Нижние воинские чины Австрийской монархии не принадлежат ни к каким существенным членам оной; они не иное что суть, как раболепные исполнители самовластия, но они могли бы быть и хорошими воинами, если бы примеры начальников сопровождали их к славе, если бы привычка видеть себя всегда побежденными, быть только странствующими узниками своих врагов, не ослабила в них дух воинственного мужества и не влила бы в них яд хладного флегматизма и равнодушия ко всему унижающему. Но Австрия имеет еще в недрах своих надежных воев. Венгерцы, исполины мужества и испытанной верности, могли бы быть всегда главною подпорой престола и защитою областей; но, будучи стеснены в своей свободе, ограничены в деятельности, подчинены немецкому самовластию, они не могут распространяться в сфере своей предприимчивости, которою природа их окружила, не могут оказать твердость своего духа и крепость своей руки так, как бы им желалось; но всякий знает их, сожалеет о них, а между тем австрийцы торжествуют над ними, и монархия терпит. Венгерское войско состоит из одних нижних чинов; но начиная с субалтер-офицера до высшего класса, все – природные немцы. Неужели венгерское дворянство не способно отличать себя на поприще военном вместе со своими соотечественниками? Неужели не заслуживает оно стать наряду со своими притеснителями? Нет! О том и думать обидно; но одна политика, одни интриги немецкого правительства отдалили его от соревнования быть полезными своему отечеству и монархии и, может быть, еще что-нибудь другое, которое скрывается за завесою непроницаемой тайны.
О французских войсках надобно сказать, что сия великая, славящаяся своим просвещением нация, со времени происшедшего в ней переворота, когда нравственность ее изменилась, когда все священные обязанности в отношении к Богу, к престолу и к ближнему среди ее разрушились, она превратилась в лютых хищников и кровожадных зверей, утоляющих свои страсти и заблуждения самым варварским образом, не свойственным ее просвещению. Но, говоря собственно о воинских ее качествах, надо отдать справедливость, что французы дерутся славно, твердо и искусно; начальники их отважны, единодушны; диспозиции их основательны, тонки; движения их быстры и могли бы быть для них полезны, если бы русские, своим преимущественным стремлением, необоримым мужеством и твердостью характера не опровергали их; никакой продолжительный огонь не может их принудить оставить их своего места, кроме русского штыка. Впрочем, не знаю, какой другой народ, кроме русского, может противостоять французам? Со временем, кажется, увидим мы событие сего моего заключения. Каких следствий, какого переворота должна ожидать волнующаяся Европа! Стало быть, мы имеем многим чем возвышаться пред прочими просвещенными нациями: благосостояние монархии во всех отношениях, неисчерпаемое богатство, могущество, твердость, неприкосновенность достояния всех сословий, в особенности дворянства, незыблемое спокойствие и все гражданские и воинские доблести суть те преимущества, которых лишены многие общества, под солнцем обитающие; и дай Бог нам завсегда так прожить, как мы ныне под сению мудрого своего правительства наслаждаемся; так будущее столетие провести, как сие протекло, и мы будем всегда гордиться именем Россиянина!
Сим оканчиваю я мои слабые замечания и применение войск иностранных к русским.
Здесь же прилагаю я записку всем нашим полкам, бывшим в продолжение достославной кампании в Италии и Швейцарии, не исключая и корпуса генерала Римского-Корсакова, потом с нами соединившегося. Все полки и батальоны стоят под именами своих шефов, которые тогда ими командовали.
Кавалерия
Корпуса Корсакова полки: 1) Лейб-Кирасирский Ея Величества. 2) Кирасирский Воинова. 3) Драгунский Шепелева. 4) Драгунский Гудовича 6-го. 5) 2-й Драгунский Свечина. 6) Гусарский Головина. 7) Гусарский Боуера. 8) Татарский Барановского.
Корпуса Суворова Донские Казачьи полки: 9) Грекова. 10) 1-й Денисова. 11) Семерникова. 12) Молчанова. 13) Поздеева.
Корпуса Корсакова Донские Казачьи полки: 14) Астахова. 15) Курна-кова 1-го. 16) Сычева. 17) Курнашева. 18) Кумшацкого.
Инфантерия
Корпуса Суворова Гренадерские сводные батальоны: 1) Грязева, бывший Ломоносова. 2) Калемина. 3) Дендрыгина. 4) Оленина. 5) Шкапского.
Корпуса Корсакова Гренадерские сводные батальоны: 6) Трейблу-та. 7) Чижова. 8) Потапова. 9) Рахманова.
1) Гренадерский Розенберга полк, из корпуса Суворова.
2) Гренадерский Палицына полк, из корпуса Корсакова.
Корпуса Суворова Мушкатерские полки: 1) графа Каменского 2-го. 2) Ласунского 1-го. 3) Быкова. 4) Милорадовича. 5) Барановского. 6) Ферстера. 7) Белецкого. 8) Швейковского 1-го.
