будущая жена Эвелин в шутку называла их "моей любовницей".
Во многих отношениях я считал эти открытки ранним примером фотожурналистики: каждое изображение рассказывает историю. Уроки, которые они преподали мне в плане непосредственности и интимности, композиции и послания, нашли свое отражение в рекламе продукции Estée Lauder.
ЖИЗНЬ В ТЫЛУ
В мае 1940 года мы с мамой переехали в отель "Эспланада", еще один жилой отель на пересечении Вест-Энд-авеню и 74-й улицы. Мне было всего семь лет, но я запомнил эту дату, потому что мы проложили картонные коробки для переезда газетами, заголовки которых были посвящены нацистскому вторжению во Францию.
Одна из вещей, которые мне нравились на Эспланаде, - это полотенца. Я поглощал комиксы о супергероях и радиопередачи. Из больших гостиничных полотенец получался отличный плащ. Я натягивал синие носки до колен - в те времена все мальчики носили трусы, - надевал красную маску с золотыми звездами, набрасывал полотенце на плечи, и - шазам! Я был Капитаном Марвелом или Капитаном Америкой.
В воскресенье, 7 декабря 1941 года, я слушал радио во второй половине дня, когда в эфир ворвался диктор: "Мы прерываем эту программу , чтобы сообщить вам новость о том, что японцы разбомбили Перл-Харбор". Передача возобновилась, но диктор продолжал прерывать ее каждые тридцать минут новыми сводками. Меня это очень раздражало.
В остальном моя жизнь не сильно изменилась с вступлением Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Никто из близких родственников не достиг призывного возраста, а если кто-то и жил в Европе, то я о нем не знал.
Как обычно, в январе мы с мамой поехали в Майами-Бич. В открытке я сообщил отцу, что в Майами теперь находится авиационный завод Bell, а также завод по производству самолетов B-26 Marauder. Все крупные отели, за исключением Shelburne, были реквизированы правительством для размещения курсантов. Однако мы с одноклассниками нашли себе другое увлечение, заменившее торговлю открытками из отелей. Недалеко от моей школы находилось учебное поле ВВС, и мы с одноклассниками быстро научились определять различные проносящиеся мимо самолеты. 2 мая 1942 года я написал отцу: "Сегодня B-25 пролетел так низко, что почти врезался в деревья. Его высота была около 30 футов. Вот вид сбоку" - и приложил рисунок.
Две недели спустя я написал: "Ну что ж, еще 10 дней и ву-ву-ву. Еще одиннадцать дней, и следующая остановка - Пенсильванский вокзал". Я добавил: "Те открытки из отеля "Уиндермир", которые вы мне прислали, были с марками. Должна ли я отдать их кому-нибудь из своих друзей? Пожалуйста, пришлите мне ответ". Затем я отметил: "Теперь у меня 173 открытки".
ЖЕТОНЫ И ОТКЛЮЧЕНИЯ
Мы вернулись в город, который сильно отличался от того, который мы покинули пять месяцев назад. Между обычными уличными фонарями, лампами накаливания в зданиях и на театральных козырьках, а также светящимися вывесками на Таймс-сквер Нью-Йорк излучал сияние, которое можно было увидеть за тридцать миль в море, - сияющий фон, который делал корабли легкой целью для немецких подводных лодок. 9 Теперь все это было затемнено. Зрелища на Таймс-сквер - сложные неоновые рекламы, такие как аквариум со жвачкой Wrigley's длиной в целый квартал, в котором плавали рыбы-ангелы и бойцовые рыбки с вуалевым хвостом, арахис Planter's, высыпающийся из упаковки, белые пузырьки, шипящие из бутылки Bromo-Seltzer в девятифутовый стакан, знаки Chevrolet и Coca-Cola - все померкло. Даже стекла в верхней части великолепного светового люка Пенсильванского вокзала были окрашены в черный цвет.
Дома мы установили затемняющие шторы и быстро научились закрывать шторы и приглушать свет. Вдоль Бродвея каждый второй фонарь был затемнен, а автобусы, такси и автомобили носили колпаки на фарах. Когда я поднял глаза ночью, я увидел звезды!
Я понимал, что люди гибнут миллионами; я видел кинохронику каждый раз, когда ходил в кино. Но я, особенно я, был изолирован. Мой отец был слишком молод, чтобы быть призванным в Первую мировую войну, а теперь был слишком стар, чтобы быть призванным во Вторую мировую войну. В условиях отсутствия ощущения непосредственной угрозы жизнь в Нью-Йорке в военное время была - для меня, по крайней мере, - захватывающей. Каждый день газеты - а в то время было десять крупных ежедневных изданий - помещали военные новости на первой полосе. У меня были карты всех европейских стран, и я внимательно следил за ходом боевых действий.
Всем детям в государственной начальной школе выдавали идентификационные жетоны - круглые пластиковые диски размером с четвертак, которые мы носили на шнурках на шее. Как и собачьих бирок, их было две, на каждой было написано ваше имя, дата рождения и идентификационный номер. Как и собачьи жетоны, они служили той же цели: опознать ваше тело в случае воздушного налета или другой атаки.
Учения по борьбе с воздушной тревогой проводились каждую неделю, и это было желанным перерывом, когда занятия были скучными. Нас выпроваживали из школы и выстраивали на Западной 77-й улице, чтобы нас проверил начальник воздушной тревоги, который носил белый шлем.
Несмотря на продовольственные ограничения, а может, и благодаря им, уроки домоводства приобрели новое значение. Однажды мой урок математики был прерван. Учительница назвала имена пяти лучших учеников, в число которых входил и я, и нас отправили... на урок кулинарии. Казалось, чтобы сохранить количество продуктов, выделяемых на занятия, школа должна была следить за тем, чтобы класс был полон; меньше учеников в один год означало меньше ингредиентов в следующий. Традиционно уроки домоводства проводились для девочек, но в тот год девочек было недостаточно, поэтому мы, пятеро мальчиков, восполнили недостаток. Нас учили варить картошку и стручковую фасоль. Затем, после того как они были сварены, мы должны были выпить воду, пока она была теплой; никому не разрешалось выходить из комнаты, пока он не выпьет воду. Мы понимали, что нельзя тратить важные витамины, но на вкус это было не очень. Эта часть моих военных усилий не вызывала восторга.
Вне школы постоянно проводились сборы металлолома - резины, бумаги и, особенно, металла для переработки в оружие, самолеты, танки и корабли. В моем районе на 63-й улице между Амстердамской и Вест-Эндской авеню возвышалась огромная гора металлических отходов, часть которой составляли богато украшенные чугунные карнизы с крыши отеля "Ансония" на углу Бродвея и 72-й улицы. Кинотеатры рекламировали "Утренники по сбору металлолома", на которые бесплатно пускали всех, кто приносил достаточно большой кусок металлолома - даже если это были сотни кусочков фольги от использованных сигаретных пачек, скатанных в шарик. Для такого конкурентоспособного мусорщика, как я, эти сборы были захватывающим зрелищем, хотя, должен признаться, когда я собирал газеты и журналы, я приберегал журналы
