Вот дед и говорит:
— Пойду-ка я, старуха, хоря убью.
И пошел.
Идет, идет, глядь — лежит кизячок.
— Куда, дед, бредешь?
— Хоря бить.-
— Пойдем вместе!
— Пойдем.
Пошли вместе; глядь — лежит веревочка.
— Куда, дед, идешь?
— Хоря бить.
— Пойдем вместе!
— Пойдем.
Пошли втроем; глядь — лежит палочка.
— Куда, дед, идешь?
— Хоря бить.
— Пойдем вместе!
— Пойдем.
Пошли вчетвером; глядь — лежит желудь.
— Куда, дед, бредешь?
— Хоря бить.
— Пойдем вместе!
— Пойдем.
Пошли впятером; глядь — рак лезет.
— Куда, дед, идешь?
— Хоря бить.
— И я с тобой!
— Идем.
Пошли вшестером; вдруг бежит петушок.
— Куда, дед, бредешь?
— Хоря бить.
— И я с тобой!
— Идем.
Пошли, видят — стоит хорева хатка; они в хатку, а хоря самого нету. Они в ней и спрятались; желудь в печь залез, кизячок на пороге лег, веревочка у порога, палочка влезла на чердак, рак в помойный ушат вскочил, петушок на жердинку взлетел, а дед полез, да и лег на печь. Вот прибегает хорь, а желудь в печке распарился, и:
Хорь ты мой, хорь, что оно будет:
Пришли к тебе добрые люди,
Хотят тебя убить,
Курочку освободить.
Хорь:
— Что, что такое?
А желудь опять за свое, распарился хорошенько и все: щелк да щелк. Как испугался хорь — и к помойному ушату, а рак его за ногу; он на жердинку, а петушок его тук в головку; он тогда к порогу, споткнулся о кизячок, упал да в веревочке и запутался, а палочка с чердака, и — убила его. Забрал тогда дед курочку, взял хорьковую шкурку, да и пошел себе домой.
Ой, кричала-голосила цапля на болоте,
Кляла сильно, проклинала сову на колоде:
— Ой, сова ты головастая, что ж ты учинила?
Зачем деток мне когтями всех передушила?
Ты летаешь да все стонешь каждой темной ночью,
Только светятся огнем злые твои очи.
Сова молвит: — Ой, не я — это воронище
Побил твоих малых деток, такой злодеище.
Прибежала тут тетеря цаплю утешать,
А за нею сойка с чайкой стали забавлять.
— Оставь, цапля, лить ты слезы, плакать и рыдать,
Полетим давай мы вместе злодейку искать.
Полетели и засели под дубом широким,
Темным, толстым и дуплистым и к тому ж высоким.
Сюда глянут, туда глянут, да все быстрым оком,
Присмотрелись, сидит ворон высоко-высоко.
Цапля хвать его за бок, сойка за чуприну:
А тут чайка уж над ними: — А-а, превражий сыне!
Завели его в лесок, птиц туда созвали
И всей сходкою над ним суд потом держали.
А судьей орла избрали, сокол писарем вошел,
И к такому вот решенью суд тогда пришел:
«Ворона-злодея ныне даже птицей не считать,
И всем птицам вон из леса ворона изгнать!»
Собрались раз ястребы на большой совет и завели между собой сильное побоище. Старых ястребов в драке той не было, все только одни молодые, а сошлось их много, и надо им было выбирать себе войта[1]. Посоветовались они между собой: есть, мол, среди нас один ястреб, да такой собою красивый и к тому же весьма грамотный, — и порешили они, что будет он ими хорошо управлять, раз человек он ученый.
Вот пока его войтом не ставили, был он ученый и мудрый, а как поставили войтом, начал с той поры за богатых стоять, а о бедных совсем не заботился.
Пока было вмоготу, бедные всё терпели да терпели, а бедных-то было куда побольше, чем богачей. Подали они жалобу в суд, призвали его к ответу, хотят его сбросить. Пошли они в суд, а суд и порешил, что должно ему исправлять свою должность, пока годичный срок не выйдет. А бедным невмоготу его больше терпеть, очень уж он с ними не по правде поступает, а до годичного сроку еще далеко. Пораздумали и порешили:
— Что мы будем его терпеть? Если мы его побьем, то он и сам уйдет.
Поймали его, хорошенько побили. И сидел он до той поры тихо, пока был еще слаб, а как только немного поправился, ушел себе подальше.
Прослышал он о том, что у ворон нету войта, и начал к ним захаживать, и пролез и там в войты. Поначалу, как только его выбрали, управлял он хорошо; что они ему ни говорили, он то и делал, и что он им говорил, они то и выполняли. Вот поселились вороны в одном лесу, а сорокопуты и себе тоже в том самом лесу поселились. Сорокопуты хоть птицы и небольшие, да очень вредные, стали они воронам очень докучать — начали вороны жаловаться.
