слышу.
(Из собрания Н. Маркса)
Кетерлез омыл лицо водой, посмотрел в ручей.
– Сколько лет прошло, опять молодой. Как земля, каждый год старой засыпает, молодой просыпается.
Посмотрел вокруг. Синим стало небо, зеленым лес; в ручье каждый камушек виден.
«Кажется, не опоздал», – подумал Кетерлез и стал подниматься в гору.
У горы паслась отара. Блеяли молодые барашки, к себе звали Кетерлеза.
– Отчего в этот день коней, волов не трогают, не запрягают, а нас на шашлык берут? – остановились, спрашивая, овцы.
Подогнал их чабан:
– Нечего даром стоять.
По тропинке ползла змея.
«Кетерлез, верно, близко», – подумал пастух.
– Когда Кетерлез молодым был, с коня змею копьем убил. С тех пор, когда он идет, всегда змея от него убегает.
Поднял чабан камень, чтобы убить змею. Крикнул ему Кетерлез:
– Лучше ложь в себе убей, чем змею на дороге.
Не коснулось слово сердца чабана, и убил он змею.
– Хорошо вышло, Кетерлез будет очень доволен.
Вздохнул Кетерлез; посмотрел вниз.
Внизу, по садам, под деревьями, сидели люди, готовили на шашлык молодого барашка.
– Ай, вкусный будет, когда придет Кетерлез, есть чем угостить.
– Может быть, прежде ходил, теперь больше не ходит, – сказал один.
Засмеялся другой:
– Наш Хабибула крепко его ожидает. Думает, покажет ему ночью Кетерлез золото; богатым будет.
Сидел Хабибула на утесе, молчал.
– Отчего молчишь, Хабибула? Старым стал, прежде всегда хорошую песню пел.
И запел Хабибула:
– Ждем тебя, Кетерлез, ждем; прилети, Кетерлез, к нам сегодня; принесись на светлых струях; заиграй музыка сердца. Чал, чал, чал!..
Прислушался Кетерлез, подумал: «Вот золото ищет человек, а золото – каждое слово его».
Протянул руки к солнцу. Брызнули на землю лучи. Сверкнул золотом месяц на минарете.
Пел Хабибула:
– Золотой день пришел к бедняку, – Кетерлез не обидит людей… Чал, чал, чал!..
Пел и вдруг затих. Не любит его Кэтыджэ, хоть говорит иногда, что любит. Нужен ей другой, нужен молодой, богатый нужен.
– Богатый – значит, умный, – говорит она. – Был первый муж богат. Хочу, чтобы второй еще богаче был. Все сделаю тогда, все будет в руках.
Смотрит Хабибула вперед, не видит, что близко, что далеко, – видит, где другие не видят. Ищет глазами Кетерлеза среди гор и леса. Верит, что придет он. Обещает поставить ему на старом камне свечу из воска, бал-муму.
Понял Кетерлез, чего хочет Хабибула, покачал головой:
– Те, что пьют и едят по садам, счастливее этого.
Пили и ели люди по садам, забыли о Хабибуле и Кетерлезе.
Не заметили, как пришла ночь. Зажег Хабибула на старом камне свечу, ждет Кетерлеза.
Долго ждет.
Поднялась золотая луна; услышал шорох в кустах; заметил, как шевельнулись ветки, как осветил их дальний огонь.
– Ты хотел меня, – сказал голос. – Вот я пришел. Знаю зачем звал. Молодым был, только песню любил, старым стал – женщину хочешь. Для нее золото ищешь.
– Для нее, – сказал сам себе Хабибула.
– Слышишь, Хабибула, как шумит ручей, молодой ручей; как колышется трава, свежая трава? Только старый ты – не услышишь завтра. Слышишь, как твое сердце бьется, хочет успеть за другим, молодым? Не успеет только. Имел в себе золото ты, было легким оно. Из земли захотел? А поднимешь?
Не слушал дальше Хабибула; бросился в кусты, откуда был свет.