Корпуса Корсакова Мушкатерские полки: 9) Тучкова 1-го. 10) Эссена 3-го. 11) Фон-Гартунга. 12) Дреммеля. 13) Швейковского 2-го. 14) Пршибышевского. 15) Селехова. 16) Фертша. 17) Бруннова. 18) Измайлова. 19) Графа Разумовского.
Корпуса Суворова Егерские полки: 1) Князя Багратиона. 2) Чубарова, потом Миллера.
Корпуса Корсакова Егерские полки: 3) Алфимова. 4) Гангебло-5) 2-й Титова.
Артиллерия
Одна рота конной Богданова. Пять рот Сиверса батальона. Две роты Капцевича батальона. Две роты Маркеля батальона. Одна рота пионеров и саперов.
Сверх сего, по инженерной и квартирмейстерской части, комиссариатские, штабные, врачебные и гражданские по дипломатическому отделению чиновники и несколько волонтеров».
На зимних квартирах в Богемии русские пробыли более месяца и успели хорошо отдохнуть, оправиться и починить обозы. Один из участников похода (Старков) так рассказывает о стоянке в Богемии: «Тут нас (ратников) обмундировывали, выдали холст на рубашки, башмаки и на многих шили мундиры и шинели; выдали и жалованье, и за прошедшее давно порционные деньги. Квартиры наши у соплеменников были роскошны. И до сего часу моей жизни помню доброе, милое их к нам, русским, расположение, и забыть это был бы тяжкий грех душе нашей. Многим из ратников жители насильно, так сказать, втерли от себя белье, чулки, платки и прочее, что было только нужно ратнику; а кормили… истинно на славу. Мы отдохнули; позабыли прошлое, в Альпийских горах перенесенное, — и были бы готовы идти с радостью на врага»*.
_______________________________________
* Вообще в славянских землях Австрии к русским относились крайне сочувственно, имя же Суворова было окружено ореолом славы. Тот же Старков рассказывает, как в 1805 г. (после поражения русских и австрийцев Наполеоном под Аустерлицем) ехал он через Галицию и в м. Мысленицы остановился в заездном доме, послав просить тамошнего австрийского начальника дать лошадей. В обширной комнате этого дома было человек пять стариков, солдат австрийских, пехотных и драгун. «Вслушавшись в их разговор, узнал я, что они, горюя о потерянном сражении и о занятии французами Вены, толковали – отчего и как потеряна их столица. Я вмешался в их разговор, и они говорили мне: «Виноват Макк! Виноват Вейн-Ротер!» «Эх, — говорили седые усачи, — в Италии с бойцом Шуворовым (Суворовым) били ль мы французов; с Лавдонем (Лаудоном) били ль мы турок! А те раз нас побили?.. Не стало их, и нас био». И слезы у седого драгуна показались. Я спросил, в котором полку он служил в Италии. «Служителем в регименте Коррачая», — отвечал он. Все они превозносили Александра Васильевича Суворова.
Сам Суворов писал Ростопчину про зимние квартиры: «Мы здесь плавали в меде и масле».
Пребывание генералиссимуса в Праге оживило столицу Богемии: в главную квартиру русской армии приезжали офицеры повеселиться и взглянуть на обожаемого вождя. Отель барона Вимера, который он занимал, сделался rendez-vous для высшего общества, обратился в подобие дворца владетельной особы, куда все стремилось: иностранные генералы, министры, дипломаты искали расположения русского полководца, ловили каждое его слово; везде ему устраивались торжественные встречи, хотя он этого избегал; всякое общественное собрание жаждало иметь его своим гостем. Старик охотно принимал приглашения, казался веселым и беззаботным. Русские святки не были забыты в Праге, и Суворов заводил разные игры: жмурки, фанты, жгуты, хороводные песни; сам пел и заставлял петь по-русски немецких дам. Важные австрийские сановники, сам напыщенный граф Бельгард и англичанин лорд Минто, принуждены были принимать участие в этих забавах. Суворов пускался в танцы, путал игры и смеялся от всей души. Образ жизни его и обращение отличались такими же странностями, как и прежде. Например, бывали у него утренние приемы и обеды; гости приглашались присутствовать на богослужении в его домовой церкви. За стол садились обыкновенно между 8 и 9 часами утра; стряпня была просто невозможная, переносимая только привычными людьми. Выйдя к гостям, эксцентричный хозяин обыкновенно целовался со всеми и каждого по очереди благословлял; за столом ел и пил больше всех, ведя оживленный разговор, причем сам говорил тоже больше всех; беседа часто сворачивала на военные заслуги хозяина, который в этих случаях не отличался скромностью, извиняя себя примером древних римлян, которые прибегали к самовосхвалению для того, чтобы возбуждать соревнование в слушателях. Обед продолжался часа полтора или два. По окончании обеда Суворов вставал, давал всем свое благословение и отправлялся на несколько часов спать.
