Тут Хор-Негр убедился, что египетский маг превосходит его в волшебном искусстве, и прочитал заклинание, чтобы стать невидимым и вернуться назад, в Страну Негров. Но он не смог выйти наружу, ибо Хор, сын Панеше, произнес другое заклинание, и Хор-Негр стал виден фараону и его придворным в облике гуся[171], который упал на спину перед птичником с ножом в руке, готовым его прирезать.
Пока творились эти события, прибыла мать Хора-Негра, исполняя данное сыну обещание. Явилась она в облике гусыни, вступила во дворец фараона и начала криком призывать своего сына. Хор, сын Панеше, заметил ее перелетающей с места на место, прочитал заклинание, и она пала на землю. Когда птичник приготовился зарезать и ее, она превратилась в рабыню-негритянку и стала молить о снисхождении и прощении за причиненное ее сыном зло. Она попросила Хора, сына Панеше, дать ей воздушную ладью, чтобы они с сыном могли вернуться в свою страну и никогда более не возвращаться в Египет. Хор, сын Панеше, ответил ей, что не прекратит своих чар над ней, пока она не поклянется, что действительно никогда не вернется в Египет. Негритянка-рабыня подняла руку и поклялась, что не ступит на египетскую землю, а сын ее поклялся, что пятнадцать столетий будет пребывать вдали от Египта. Тогда Хор, сын Панеше, дал им воздушную ладью, и черный маг с матерью вернулись на родину».
Таково было содержание запечатанного письма, которое привез посол с Юга. Когда же закончил Са-Осирис чтение перед фараоном и его придворными и отцом своим Хемуасом, то обратился он лицом к фараону и поклялся жизнью царя, что кушит, доставивший послание, был тот самый Хор, сын негритянки-рабыни, о котором говорилось в письме. Тогда он поклялся, что не вступит на египетскую землю пятнадцать столетий, но срок этот истек, и черный маг осмелился вернуться, чтобы посрамить Египет. Очевидно, что слова его были приняты фараоном благосклонно, и тогда Са-Осирис заявил, что он – Хор, сын Панеше, победивший некогда Хора, сына негритянки-рабыни.
Когда пребывал он в Именти, царстве мертвых, которым правит Осирис, то узнал о намерении Хора, сына негритянки-рабыни, взять реванш в Египте, а выяснив, что нет в стране достаточно искусного мага, готового противостоять ему, умолил Осириса дозволить ему вернуться на землю. Осирис дозволил, и Хор, сын Панеше, покинул Именти, пришел на землю и вошел в росток дыни, отвар которой выпил Хемуас перед совокуплением со своей женой. Мех-усехет понесла и родила Са-Осириса, который с младенчества обладал всей мудростью и знаниями Хора, сына Панеше, и был настоящим мастером своего дела.
И тотчас Са-Осирис направил свои чары против посла, привезшего запечатанное письмо, вокруг того возникло пламя и поглотило его в присутствии фараона и его приближенных. Совершив это, Са-Осирис постепенно растаял в воздухе, как тень, и исчез из дворца. Фараон был опечален увиденным и просил Хемуаса оставаться рядом с ним, чтобы утешать его. В ту ночь Мех-усехет вновь понесла и родила сына, которого назвали Усимен-Хор. А Хемуас с тех пор до конца своих дней приносил заупокойные жертвы для духа Хора, сына Панеше.
XII. ХЕМУАС – СПАСИТЕЛЬ ЕГИПТА
По свидетельству Геродота (II, 141), после фараона-слеп-ца Анисиса трон занимал жрец Гефеста (Птаха) по имени Сетон. Этот царь с истинно жреческим высокомерием пренебрегал воинами египетской армии и не желал видеть в них опору государства. Он обижал их, когда только предоставлялась возможность, и конфисковал земли, дарованные им его предшественником.
После этого пошел войной на Египет с сильным войском Сеннахериб, царь ассирийцев и арабов, а египетские воины отказались выступать против него и защищать свою страну. Сетон, не имея сил противостоять, отправился в храм Птаха и, встав перед статуей бога, горько жаловался на свалившееся на него злосчастье и рыдал при мысли об опасности, угрожавшей ему и его стране. Утомленный рыданиями, он уснул и увидел сон. Привиделось ему, что предстал перед ним бог и призвал его утешиться. Он обещал, что никакое зло не постигнет его во время битвы, потому что он сам пошлет ему помощь. Сновидение ободрило царя и придало ему смелости; он покинул храм и отправился собирать людей, готовых следовать за ним. Он разбил стан в Пелусии, где находятся «северо-восточные ворота» в Египет. Никто из воинов не последовал за ним, и войско состояло из пестрого сборища мелких торговцев, ремесленников и крестьян, возделывавших землю. Ассирийцы и арабы двинулись на город и начали штурм. Но ночью полчища полевых мышей напали на лагерь ассирийцев и изгрызли колчаны врагов и их луки и кожаные рукояти их щитов. И оказалось на следующий день, когда собрались ассирийцы на битву, что не могли они держать щиты, и луки их были бесполезны, и колчаны в дырах. Вынуждены они были повернуть спины к бегству, и множество их полегло. Впоследствии поставили в храме Птаха каменную статую Сетона, которая изображала его с мышью в руках, а надпись от лица царя гласила: «Увидевший меня да восславит бога».