– Не опоздать бы.
Бежал к свету по лесу, рвал о карагач одежду, изранил себя.
– Теперь близко. Слышал сам голос Кетерлеза. В двух шагах всего.
И увидел Хабибула, как под одним, другим и третьим кустом загорелись в огне груды золота. Подбежал к ним; брал руками горящие куски, спешил спрятать у себя на груди. Плакал от радости и страха, звал прекрасную Кэтыджэ.
Тяжело было нести. Подкашивались ноги, не помнил, как добрался до деревни. Не было даже сил постучать к Кэтыджэ. Упал у порога.
– Кетерлез дал много золота. Все твое. Принес тебе, моя чудная.
Шли тихо слова, не долетали до Кэтыджэ. Спала крепко она, обняв руками другого.
Не нужен ей больше Хабибула.
И умер Хабибула.
Хабибула – ольдю.
Может быть, лучше, что умер, не взяв в руки прекрасного.
Если бы взял, может быть, оно перестало бы быть таким. Кто знает.
Горная дорожка. Крым. Художник И. И. Шишкин
* * *
Уходил Кетерлез из тех мест, думал: «Ушел с земли Хабибула-певец, ничего, придет на его место другой. Пройдет одно лето, придет другое. Оттого никогда не умрет Кетерлез».
(Из собрания Н. Маркса)
– Облако, если ты летишь на юг, пролети над моей деревней, скажи Гюль-Беяз, что скоро вернется домой Мустафа Чалаш.
Пролетело облако, не стало видно за тюремной решеткой.
Целую ночь работает Мустафа Чалаш, чтобы разбить кандалы. Только «не там ломится железо, где его пилят».
– Демир егелеген ерден копалмаз.
Лучше не спеши домой, Мустафа. Подкралась Карасевда, черная кошка, и ходит близко от твоего дома.
Но бежал Мустафа Чалаш из тюрьмы и скрылся туда, где синеют горы.
Долго шел лесом и знал, что недалеко уже Таракташ, да трудно идти в гору, устал.
А позади звенит колокольчик, догоняет – едет становой.
Спустился Мустафа Чалаш в Девлен-дере, Пропалую балку, как зовут ее отузские татары.
Если нападает на кого Карасевда, непременно придет сюда, чтобы повеситься.
Лег Мустафа Чалаш под дерево. Ветра нет, а каждый лист дрожит, шевелится, говорит что-то.
Может быть, что осень пришла; может быть, жалеет человека, который пришел сюда.
Было жарко. Закрыл глаза Мустафа Чалаш и пришел к нему странный сон.
Сидит, будто старый козский Аджи-Мурат у себя перед домом пьет холодную бузу, ждет невесту. Едет свадебный мугуцек, и четыре джигита держат над ним на суреках шелковую ткань.
Остановился мугудек. Бросил Аджи-Мурат джигитам по монете. Опустили джигиты золотые суреки, крикнули: айда! Подхватил на руки ткань невестин дядя, завернул в нее невесту и унес в дом.
Заиграли чалгиджи, изо всей силы ударило думбало.
– Айда! – крикнули джигиты, и Мустафы Чалаша невеста стала женой старого Аджи-Мурата.
Мяукнула в кустах черная кошка. Вздрогнул Мустафа Чалаш, проснулся.
Смотрели на него с дерева злые глаза. Не видел их Чалаш; только ныло сердце.
Совсем близко подкралась Карасевда.
Схватил Мустафа Чалаш дорожную сумку, выбрался из балки. Увидел свои горы: Алчак-кая, Куш-кая… Легче стало.
Садилось солнце, спадала жара, по всему лесу неслись птичьи голоса. Запел и Чалаш.
– Алчак-кая, Куш-кая, Сарындэн-Алчак… Эмир Эмирсы бир кызы памукшан имшак. (Слаще меда, тоньше ткани, мягче пуха Эмир Эмирисова дочь…)
Завтра день под пятницу; завтра ночью пойдет Мустафа Чалаш
