других тварей.
Насытившись похлебкой, Эсон попросил пить и напоил маленького сына. После этого он изложил Хирону свой страх перед Пелием и попросил кентавра взять на воспитание сына.
- Молю богов,- прибавил он,- чтобы ты сам, Хирон, пришел ко мне тоже с каким-нибудь желанием, которое я выполнил бы тем радостнее, чем сильней оно будет! Тогда стоящий рядом один из учеников кентавров, звали его Фол, подмигнул Эсону и сказал:
- Здесь, в хижине у Хирона стоит большая бочка с вином. Только это - священный напиток, его подарил кентаврам сам бог Дионис, и никто из нас не смеет пить из бочки без разрешения Хирона...
Говоря о вине, Фол так вкусно прищелкивал языком, что Эсон почувствовал мучительную жажду. Он стал уговаривать Фола дать ему хоть одну каплю вина. Но Фол покачал головой и сказал, что никак не может нарушить запрет. Другое дело, если Эсон сам зачерпнет из бочки. Ведь Эсон гость, а по законам гостеприимства гость может пить и есть все, что захочет.
Все рассмеялись, Эсон открыл бочку, зачерпнул из нее прямо горстью, стал пить, а веселый Фол, ученик Хирона, пристроившись рядышком, тянул вино прямо из бочки. Так они пировали очень довольные друг другом. Оставив сына у Хирона, Эсон вернулся в Иолк.