Первым, кто идентифицировал геродотовского Сетона с Сатни-Хемуасом, был Кралл[172]. Гриффис признал это сравнение справедливым в своей книге «Рассказы о верховных жрецах Мемфиса» (“Stories of the High Priests of Memphis, p. 1 f.”). Были ли мыши посланы Птахом или Сатни наколдовал их – не важно, все равно это божественная сила Птаха спасла Египет. Историческим фактом является то, что клинописные источники не сообщают о каких-либо попытках Сеннахериба захватить Египет. Зато его сын Эсархаддон вторгался в его пределы, и во время одной из попыток вся его армия была захвачена ужасной песчаной бурей и погибла.
Дешифровка египетских иероглифов, триумфально завершенная к середине XIX столетия, позволила невероятно расширить наши представления о древних египтянах и их стране, истории, языке и литературе на протяжении почти 4000-летнего существования древней цивилизации в долине Нила. Эти знания существенно пополнились фактами и выводами, полученными на основе тщательных археологических раскопок поселений и погребений Верхнего Египта и Нубии, Судана и Синайского перешейка, на чем, собственно, вкупе с письменными источниками, и базируется египтология. Эта наука заставила историков скорректировать и пересмотреть ряд положений о Древнем Египте, принадлежавших античным историкам и писателям, устранив неверные трактовки и ошибочные концепции и позволяя полнее проследить историческую последовательность событий. Изучение египетского языка открыло новые горизонты для филологов, постепенно обнаруживая его родство с диалектами банту, хамитскими наречиями Восточной Африки и семитскими языками. Некоторые семитские элементы были восприняты местными африканскими наречиями за много веков до IV тысячелетия до н. э.
Различные редакции «Книги мертвых» и близких к ней книг о загробном мире дают огромный материал для ученых, работающих в области сравнительного религиоведения и фольклористики, которым подчас известно больше о религии египтян, их эсхатологии и вере в загробную жизнь, чем даже ученым жрецам Бусириса, Гелиополя, Мемфиса, Гераклеополя, Гермополя и Фив. Студент-биб-леист также получил бесценную информацию благодаря дешифровке египетских иероглифов, ибо в повествование Исхода включены сведения, основанные на египетских документах, и сюжет об исходе евреев из Египта являлся чем-то вроде подтасованной версии широко распространенной традиции, сложившейся на базе исторических фактов. Некоторые положения истории Моисея имеют аналогии в Повести о Синухете, дуэль между Синухетом и силачом из Речену напоминает схватку Давида с Голиафом, а события египетской истории с XXII династии позволяют проследить соответствия пророчеств Исайи и Иеремии о Египте, которые получили должную оценку лишь после дешифровки египетской письменности.
То, что евреям было многое известно о Египте, не должно нас удивлять, ведь Агарь, великая праматерь израильтян, была египтянкой, а Моисей, Соломон и Иосиф имели египетских жен.
Ранние египтологи основное внимание обращали на источники, освещавшие историю, хронологию и язык Древнего Египта, меньше интересуясь повседневной жизнью, нравами и обычаями, беллетристикой, поэзией и развлечениями обитателей этой изумительной страны. Они полагали, что эти сферы не могли вобрать в себя «мудрость египтян», о которой говорится в Новом Завете (Деяния: VII, 22).
Вот почему весь научный мир Европы был потрясен, когда в 1815 г. виконт де Руже опубликовал в Revue Archeologique (1852, vol. VIII, p. 30 ff.) сказку, сюжет которой живо напоминает рассказ из сборника «Тысячи и одной ночи». Текст этой сказки записан иератическим письмом на свитке папируса, купленного в Италии мадам
Э. д’Орбиней. Неизвестно, как папирус оказался в Италии, скорее всего, он был доставлен туда одним из итальянских консулов в Египте в первой половине XIX века. Мадам д’Орбиней показала папирус де Руже, и по рекомендации доктора Бирча он был приобретен Британским музеем, где и хранится в настоящее время под номером 19183[173]. Папирус повествует о двух братьях, у одного из которых была жена, благополучно проживавшая с ним в его доме. Жена старшего брата воспылала страстью к младшему и предложила ему себя, но юноша отверг ее. В ярости женщина притворилась больной и решила исказить случившееся, словно это именно ее пытались подвергнуть насилию. Она легла наземь и ожидала возвращения супруга, не разжигая очага и не засветив лампу.
