— Звучит здорово!
— Только не расслабляйся. Ты воин и должен понимать, что меч — только инструмент. Важно, какие руки его держат. В этом мы наглядно убедились на примере несчастного сира Оуэна: не очень-то древний клинок помог ему против нашего общего друга Гора.
Это точно: я продырявил лживую глотку Оуэна раньше, чем он своим хвалёным оружием махнуть успел. Никакой меч не будет убивать энтов сам по себе, понятное дело. И хоть я никогда не видел энтов живьём, но слышал о них много — от серьёзных людей. Таких, что ради красного словца не стали бы преувеличивать. Разве что самую малость. Красиво не приврать, мол — историю не рассказать.
Поэтому я не люблю истории. Ну, не только поэтому. В том числе, вот так верно.
— А таких мечей только два? — любопытство Бирна не иссякало.
— Их было выковано семь. Два, судя по всему, утрачены безвозвратно.
— А где ещё три?
— Вряд ли эта информация тебе пригодится. Они хранятся у владык куда более могучих, чем барон Вильгельм. И ни один обладание клинком Лэйхвойнфьорлламэйра не афиширует. Как ты можешь догадаться, неспроста. Кстати… надеюсь, вы оба понимаете: мечи в вашем распоряжении только на время нашего чудесного путешествия.
— Понимаю, ясен пень.
Ироничное вышло у Бирна выражение. Сам я просто кивнул.
— Хорошо. И не забывайте об этом. Иначе очень расстроюсь, а как вы могли заметить — в гневе я… не особенно приятен.
В этом я не сомневался, но по-настоящему неприятные вещи начались чуть позже: когда мы пересекли реку и приблизились к лесу.
Поначалу это были простые деревья, ни на каких энтов совсем не похожие. Дубы, тисы, ясени, берёзы — хвойные, наверное, начинались чуть дальше. Зато уже тут началось настоящее дерьмо. Показалось, будто я вижу ноги повешенных.
Нет, ноги-то действительно были — только этих людей не вешали. Они были нанизаны на ветви: кто через живот, кто через грудь, целыми гроздьями — как куски мяса на деревянной шпажке. Где двое на одной ветке, где трое, четверо, пятеро… Кровь стекла и уже не была видна на земле: давно висят, ушла в почву. Из некоторых трупов свисали внутренности. У тех, кто болтался ниже прочих, ноги оказался обглоданы или вовсе отгрызены: дотянулись лесные звери.
Бирн не выказал отвращения, тем более испуга. Но ему снова стало любопытно.
— Видишь ли, любезный спутник, энтов до сих пор было очень мало по простой причине: они просто не могут размножаться естественным путём. Энты практически бессмертны в смысле гибели от старости, но задуманы на заре мира вовсе не для того, чтобы заселить его полностью. Однако после пробуждения эти мудрые существа нашли способ размножаться. Не знаю, сами ли они дошли до подобного колдовства, или опять постарались друиды… Но результат налицо. Скоро вы, друзья, увидите… последующие стадии.
Ойли оказался прав: то, о чём он говорил, попалось на пути буквально через полчаса, едва-едва мы начали углубляться в лес.
— Не волнуйтесь, это ещё не энт.
А было очень похоже. Породу этого дерева я не мог определить — оно уже начало меняться. И ветви шевелились явно не от ветра: сами по себе, пусть пока неуверенно. Они крепко опутали девушку, которая была ещё жива. Жертва кричала бы, не заползи толстая ветка глубоко в глотку: теперь могла только пучить глаза. Другие гибкие ветви, поднявшись спиралью по ногам, залезли в девчонку снизу. Уж не знаю, через какую дырку. Может, через обе.
— Эй! Стойте. Надо ж её снять оттуда!
— Поздно.
— И верно, уже поздно. — поддержал меня Ойли. — К тому же это вовсе не ваша забота. Я плачу за охрану в дороге и не намерен задерживаться попусту.
— Попусту?!
— Не повышай на меня голос, Бирн, будь так добр.
Северный воин, злобно зыркая, ткнул в каждого из нас пальцем. Он пару раз уже было начинал говорить — набирал воздуха в грудь, разевал рот, но в последний миг осекался. В итоге только процедил:
— Люди так не поступают.
