обедом не накормишь.
Попадья — княгиня, пока поп не сгинет.
Попам хоть давай, хоть работай — не отдашь и не отработаешь, никак не угодишь.
Попова ласка для людей как мышеловка для мышей.
Поповское око, ксендзовский рот: что увидит, то и сожрет.
Попу идет и печеное, и вареное, и с живого, и с мертвого.
Попы людей в церкви чертями и богами пугают, а себе карманы деньгами набивают.
Попы мягко стелют, да жестко спать.
Попы одинаковы — что у нас, что в Кракове.
Спасайтесь, куры: поп идет.
У владыки брюхо велико.
У попа пост, а в зубах куриный хвост.
У попа рука всегда чужое хапает.
У попа сдача, как у портного остача.
Черный клобук святости не придает.
Поповский карман как бездна: что ни клади, назад не вернешь.
В поповский карман с головой уйдешь.
Врет, как поп, и не краснеет.
«Дай» любит поп всякий, а «на» — никакой.
Если б не страх — пропал бы монах.
Карман сух — так и поп глух.
Кому пост, а попу мясоед.
Кому хлопотно, а попу полотно.
Ксендз молится — Подай, боже. то. что высоко, а что низко, то я сам возьму.
Кто с попом знается, тот раскается.
Люди «ай» да «ай», а попу полотно дай да дай.
Люди умирают — родные плачут, только поп да дьяк поют и пляшут.
Мужик только пиво заварил, а поп уж с ведром бежит.
Мы попа клянем, а поп — как ягодка.
Один свечку, другой свечку — попу еще одна овечка.
Одна радость попу: что свадьба, что похороны.
От злодея отобьюсь, а от попа не отмолюсь.
От попа, как от черта, не открестишься.
Писарь кормится пером, а поп — алтарем.
Пользы от тебя, как от попа.
Поп бледный, как пятак медный.
Поп и петух не поевши не поют.
Поп ласков в тот час, как дадут ему сала да колбас.
Поп согрешит, а дьяка вешают.
Поп ухо отрежет, а свое возьмет.
Поповский глаз что волчья пасть.
Попу не верю: он врет без меры.
Попу что сноп, что стог — все мало.
Попы трезвонят, оттого что их на барщину не гонят.
Старость — не радость, а поп — не товарищ.
Только и горя попу, что живот болит.
У мужика неурожай, а тут еще попу дай.
У попа на устах мед, а на сердце лед.
У попа не так волосы длинны, как руки.
У попа пузо толстеет, а у мужика спина млеет.
У попа рукава длинные — все влезет.
Удирал от пана, а попал к попу.
Это иезуит, а не человек.
Жил-был поп. Вот у этого у попа не было работника: не уживались у него работники.
Пошел он нанимать работника. Нанял. Приходит домой, говорит:
— Попадья, я нанял работника.
— Ну, хорошо, — говорит.
Послали они работника молотить. Приходит время — он идет обедать. Приходит он и говорит:
— Поп, пора обедать.
— Ну, что ж, свет, садись.
Он сел. Налила попадья щей. А у попа маленькая дочка была. Только стали обедать, дочь-то и закричала.
— Ну, свет, тащи ее на двор.
Покамест работник пробыл с ней на дворе, поп с попадьей уже пообедали. Вот работник вернулся, говорит попу:
— Что ж, — говорит, — батюшка, я не обедал.
— Что ж, свет, два раза не обедают.
Мужик так и пошел опять молотить.
Приходит ужинать. Подали щей. Опять дочь заорала.
— Неси ребенка из дому.
Вот он унес ее на двор. Пока там пробыл — они уж поужинали. Работник опять приходит и говорит:
— Что ж, батюшка, я не ужинал.
— Что ж, свет, два раза не ужинают.
Работнику уж скучно стало. Он взял от них ушел.
Поехал поп опять нанимать себе работника. Едет на деревню. Стоит круг мужиков. Он стоит и спрашивает:
— Мужички, не пойдет ли кто ко мне в работники?
— Нет, — говорят, — мы знаем, как у тебя жить-то.
А дурачок и говорит:
— И дураки, не умеете вы попу услужить.
— Ну, ты, — говорят, — умный человек, ступай.
Он и пошел и сделал уговор: не сходить и не сгонять друг друга.
Вот на другой день поп послал его молотить. Пришло время обедать. Пришли. Сели. Дурак и давай резать хлеб, весь его изрезал. Закричала опять дочь попа.
— Ну, — говорят, — свет, тащи ее.
Он положил за пазуху краюху хлеба, пошел с ней. Покамест он пробыл на дворе, весь хлеб съел. Приходит с надворья, говорит попу:
— Что ж, — говорит, — батюшка, я, — говорит, — щей-то не хлебал.
— Ну, свет, у нас два раза щей не варят.
Пошел он молотить хлеб. Помолотил, пришел ужинать. Садятся за стол. Дурак стал опять хлеб резать. Нарезал хлеба. Попова дочь и закричала.
— Ну, свет, неси ее на двор.
Он взял половину хлеба, положил за пазуху, пошел с ней.
Пока пробыл на дворе, весь хлеб и съел. Пришел домой, лег спать на печку.
Вот попадья смекнула дело, что у них работник много хлеба ест.
— Что, — говорит, — свет, нам делать с работником? У нас ведь хлеба не достанет так-то.
— Что, попадья? Надо бежать со двора. Мы с ним ведь уговорились: не сходить и не сгонять друг друга.
А работник и услыхал их разговор.
Вот попадья на другой день, покамест работник молотил, насушила сухарей, положила их в мешки.
Приходит работник обедать и увидал эти мешки.
Сели за стол. Он нарезал хлеба. У попа дочь закричала. Он взял, положил в карман хлеба, пошел с ней на двор. Покамест он пробыл, хлеб весь поел. Приходит с надворья, а поп ему и говорит:
—. Ты, — говорит, — свет, поди, потаскай скирд, а я отдохну да к тебе выйду.
Работник видит, что они собираются бежать, не пошел таскать скирд. Когда они вышли в другую комнату, он половину сухарей отсыпал, а сам в мешок-то и сел.
