с инквизитором, кроме допросной комнаты. Особенно с таким, как Ренар.
Ансель постарался отбросить все эти мысли. Сейчас самое главное – добраться до места, где можно будет обработать рану. Остальное после.
***
Дом инквизитора и вправду оказался не заперт. Ансель ввалился в него, притворив за собой дверь, и рухнул на ближайшую скамью. Обшарив глазами помещение, он обнаружил под столом бутыль, от которой шел чуть скисший винный дух. Сочтя, что это лучше, чем ничего, Ансель плеснул вином на рану, чтобы хоть как-то обезвредить возможную заразу.
Боль пронзила ногу, и он стиснул зубы, превращая рвущийся наружу стон в злобное шипение. Дав себе мгновение на передышку, Ансель, не вставая, придвинулся к сундуку, в котором, как он и угадал, Ренар держал свой скромный набор одежды. Оторвав лоскут ткани от первой подвернувшейся под руку рубахи, Ансель обернул его вокруг ноги и затянул потуже. Новый приступ острой боли пронзил судорогой не только ногу, но, казалось, все тело. На этот раз Ансель позволил себе коротко застонать от боли, тут же впившись зубами в нижнюю губу почти до крови.
На задворках замученного болью и страхом разума замаячило воспоминание о том, как он помогал с похожим ранением Гийому.
– Может, скажешь что-нибудь? Предложишь мне решение, как предлагал тогда? – с тоской спросил Ансель, в изнеможении сползая со скамьи на холодный пол.
Но его незримый собеседник молчал. И на его место никто не пришел – ни Ренар, ни Вивьен. Ансель почувствовал, что всхлипывает, сидя на полу, и вдруг показался самому себе совсем маленьким. Крохотным. Нуждающимся в защите. Однако рядом не было никого, кто мог бы его утешить.
Нахлынувшее одиночество оказалось настолько сильным, что Ансель, не помня себя, взвыл, словно раненый зверь, не опасаясь быть обнаруженным. Он плакал, зажав окровавленными руками лицо. Плакал навзрыд, словно все слезы, скопленные им за эту жуткую жизнь, решили прорваться наружу. Его тело содрогалось от рыданий и билось мелкой дрожью. Казалось, это длилось и длилось бесконечно.
Он не знал, сколько времени прошло. В маленьком оконце под крышей виднелось темнеющее небо. Где-то там, за стенами дома, на Руан опускалась ночь, церковный колокол отзвонил Комплеторий.
Исторгнув из себя все слезы, тело ощутило полное отсутствие сил. Ансель уже ничего не мог чувствовать, и даже боль в ноге казалась не такой сильной. Впрочем, он понимал, что при первой же попытке встать рана даст о себе знать.
Вдруг послышался тихий скрип двери. Кто-то вошел в дом, но у Анселя не осталось сил бояться или дергаться. Он смиренно поднял остекленевшие глаза на небольшую фигуру в плаще с капюшоном.
«Это смерть?» – со странным, почти восхищенным трепетом успел подумать он, но тут его посетительница подняла руку и сдернула с головы капюшон. Светлые волосы разметались по плечам, яркие глаза колким внимательным взглядом пробежались по нему и сузились.
– Ты, – низким голосом проговорила Элиза. В этом слове было все: угроза, боль, ненависть, и все это казалось сейчас тихим, клокочущим где-то на дне истлевшей души язычницы.
Ансель не ответил, лишь продолжал, не мигая, смотреть на нее. Элиза оценивающе приподняла подбородок и вдруг холодно усмехнулась:
– Ты, наверное, думал скрыться. Но тогда не стоило оставлять такой явный кровавый след. – Она пробежалась пальцами по дуге висящего на плече лука и приподняла брови. – Я сочла, что, напоив своей кровью столько деревьев в лесу, ты будешь обессилен. И не сможешь напасть. Приятно видеть, что я не ошиблась.
Ансель не шелохнулся.
– Ты скоро умрешь, – спокойно сказала Элиза. Он ничего не ответил и на это, и она продолжила: – Ты и сам это понимаешь. Но прежде, Ансель Асье, – она сделала акцент на его имени, – раз уж ты не можешь убежать; раз тебя за много лет не могла поймать инквизиция, но смог остановить мой забытый в лесу капкан, – она поджала губы в презрительной полуулыбке, – то ответь мне всего на один вопрос. Мне плевать на твою веру, на то, что ты считаешь грехом или благодатью, на твои книги, речи, умение обращаться с мечом или лгать. – Элиза сверкнула глазами. – Мне нужен только один ответ. Зачем?
Ансель глубоко вздохнул, и теперь его взгляд, наконец, изменился: в нем почему-то сверкнул страх.
Элизу его молчание и отразившиеся в глазах переживания не удовлетворили.
– Зачем ты губишь моих возлюбленных и друзей? Почему их? Зачем, будь ты проклят?!
Во взгляде Анселя появился намек на недоумение и интерес:
– Возлюбленных?..
«Элиза была с Ренаром?»
– Ты дал Вивьену эту мерзкую книгу! – сквозь зубы прошипела Элиза. Ансель невольно поежился, несмотря на злость, которая пробрала его в ответ на такие замечания о книге со священными текстами. Ему были знакомы эти нотки в голосе язычницы. Он уже слышал их прежде. – И его казнили из-за нее! Ты знал. Ты знал, но говорил с ним о своей ереси! – Элиза сделала шаг вперед. – Вместо того чтобы исчезнуть, ты дал ему то, от чего он не смог отказаться.
– Ты знала Вивьена? – прошептал Ансель, пораженный этим совпадением. Что могло свести ведьму с инквизитором? Если только он не проявил к ней такую же терпимость, как к беглому катарскому еретику. Или даже…
– Я любила его. И я люблю его до сих пор! – Элиза резко вскинула руку, так что задрался длинный рукав платья. На ее руке сверкнули четки с болтающимся на них крестом. Тряхнув кистью, она зажала их в дрожащем кулаке. – Я любила дважды за свою жизнь, Ансель Асье, и дважды твоя ересь забрала у меня мою любовь! Ты начал свой гибельный путь еще в Каркассоне, когда замучил своим злом ту девушку.
– Откуда…
– Ренар рассказал мне все, что выпытали у Вивьена в допросной. И поэтому ты убил его? За то, что он знал твои тайны? За это? – Элиза впилась в него взглядом, и, вновь услышав в ответ лишь молчание, гневно прокричала: – За это?!
– Нет, – выдохнул Ансель.
– Так зачем? – Голос Элизы опустился до дребезжащего низкого шепота.
Ансель молчал. Он хотел бы сказать ей, объяснить, высказать все, что чувствовал. Но почему-то не мог, словно невидимые тиски сдавили горло, не позволяя выдать ни звука.
– Ренар был моим другом. Я любила их всех, – опустив голову, проговорила Элиза.
«Я тоже», – подумал Ансель. Он хотел произнести это вслух, но промолчал. Не дождавшись от него ответа, Элиза вновь горько усмехнулась.
– Не скажешь. – Это было утверждением, а не вопросом. – Что ж, я скажу за тебя. Видно, единственное, что тебя интересовало, это твоя ересь. Ты хотел распространить
