времена в одной деревне жили-были старик со старухой. Детей у них не было.
Пообедали они однажды и забрались на полати. С полатей старуха увидела играющих детей: маленькая девочка и маленький мальчик играли, ничего не замечая вокруг.
Размечталась старуха и говорит старику:
— Старик, как бы хорошо было, если б у нас дети были. Был бы у нас сыночек Иванушка и дочка Оленушка! В старости нам не так бы скучно было, не одни бы жили. Дети бегали бы вокруг нас, работали для нас. Весной бы пахали и сеяли, осенью полное гумно зерна бы собрали. Наш Иван был бы самый крепкий и бойкий парень в деревне. А наша Олена была бы из всех девчат деревни красивей и сильней. Мы бы нашему Ивану невесту сосватали и привезли бы ее к нам. Иванушка мой, голубчик, красавец! — представив, что в избу и в самом деле вошел Иван со своей женой, крикнула старуха и спрыгнула с полатей.
Упала старуха на пол и умерла. Много разве надо старому человеку!
Мы жили вдвоем с матерью. Была у нас одна кошка, да и та околела с голода. Перед рождеством умерла мать. Я остался один. Похоронить мать никто не помогает. Что делать? Как похоронить? Думал, думал и придумал: занес в избу салазки, посадил в них мертвую мать, как живую, принарядил.
Встал утром и повез хоронить мать в село Дятьпи. На самом краю села был кабак Осипа Артемьевича. Захожу. А выпить — ни копейки денег нет. Горюю по матери — как не выпить с горя?
Зашел в кабак, а тело матери оставил на улице.
Говорю:
— Дядя Осип, дай бутылку вина, золотом уплачу.
Ну и обрадовался Осип Артемьевич! Взял я бутылку, немножко выпил.
— Вот, — говорю, — мать на улице в салазках сидит, наверно, и она бы выпила.
— Что ж, — говорит, — попотчую.
— Иди, сходи, только осторожнее потчуй, а то отравишь.
— Ладно, не беспокойся, — говорит.
Подошел к матери и старается ее напоить — прямо в рот тычет горлышко бутылки. Сами подумайте, как будет пить мертвый человек?
Я шумно выкатился из кабака и давай кричать:
— Ты что так тычешь? Ведь убить можешь!.. И, правда, убил уже, убил!
И стал я нарочно мямлить себе под нос, будто это мать что-то силится сказать. Ну, какой же разговор у мертвеца, ты сам подумай!
— Ну, вот убил мою мать. Сейчас же я пойду к старшине и нажалуюсь, — говорю.
— Нет, не надо, — просит он, — мать была уже старая, я тебе много золота отвалю.
— Ну, коли так, подавай сюда, — говорю.
Как же не откупиться, ведь никому не захочется идти на каторгу ни с того, ни с сего. Да к тому же Артемьичу! Где тут!
Он мне насыпал полон карман золота и серебра. Я взял салазки, направился на кладбище и там похоронил мать.
Прихожу домой, а у моей избушки народ толпится — думают торги провести моего имущества за неуплату налогов.
— Постойте, — говорю, — торги свои оставьте в покое, а сходите-ка лучше в село Дятьпи: там за каждого мертвого старика и старуху выдают по карману золота.
Не поверили. Как показал золото, серебро — замолчали.
— Вот, — говорю, — за свою мать я сколько денег получил!
А сам на глазах у всех перебираю монетки. У моих торгашей глаза засверкали от зависти. Тотчас же разошлись по домам и давай убивать своих стариков и старух. Иной по два, по три мертвых тела навалил. И на упитанных жеребцах поехали в Дятьпи торговать мертвецами.
Приехали на базар, а покупателей нет: вместо них пришел старшина и кое-кого посадил в каталажку, а других кирпичом избил.
Кое-как вернулись торгаши домой и решили спустить меня под лед. Утром, когда я еще спал, забрали меня прямо с постели и в мешок сунули, повезли куда-то. Доехали, видно, до места, остановились. Один говорит:
— Погодите, его надо дубиной пристукнуть, а потом спустить под лед.
А за дубиной в лес никому из них идти не хочется. И в самом деле, как идти одному? Ведь золото у меня с собой. Уйди он в лес, а остальные все добро поделят, ничего не достанется.
Судили, рядили и все гуртом пошли за дубиной в лес.
В это время на паре с колокольчиками кто-то проезжает мимо этого места. Я стал изо всех сил кричать, чтобы остановились:
— Эй, господин, вытащи меня из мешка — не могу золото свое поднять.
А господин этот был наш поп, отец Илья. Он сразу остановился, вытащил меня из мешка — стоит, удивляется: знакомый, видать, человек!
— Посмотрите, — говорю, — сколько я золота достал из этого мешка.
Отец Илья поверил и сунул голову в мешок.
— Полезай, — говорю, — глубже.
Только он залез, я сразу же конец мешка завязал. Сам сел в повозку и дуй, не стой! Поехал домой.
Мои торгаши вернулись из лесу с дубиной, пристукнули отца Илью и спустили в реку под лед.
На следующее утро опять собрались продавать мое имущество с торгов. Вы ведь знаете, сколько богачей было в нашей деревне: Митрошкины, Панкратовы, Даниловы, да, пожалуй, не перечесть.
Ну вот, заходят во двор, видят — сани новые, кони соколы, сбруя горит. Стоят в недоумении.
— Что, — говорят, — ты откуда вылез?
— Эх вы, дураки, хотели меня прикончить, а мне все везет. Я, как только спустился в воду, угодил прямо на ярмарку к водяному. Вот и купил подешевке: за все уплатил две копейки. Там все так дешево. Я бы и больше накупил, но побоялся, что товар не унести. Если думаете сходить в подводное царство, берите с собой денег не больше пятака, много торговаться там не разрешено, — говорю им.
Мигом побежали они к реке, и все поскакали в прорубь. Ни один не вернулся.
Их родные часто приходили ко мне ругаться, но что поделаешь со мной, с таким умным человеком.
— Ваши, — говорю, — не скоро вернутся, они, наверно, много закупают, да и вряд ли одни сумеют товары принести.
Вот после этого нам стало вольготно жить. На эти деньги построил я большой дом, какого даже в Нью-Йорке нет. А наша деревня, сами знаете, большая. Все мои соседи перешли жить ко
