и такие обязанности, как правило, ложились на
Фенестелу или кого-то из младших офицеров. — Да, господин! — Выйдя из
строя, Пизон позвал Метилия, Дульция и двух оставшихся товарищей по
палатке присоединиться к нему, а также некоторых мужчин из трех других
контуберниев. Пизон послал одного человека в конец патруля с указанием, чтобы фургон следовал за ними по узкой, изрытой колеями дороге, ведущей
к ферме. — Построиться, по четыре в ширину, пять в глубину, — проревел
он. — За мной. — Чувствуя себя более чем неловко из-за этой новой
ответственности, он отправился в путь.
Через дюжину шагов начались комментарии. — Послушай его, —
пробормотал Метилий. — Настоящий опцион!
— Центурион, ты имеешь в виду, — сказал Дульций.
216
— Мне показалось, что он говорил как трибун, — добавил другой
голос, посмеиваясь.
Пизон провел короткую дискуссию сам с собой. Он решил, что лучше
сразу погасить пламя, чем смотреть, как оно разрастается, не в последнюю
очередь потому, что Тулл наблюдал.
— Достаточно! — рявкнул Пизон. — Смотрите в оба и держите
пилумы наготове. В домах могут прятаться воины.
На пастбище, примыкающем к длинному дому, мычал одинокий
теленок, призывая мать, которая паслась поблизости.
— Послушайте: это их призыв к оружию, — заявил Метилий.
Послышались фырканья подавленного смеха.
Пизон в ярости повернулся. — Заткнись, Метилий!
Губы Метилия сжались, но он не ответил. Пизон окинул остальных
своих товарищей суровым взглядом. У некоторых были угрюмые и
обиженные лица, но они сохраняли спокойствие. Большинство избегали
смотреть ему в глаза, что было приятно. Голос Тулла эхом отозвался в голове
Пизона. Дисциплина. Все дело в дисциплине. Они это понимают.
Он изучал теленка и корову, недоумевая, почему такой ценный скот не
угнали в укрытие. В ответ на крик корова пошла к своему теленку. Она
сильно хромала, и, приглядевшись, он увидел, что ее левый коленный сустав
распух. Пизон решил, что корова слишком хромая, чтобы добраться до леса, а теленок остался, потому что ему все еще нужно материнское молоко, чтобы
выжить. Пизон крепче стиснул копье. — Кто-то остался присматривать за
этими тварями – смотрите в оба!
На этот раз умных комментариев не было. Разделив своих людей на три
группы, он послал две обыскать хозяйственные постройки, а сам повел
полдюжины к длинному дому. Меньше, чем у большинства, его
заплесневелая крыша, покосившаяся дверь и осыпающиеся стены
свидетельствовали о плохом обслуживании. Нервозность Пизона немного
уменьшилась – это была не ферма, управляемая многодетным отцом. Как бы
то ни было, единственные его обитатели были стары и медлительны, как
корова в поле.
Его германский был не очень хорош, но он мог объясниться. — Есть
кто-нибудь дома? — крикнул он, когда они были шагах в двадцати от двери.
— Выходите наружу! — Ответа не последовало, и Пизон подошел ближе.
Быстрый взгляд на другие группы не дал ему повода для беспокойства. В
десяти шагах от порога, и он повторил свою команду. — Наружу!
Что-то или кто-то зашевелился внутри, но дверной проем оставался
пустым.
217
Пизон провел языком по пересохшим губам. — Построиться в
шеренгу! Держать копья наготове. — Когда его люди подчинились, он
закричал: — Выходите! Если вы безоружны, вам нечего бояться.
Волочащиеся шаги заставили его поднять копье. С напряженными
лицами его товарищи сделали то же самое. Наполовину недоверчивый, наполовину облегченный смешок вырвался у Пизона, когда в поле зрения
появился сутулый седовласый старик. Одетый в потертую тунику и
узорчатые штаны, с тростью в руках, ему было около сорока лет от роду. Он
посмотрел на Пизона слезящимися глазами и прохрипел: — Убей меня, но
пощади моих внуков.
У Пизона снова скрутило живот. — Внуки – сколько? Где они?
— Трое. — Старик склонил голову. — Внутри.
— Скажи им, чтобы вышли! — рявкнул Пизон, недовольный
потенциальным риском войти во мрак длинного дома. — Сейчас же!
— Вы не убьете их?
— Мы здесь за едой и припасами, — сказал Пизон. — Никто не
пострадает. — Его пристальный взгляд встретился с глазами старика. — Но
если нам придется войти туда…
Старик испустили долгий вздох. — Я знаю. — Он повернул голову к
двери. — Выходите, мальчики, медленно. Вам нечего бояться.
Внутри снова послышался шум. Сердце Пизона колотилось, но он
улыбнулся, когда взлохмаченный
