сил набирается. А как только Небо очистится от зимних туч, прольёт оно на красавицу благодатный дождь. Положит в неё пахарь зерно, станет Земле-матушке, не жалея спины, кланяться. Тогда родит она добрый урожай.
Только порой огнедышащий Дажьбог в такую силу войдёт, что спалит посевы. Месяцами не проливается с выгоревшего Неба ни дождинки. Трескается кожа Земли, надевает она чёрный вдовий наряд. Но много у неё и праздников. Именины Земли – в Духов день, который за Пятидесятницей следует. Чтоб не обидеть кормилицу, в праздник никаких работ, с твердью связанных, не делают.
К Земле обращаются славяне в заговорах, прося доброго урожая, исцеления от болезней, избавления от нечистой силы. Добрыня Никитич, поразив Змея, трое суток стоит по пояс в чёрной его крови. Молит: «Расступись ты, Мать-Сыра Земля, пожри кровь змеиную». Пахарь-богатырь Микула Селянинович сильнее и чародея Вольги, и жутко могучего Святогора – а всё потому, что его сама Мать-Сыра Земля любит.
Горсть земли брали с собой русичи, отправляясь в поход. В «Сказании о Мамаевом побоище» перед битвою Куликовскою рыдает она о детях своих, которых скоро в объятия примет. «Нужна рыбе вода, птице – шири небесные, а человеку нет ничего важнее Матери-Сырой Земли; умрёшь, и то в неё уйдешь», – замечает пословица.
Другие народы тоже боготворят Землю. Греческая Деметра несёт корзины с плодами, снопы пшеницы, букеты цветов. В них полыхает мак – символ смерти. Тюркская богиня плодородия золотоволосая Умай заботится о новорождённых. Римская Церера не только одаривает богатым урожаем, но и опекает матерей.
В честь Мать-Сыры Земли названа карликовая планета Солнечной системы.
По лесу разбежались девицы. Грибы-ягоды собирают, перекликаются между собой. И вдруг из чащи отзывается кто-то низким голосом: «Ау! Ау!» То поголосье, эхо – Леший кричит. Нельзя ему отвечать. Девушки схватили корзинки и бегут к опушке. Впереди, у огромной ели, видят они гиганта. Но чем ближе девушки к незнакомцу, тем меньше ростом он становится. Вот уже и в карлика превратился! Волосы у дивного человека длинные, седые. Глаза зелёные, как молодая трава. Тени у старика нет.
Девушки понимают – это сам Леший вышел к ним. Знают красавицы: надо задобрить могущественного духа, породниться с ним. Потому кланяются низко боровику, обращаются, как к близкому: «Здравствуйте, дядя». А Леший невидимым сделался. Поднялся сильный ветер. Лес наполнился хохотом и свистом. Заскрипели старые ели. Среди бела дня заухали совы. Где-то в глубине чащобы с грохотом упали деревья. Девушки бегут прочь, ног не чуя. Вот и родная деревня. Спаслись! Выпустил их Леший из своих владений. Смилостивился.
Но не всегда дух леса так добр. Есть у него в обширных владеньях свои тропы, невидимые для людей. Попасть на них человеку – беда. Начнёт он плутать в знакомых местах и день, и два. Тут есть верное средство. Надо снять с себя рубаху, вывернуть наизнанку, и сразу с глаз будто пелена спадёт.
Случается и другое: Леший «привязывает» человека к своему дереву – самому высокому и мощному в лесу. Начинает бедняга вокруг зелёного великана кружить. Куда ни повернёт – всё на прежнее место возвращается. Пока не натешится Леший испугом путника, не отпустит. Потому, идя на промысел, несут охотники хозяину леса подарок – краюху хлеба с солью. Он может в благодарность подарить такие пули, что не промахиваются. А захочет – на охотника зверей выгонит.
Боровик всё поголовье знает! Заботится о зверье и птицах, о травах и деревьях. Отгуляв 17 октября, на Ерофея Лешегона, ложится он в спячку, как его любимец медведь. А в избах длинными вечерами звучат былички – рассказы «очевидцев» о том, как крадут лешаки скот. Как вытаскивают из колыбели милого малютку, а вместо него своё уродливое дитя, Обменыша, подкладывают.
В лесах Древней Греции деревья охраняют нимфы Дриады. В карело-финском поэтическом эпосе «Калевале» хозяйничает в пуще Тапио. И сквозь время несётся от Лесного царя запоздалый ездок в балладе Гёте.
Говорят, сегодня редко встретишь Лешего. Вырубаются его владения, и льющийся сквозь редкие деревья яркий свет прогоняет лохматые тени прошлого…
С XVII века имя духа леса появляется в заговорах.
На краю села над бездонным омутом стоит полуразвалившаяся мельница. С наступлением темноты люди боятся приближаться к гиблому месту. Возле замершего навсегда колеса живёт Водяной. Здешний хозяин, нарушая старинный обычай, не задабривал злобного духа. Не сыпал ему в воду хлебные крошки, не держал на мельнице чёрных кота и петуха, которых так любит обитатель пруда. Разгневался Водяной, остановил жёрнов, размыл плотину. Теперь, наученные горьким опытом, все мельники в округе его подкармливают.
Зная вздорный и самолюбивый нрав Водяного, стараются его ублажить и пчеловоды. Ульи-то на заливных лугах стоят! Вот и бросают в воду соты с янтарным мёдом. Рыболовы по-своему откупаются: первую выловленную рыбку обратно в реку выбрасывают. Им ведомо: если хозяин реки расщедрится, пригонит к сетям и щук, и налимов. Он и сам может крупной рыбиной с крыльями обернуться. А то вынырнет из глубины верхом на огромном соме и захлопает ладонями по воде, пугая всё живое.
Неказист он с виду. Пучеглаз. Усы зелёные. Ноги длинные. Вместо рук – лапы с перепонками. Весь опутан ряской и тиной. Но бывает, захочет Водяной промеж людей погулять. Тогда принарядится в красную рубаху: таким, как любой мужик, станет. Да вот с левой стороны рубахи вода льётся!
Ни с кем хозяин вод в мире не живёт. Норовит то с Домовым, то с Лешим подраться. А уж людям и вовсе в его владениях нужно ухо востро держать! Если кто вздумает искупаться в реке в полдень, после заката или в полночь, да ещё и крест с себя снимет, не миновать беды. Подстережёт Водяной безрассудного смельчака и утопит – заберёт в холодные свои владения. У него там просторный дом. Люди, ставшие работниками злого духа, песок перемывают, воду переливают, косяки рыб пасут.
Только с приходом зимы смиряется бег рек. До апреля, до дня Никиты Водопола, засыпает водяная нечисть в своих палатах. А с капелью опять свои рыбьи глаза открывает, за прежнее принимается.
В разных обликах путешествует дух воды в произведениях искусства. В былине в сияющих одеждах Морского царя награждает он гусляра Садко. В опере чешского композитора Антонина Дворжака «Русалка» заботливый отец даёт наставления влюблённой дочери. А самый лучший гимн ему, неистовому хозяину вод, поют весной