Один из нас точно не был человеком, другого таковым редко были готовы признать. Так что Бирн высказал до смешного очевидное. Это должно быть звучать обидно? Смех и грех. Я не реагирую на подобное. Да и эльф, при всей его чувствительности к расовому вопросу, только фыркнул. Экий моральный ориентир: то, как поступают люди!
— И с Дарвиком всё-таки вышло неправильно. Я…
Что там Бирн дальше бурчал — меня не волновало. Эльфа тоже.
Дрался северянин весьма прилично, это я успел оценить, хоть схватка в замке вышла короткой. Но и другое заметил: Бирн не дрался тогда за эльфа. То есть не делал свою работу. Сражался лишь потому, что иначе его самого бы пришибли.
Он, может быть, и толковый наёмник. Но не для такой работы. Мыслишка об этом ещё в момент знакомства пробежала, с тех пор крепла. Бывают парни, которых хорошо поставить в строй, потому что они сильные, храбрые и отчаянные. Умеют зажигать тех, с кем стоят плечом к плечу. Но когда речь о деле вроде нашего — слишком много думают. И в них слишком много «я».
До вечера наш с Ойлимайоллмэйром попутчик оставался смурным. Может, это правильно, просто я совсем зачерствел? До сих пор Бирн болтал с эльфом при любой возможности, но теперь упорно молчал. Когда расположились на ночь — едва перекусив, завалился спать. Мне-то без разницы, дежурить в первую или вторую половину ночи. Пускай.
Я смотрел на звёзды, светящиеся в прорехах высокий крон. Полагался на слух: с ушами-то всё в порядке, в отличие от носа. Ничего подозрительного не слышал. Потрескивал костёр, слегка шевелилась листва, ничего больше.
Не услышал я и шагов эльфа: это неприятно удивило.
— Что-то мне, Гор, нынче не спится. Из-за тебя.
Я ответил только вопросительным взглядом. Эльф уселся рядом, укутался в тяжёлый походный плащ. Ихнее племя хорошо переносит холод: раз и Ойлимайоллмэйру стало зябко, значит — морозец ночью выдался нешуточный.
— Из-за твоей истории, если быть более точным.
— Не люблю истории.
— Это понятно. Раз не хочешь рассказывать, начну твою историю сам. Насколько могу о ней судить… а ты поправь, если вдруг что-то окажется неверным. История эта начинается с паладинов Милто, прославенных бойцов за дело истинного, так сказать, света вашей прекрасной веры в Единого. О том, являлся ли Оуэн одним из них, можно было узнать множеством способов, но только один вариант в полной мере объясняет, почему тебя это настолько задело. Итак, Гор, ты был паладином Милто?
— Допустим.
— Так может, назовёшь своё настоящее имя?
— Ты его уже знаешь. Настоящее имя в настоящем времени.
— Хорошо, пусть так… Видишь ли, мне тоже кое-что известно о паладинах понтифика. Из самых разных источников. Например, что довольно банально, я видел гобелен в их бывшей обители: до того, как она сгорела. Знаешь, о каком гобелене я говорю?
— Возможно.
— Да-да. Список почивших героев не каждый читал до конца. Рискну предположить, что ты, Гор, был тогда Хорусом из Азоры.
— Может быть.
— Будем считать, что второе знакомство состоялось. Знаешь, меня долгое время занимала эта маленькая загадка твоей природы. Ты ведь сказал, что родился человеком, но не приходится удивляться тому, насколько сложно теперь в это поверить. Уверен, ни один придворный маг короля Горольда не назвал бы заклинания или иного магического пути, коим можно обратить человека в… то, чем ты сейчас являешься.
— Я не разбираюсь в магии.
— Зато я в ней кое-что понимаю. Пока не догадался, что ты — паладин понтифика Милто, у меня не было даже версий. Но теперь зародилась одна… почти безумная, однако самые безумные вещи иногда превосходно объясняют все странности. Ты не околдован, тебя никто не укусил. Ты проклят, да?
— Предположим.
— Только не обычным проклятием. А тем, которым практически никто не владеет — хорош маг, который о подобном хотя бы слышал. Проклятие, следы которого никому не знакомы, потому что никто никогда его не переживал. Вот и никто из паладинов Милто, кроме некоего Хоруса, тоже. Пока всё правильно?