— Что нам с ними делать?
А он им и говорит:
— Раз они вам вред причиняют, вы себе и защищайтесь.
Рассердились вороны на него за такие слова, созвали совет, сбросили его и так грозно ему сказали:
— Если сам не уйдешь, то убьем тебя!
Вот пришел он домой и рассказал о том жене; как услыхала жена, начала его бранить-укорять:
— Не добили тебя те ястребы, так вороны добьют. Разве ты без того, чтобы быть войтом, никак не обойдешься?
Подумал он, подумал, страшно ему стало, и говорит он:
— Да уж если поймают, то убьют. И, пожалуй, зачем мне это?
Взял он и ушел из войтов. А как ушел, то в свое село ему идти уж не хотелось больше. Сильно над ним там смеялись, а ему было стыдно. И говорит он:
— Надо мне опять войтом заделаться.
Вот он ходит, летает по свету, прислушивается, где нету войта, в каком стане. И прослышал он откуда-то, что у скворцов нету войта. Думает он, рассуждает: «Негоже мне самому к скворцам в войты напрашиваться, а мне их уж никак не задобрить». И стал он за ними подслеживать; куда летают, он к ним и подбирается и слушает. Когда созрели ягоды, скворцы стали летать стаями и питаться ягодами по садам, по огородам да по вырубкам, где растут черешни. Но людям надоело это терпеть, и начали они бить скворцов палками, а уж потом и стрелять в них начали. Надоело и скворцам такую беду терпеть, и слетелось их великое множество на сходку, чтоб выбрать себе войта. Слетелись они в один лес, держат совет, беседуют. Советуются они меж собой, а он с дуба на дуб перелетает и все ближе к ним подходит; он видит их хорошо, а они его не видят. Они про свое дело советуются, а он все слушает, не зайдет ли вдруг речь о войте. Вот сидит он близко, и начали они говорить.
— Если б нам и чужой кто попался да хорошо б управлял, то выбрали б мы и чужого.
Подлетел он тогда поближе, уселся на дереве и спрашивает:
— А о чем вы тут, братья, советуетесь?
— Ой! — говорят, — такая с нами беда случилась. Всюду нас бьют, и нет никого, кто бы мог нас защитить!
А он и говорит:
— Плохо вы делаете, что нет у вас старшины, кто мог бы о вас позаботиться. Вы должны, — говорит, — выбрать себе войта, пусть себе голову ломает, чтобы было вам хорошо. Но вот, — говорит, — коль поставите войтом кого-нибудь из своих, то не будут его бояться, оттого что он такой маленький.
Подумали скворцы и говорят:
— А может бы мы вас войтом поставили, может, вас бы и боялись?
— Ну, что ж, — говорит, — выбирайте совет, и если все советники на том согласятся, то я могу быть.
Вот выбрали они совет, и решает совет:
— Пускай будет ястреб!
А он говорит:
— Я войтом быть согласен, но только давайте мне каждый день по одному из вас для пропитания, потому как не будете давать одного из вас, то явится человек с палкой и убьет вас целую сотню, а будете давать мне по одному, то все же вас меньше погибнет.
И скворцы согласились. А как сделался он у них войтом, то и говорит:
— Коль хотите, чтобы вас не били, то сидите себе по домам.
Не понравился им такой войт с первого же раза, но что делать?
Вышел срок быть ему войтом, а не сделал он скворцам ничего хорошего, уничтожил их за это время столько, что осталось их в стае всего девяносто.
Что тут делать скворцам? И порешили скворцы его сбросить и говорят:
— Если он еще год пробудет, то нас ни одного не останется!
Позвали они его, видят, что сбросить его уж не так-то легко.
Тогда подумали они и решили:
— Если его не убить, то никак не сбросить.
Сошлись они раз все вместе, обступили его кругом, и хотя птицы они и малые, да клювы у них острые, и как начали его долбить, стал он тут клясться-божиться, что войтом больше никогда не будет.
И конец.
ДЕДОВА ДОЧКА И ЗОЛОТАЯ ЯБЛОНЬКА
Жили себе дед да баба. У деда была дочка, и у бабы была дочка. А был дед женат второй раз, — от первой жены была у него дочка, а бабу он взял вдовушку, и была у нее дочка, выходит, что стали дети сводными сестрами. Росли себе девочки вместе, стали уже девушками. Да только невзлюбила мачеха дедову дочку, все, бывало, на нее нападает, все ее бьет и ругает.
