Страшных Христовых божественных тайн служителю,
в премудростных же догматех изящному разумителю,
ясносказателю и прочаго богодухновеннаго писания,
щедрому и независтливому дателю таковаго снискания,
еще крепкому снабдителю и ходатаю к богу о душах человеческих,
научену же паки и наказану во многих словесех твореческих,
не поношая и не уничижая, сицевы глаголы творим,
но о самой истинней правде молчати не терпим.
И не троерожные страсти рог [146] восприимши начертоваем,
ей, многаго духовнаго союза любви к тебе желаем.
Разумлива мужа не подобает молчанию предовати,
единаго же в себе в таковем любо деле похваляти.
Юродство есть и буйство уму держати самолюбие,
фарисейское кичение такоже содевает душегубие,
его же бо ради никто в царство небесное будет вселен,
о бозе же имеяй любовь во веки будет вознесен.
Добрый бо он пастырь и учитель повеле друг друга любити,
о еже бы нам всегда в том его исповедании а ходити.
Ревнастна же тя слышим к божественному писанию,
уясненна же паки и пространна к таковому сказанию.
Како же умолчим о таковом доброслужитии,
о нем же некогда много ревнуют и сами пресловутии.
Зритель творец наш и бог, глаголем тебе сия нелестно,
многаго ради твоего разума быти тебе зде невместно.
И слышим из далекасти про твое любомудренное рачение,
чтобы нам и близ видети благоумное твое разумение.
Ухание благовонно услождает человеческия чювства,
паче же муж мудр и разумен исполняет друга благоумъства.
О том себе на нас не позазри, что тако тебе плетем,
понеже слышим тя разумна и изящна во всем.
Сказа же нам про тебе содружебник твой, тезоименит доблести,
ты бо издавна его знаешь в велицей добрей бодрости, [147]
ему же нелепо и просто нарекование замарай, [148]
философственного же своего разума от нас не скрывай.
Аще ли речиши нам, что живем в самом том велицем сем государстве,
неизлиха и ты будешь в таковем добрем избранстве.
Человеколюбец бог свидетель, яко достоин еси зде быти,
ей, не подобает разумну мужу в забвении жити.
Лесть ли возмниши глаголанная нам к твоей честности,
он же, праведный судия, видит, что достоин еси быти у царския светлости.
Много нам писати к тебе не достанет и не год [149],
бог же да подаст ти получити небесный восход.
И отпиши к нам писанейце от своего благоумия,
еже бы нам прияти что от твоего доброразумия.
Такоже буди здрав и покровен всемогущаго бога десницею,
Да воздаст ти во оном веце многосугубною сторицею.
Аминь.
Твое же и наше писано по краегранесии,
вем бо, вем, яко и сам та веси.
Обаче не бранно будет, еже и обявити
и на твою содержателную память и разум положите.
Аще восхощеши и рождьшаго нашего ведати — нам есть тезоименит [150],
некли духовный твой союз писанейцем к нам воспарит.
Велено бо есть и неприятно кому без отечества написати
и самый естественный корень и силу отлогати.
Сопребываем же ныне с преждереченным твоим другом вкупе,
желаем же тя паки видети с собою во едином в купе
У государева дела, у книжнаго правления,
чтобы нам единодушно быти у его царскаго повеления.
И аще всемилостивый бог благоволит
и великий государь и отец его великий святитель повелит,
чаем, что желанная сия
