Галбац закончил песню, отзвучали звуки чунгура и бубна. За это время несколько пар молодых глаз успело незаметно обменяться многозначительными взглядами. Ведь несмотря на то, что события, о которых пелось в старинных балладах, уже не обсуждались, настолько они были хорошо знакомы и близки, но в глубине души они многое бередили и продолжали бить журчащими родниками в крови молодых юношей и девушек, заманивая и увлекая их куда-то. «А теперь спой о Хочбаре!» — кричали восторженные слушатели со всех сторон. И певец с удовольствием запел знаменитую балладу о гибели героя-разбойника, продолжавшего вечно жить в сердцах народа.
«Однажды к абреку * Хочбару из Гидатля прибыл посыльный от хунзахского нуцала * с приглашением в гости. Герой дал обещание приехать.
Но его старая мать предупредила его: „Не лезь в петлю, сын мой! Хан — твой враг. Ему ничего не стоит убить тебя. Ведь ты причинил ему столько неприятностей. Я предчувствую беду!“
На что Хочбар ответил: „Это женский хабар! {48} Ведь хан мужчина. Он, конечно, охотно лишил бы меня жизни, но не тогда же, когда я буду его гостем. И даже если ты права, я должен поехать, иначе они подумают, что я трус. А это позорно для меня. Встань же, выбери из моих трофеев кольцо для жены хана и коня для самого хана, моего кунака!“
Старуха послушалась, и Хочбар поскакал в гордом одиночестве, без сопровождения телохранителей, на своем любимом белом коне в сторону Хунзаха.
Когда он добрался до цели, то увидел, как мужчины и женщины, старики и дети отовсюду несли и складывали поленья и сухие ветки. Не обратив на это особого внимания, он въехал во двор хана, и тут же был схвачен слугами, которые стащили его с коня и связали. Тут подошел хан. „Наконец-то ты у меня в руках, абрек. Ты попался в ловушку, и я велю тебя сжечь живьем!“ — воскликнул он. Хочбар молчал.
Когда его закованного привели на площадь, наступила ночь, и костер был заложен. Люди с горящими факелами подошли к поленнице, и тут же вспыхнули языки пламени. Хочбар заметил наверху свое оружие и свой щит, все было сломано, его любимый белый конь был убит. Ханские слуги хотели бросить Хочбара в огонь, но тут хан воскликнул: „Стойте! Вот еще что! О твоем голосе, абрек, ходит слава. Говорят, что нет тебе в этом равных. А ну-ка, спой напоследок, Хочбар! Развлеки нас!“
Толпа смотрела со страхом, но Хочбар молчал. Хан засмеялся: „Ну же, почему ты не начинаешь, абрек? Может быть, у тебя от страха голос пропал?“
Хочбар спокойно сказал: „Как я могу петь со связанными руками? Развяжите меня и дайте мне чунгур. Только так я смогу по-настоящему спеть!“
И тут Хочбар, стоя перед огненной стеной, ударил по струнам и запел громким и чистым голосом: „Слушайте меня, вы, пришедшие увидеть мою смерть. Знаете ли вы, кто я? Я хочу сказать вам об этом. Я тот, кто крал ваш скот на глазах у пастухов. Я тот, кто брал ваших невест за день до свадьбы. Я тот, кто объезжал ваших лучших лошадей. Я тот, кто оставлял ваших жен вдовами, а ваших детей сиротами. А кто перерезал сухожилия твоей любимой лошади на пастбище, хан? А кто украл у твоей жены красные штаны, хан? Кто нанес тебе такой позор, кунак? Это был я, Хочбар из Гидатля!“
И с этими словами он отбросил от себя чунгур, схватил руками обоих сыновей хана, стоявших впереди и с любопытством ожидавших предстоящей казни, и прыгнул с ними в огонь.
Раздался ужасный крик, толпа разбежалась, хан остался один. Хочбар стоял в пламени, не выпуская детей из сильных рук. „Плачьте! — продолжал он петь,— плачьте и кричите, трусливое исчадие трусливого отца, нарушившего правило гостеприимства. Мне не жаль вас, змеиное отродье! Жаль мне только моего белого коня, он был благородных кровей!“
Хочбар пел во весь голос и умер с песней на устах».
Раздались одобрительные возгласы, присутствующие выражали свою глубокую признательность замечательному певцу. А вот баллада, которую он собирался сейчас исполнить, настраивала людей на более печальный лад. Певец взмахнул бубном, привел его в движение и таинственным шепотом начал свой рассказ:
«С древних времен известна эта печальная песня. Чабаны передавали ее из рода в род. Она рассказывает о событии, которое произошло однажды там, где долина реки Койсу, сужаясь, открывается на Дарго {49}. Здесь все свершилось волею судьбы прекрасной лунной ночью. Вокруг благоухали цветущие ивы, быстрые горные воды стремительно и шумно неслись в долину, на склонах гор блеяли овцы. На берегу ручья стоял юноша и поил свою лошадь. Он был одет в бурку и плотно закутан в башлык, так как ночь была хотя и ясной, но холодной. Обычно мечты молодых людей при луне бывают приятными, но у этого парня они были тяжелыми и мучительными. Взгляд его был неспокоен, он думал о давно свершившейся несправедливости, не искупленное бремя которой висело на нем с детских лет. Он приложил ухо к земле, и ему издалека послышался топот лошади, едущей по горной тропе. И, действительно, через некоторое время из леса выехал всадник и приблизился к воде. Заметив юношу, мужчина поздоровался с ним: „Салам алейкум, друг“.— „Ва алейкум салам, Ники Булат!“ — ответил юноша. „Ты знаешь меня?“ — воскликнул мужчина удивленно. „Как же мне тебя не знать? — рассмеялся молодой человек.— Ты же мой враг, с тех пор как ты десять лет назад убил моего отца! С тех пор как я возмужал, я ждал встречи с тобой в нужном месте и в нужный час. Время настало! А теперь слезай с лошади. И мы предоставим себя милости небес!“ Ники Булат спешился и молча принял вызов. Так вел он себя всю жизнь. Они стояли друг против друга, и Аллах был им свидетелем. Они сражались на кинжалах, старший был сильнее и обученнее, а младший ловчее, полон гнева и жажды мести. Стрелка весов судьбы колебалась то в одну, то в другую сторону, а затем все решилось: Ники Булат рухнул у самого берега реки и умер, так как мера отведенных ему Аллахом дней, которую никому не удается перешагнуть, переполнилась через край.
Юноша стоял над ним как победитель. В небе светила прозрачная луна, все тропинки белели на фоне темных гор. До каждой трещины и зазубрины в скалах, казалось, можно было дотронуться. Где-то в лесу выл шакал, лошади в страхе фыркали. Как доказательство исполненной мечты мститель отсек правую кисть убитого, завернул в платок и положил в хурджин *.
Затем, взяв под уздцы коня Ники Булата и, привязав его к своему коню, он поехал в сторону отцовского дома, наследное право на который он по-настоящему получил только сегодня {50}. С его души свалился камень, грудь дышала свободно, сердце билось радостно, как никогда прежде.
Когда он въехал во двор, к нему подбежала мать, только что проснувшаяся от каких-то смутных видений. Она молча помогла ему развязать хурджины, которые он протянул ей со словами: „Открой и посмотри, какую добычу я тебе принес!“ При этом он смотрел на ворота, на поперечной балке которых он хотел сразу же повесить символ выполненного сыновнего долга. Но сначала он решил устроить и накормить коней.
Мать взяла хурджины и, как сказал ей сын, развернула окровавленный платок. Увидев кисть руки с хорошо знакомым ей перстнем на большом пальце, она воскликнула в горе: „О рука Ники Булата, я держу тебя еще раз в моей жизни! Какая ты сегодня холодная и застывшая, а ведь прежде ты была такой теплой, твердой и ловкой. Твое прикосновение было для меня приятнее любого другого. Ах, с тех пор как ты оставил меня, все в жизни потеряло для меня смысл, и я стала безразличной ко всему“. Двадцать лет своей жизни она прожила как в каком-то тревожном, полном смутного ожидания сне. Несчастная женщина провела его рукой по своим губам и, плача, покрыла ее поцелуями.
Сын, возвращавшийся из конюшни, бесшумно подошел к матери и ужаснулся тому, что он увидел и услышал. „Отец! — воскликнул юноша,— я должен довести начатое дело до конца и убить всех твоих врагов!“ В лунном свете сверкнул кинжал, сын набросился на мать, и она погибла из-за своего возлюбленного.
Такую историю рассказывают чабаны светлыми ночами, когда самый приветливый огонь костра становится бледным и бессильным из-за холодного лунного света. А вот что было раньше, и что произошло с этим юношей после, они не знают. Этого никто не помнит».
Когда Галбац закончил свою песню, умный Саду, которого все всегда внимательно слушали, произнес: «На самом деле, удивительно и странно слушать старые предания и на безопасном расстоянии следить за жизненным путем гонимых судьбой, блуждающих смертных. Но случается иногда, что сила человеческого сердца или озарение сверху оказывается сильнее, чем трагическое стечение обстоятельств.
Такого рода чудеса происходят и в наши дни, о чем я вам и поведаю, чтобы утешить вас и вселить в вас уверенность. Так послушайте же удивительную историю Гамзата, друга Аллаха и его пророка.
Еще совсем недавно в Салта жил старый Гамзат, богатством которого были его мудрость и его единственный сын Аттилав. Этот юноша был гордостью не только отца, но и всего аула, так как среди джигитов не было ему равных. Он был всеобщим любимцем, его появления ждали на праздниках и базарах. Его знали все от Кегера до Цудахара и Хоточ. А когда он ехал на белом коне и с соколом в руке на охоту, его со всех сторон приветствовали радостными возгласами. Он обладал прекрасным здоровьем, и всех, кто смотрел на него, охватывала радость.
