раз против самых крупных, хорошо вооруженных и наиболее
подготовленных сил, с которыми она когда-либо сталкивалась.
Последним, кто остался в живых из старшего поколения правителей, был император Шах Алам. В свои семьдесят пять лет старый слепой король по-прежнему восседал на позолоченной копии Павлиньего трона в своем разрушенном дворце, незрячий правитель во многом иллюзорной империи.
Император пережил всех своих врагов - Надер-шаха, Имад-уль-Мулька, Клайва, Карнака, Шуджу уд-Даулу, Гулам Кадира, - но это была его единственная победа. В старости он, по крайней мере, реалистично оценивал свои неудачи, говоря своему наследнику Акбар-шаху, что с того дня, как он вернулся в Дели, он был правителем только по имени. Он был всего лишь высокопоставленным пленником, сказал он, и его сыновья не должны считать себя чем-то большим.
Махаджи Сциндия, который хотя бы периодически проявлял интерес к благополучию императора, умер в 1794 году, а его преемник, Даулат Рао, был совершенно равнодушен к своему номинальному положению могольского вакил-и-мутлака, или визиря. Он был еще менее заинтересован в сохранении двора Великих Моголов, который находился на крайнем севере его владений и который он никогда не посещал после восхождения на мушнуд. Поэтому, пока император оставался под номинальной защитой маратхов, с маратхским гарнизоном в Красном форте, императорская семья жила в бедности, пренебрегаемая своими хранителями.
Это была группа французских офицеров во главе с Луи Гийомом Франсуа Дружоном, савойским аристократом, которому была поручена особа императора и командование его телохранителями, и Луи Буркьеном, французским наемником скромного происхождения, которого один историк маратхов назвал "кондитером, пиротехником и полтруна". Общее командование возлагалось на главнокомандующего Сциндиа, генерала Пьера Перрона, сына провансальского ткача, который жил со своими войсками в ста милях к юго-востоку в большой крепости Алигарх.
Несколько томов дворцового дневника того периода, Roznamcha-i-Shah Alam , сохранились в Британской библиотеке, и они, как никакой другой источник, показывают, до какой степени жизнь при дворе Великих Моголов сократилась из-за нехватки средств. Мы слышим, как одного принца поймали за тем, что он вынимал куски мрамора и инкрустированные полудрагоценные камни из пола башни Асад Бурдж "с целью продажи". Он был вызван Его Величеством и предупрежден о недопустимости совершения подобных злонамеренных действий". Принцесса вступила в спор с королем по поводу процентов за некоторые драгоценности, которые она была вынуждена заложить. Наложницу обвинили в краже украшений наваба Мубарака Махала. Королевские дети жаловались, что им не выплачивают жалованье; более отдаленные королевские кузены пытались сбежать из Салатиновой клетки, утверждая, что не получают достаточного питания и близки к голодной смерти. Король ответил, что "из-за слабого состояния империи принцам приходится довольствоваться тем, что дают на расходы повелители Пуны [маратхи]".
В одном особенно показательном случае слепому королю пришлось отчитывать королевских слуг, когда приехавший вождь маратхов бросил на пол зала для аудиенций горсть монет, и все присутствующие, забыв о придворном этикете, бросились их хватать, а некоторые даже устроили кулачные бои в Диван-и-Ам. Тем временем просители из города жаловались на набеги гуджаров в стенах и сикхов на внешних окраинах.
Шах Алам также был встревожен сообщениями о насилии и нестабильности, порожденных гражданской войной маратхов, и обвинил в этом Даулата Рао: "Его Величество выразил глубокое сожаление по поводу этих событий, - сообщает его биограф, Мунна Лал, - сказав: "Этот злодей теперь стремится посеять раздор среди своих товарищей. Таким безобразным и неподобающим поведением он спиливает ветку, на которой сидит. Все закончится скандалом и катастрофой".
Разочарованный путями этого мира, император все больше и больше обращался к миру духа. Когда из Лахора прибывал знаменитый дервиш, императорские принцы выходили к воротам города, чтобы приветствовать его. Однажды наложница увидела во сне, что если Его Величество посетит Кадам Шариф и прикажет отпустить на волю рыжую корову, то ситуация в империи улучшится. Император приказал сделать и то, и другое.
Единственным удовольствием Шаха Алама оставалась литературная деятельность. В семидесятилетнем возрасте он проводил большую часть своего свободного времени, редактируя поэтические произведения всей своей жизни, из которых он выпустил один том своих любимых стихов, а также "Надират-и-Шахи", "Диван-и-Афтаб". Он также надиктовал то, что ученые считают первым полнометражным романом на делийском урду, - массивное и амбициозное произведение на 4000 страниц под названием "Аджайб уль-Касас". Этот дастан (рассказ) - размышление о царской власти и повествует о принце и принцессе, которых неподвластные им силы бросают туда-сюда, из Индии в Константинополь, через различные волшебные острова, царства фей и демонов. Чувство беспомощности принца в руках судьбы отражает опыт Шах-Алама, а пышные придворные декорации дастана контрастируют с обедневшей реальностью повседневной жизни Шах-Алама при пренебрежительном режиме младшего Сциндиа.
Возможно, Даулат Рао и не понимал ценности контроля над престарелым императором Великих Моголов, но лорд Уэлсли, несомненно, понимал. Он понимал, что, хотя Шах-Алам и не обладал значительной военной силой, он все еще имел значительную символическую власть, и его решения мгновенно обретали законность. "Несмотря на полное лишение Его Величества реальной власти, господства и авторитета, - писал он, - почти все государства и все слои населения Индии продолжают признавать его номинальный суверенитет. Текущая монета каждой установленной державы отчеканена именем Шаха Алама...
Поскольку к концу июня 1803 года стало ясно, что Сциндия не собирается принимать Бассейнский договор и что война теперь неизбежна, Уэлсли начал разрабатывать подробные планы вторжения в Индостан и захвата древней столицы Великих Моголов и ее императора. Добившись "уничтожения сил М. Перрона ", он, как он писал, "вторгнется во владения Сциндии и заключит союз с раджпутами". Я захвачу Агру и Дели", - сообщал он своему брату Артуру, и таким образом "возьму лицо Могола под защиту Британии... в кратчайший практический момент". Это будет момент, когда Компания окончательно, как символически, так и по существу, заменит Моголов и Маратхов в качестве главных правителей Индии.
Британцы давно использовали доверенное лицо шаха Алама, Сайида Реза Хана, в качестве незаметного канала связи с императором, и теперь Уэлсли решил отправить секретное письмо шаху Аламу, предложив ему убежище и начав переговоры о возвращении Моголов под опеку Компании впервые с тех пор, как император покинул Аллахабад тридцатью годами ранее, в 1772 году: "Ваше Величество полностью осведомлено о чувствах уважения и привязанности, которые британское правительство неизменно питает к вашей королевской особе и семье", - начал он в своем обычном стиле, смешивая лесть, сарказм и полуправду. Обиды и оскорбления, которым подвергались Ваше Величество и Ваша прославленная семья с тех пор, как Ваше Величество по несчастью передали защиту Вашей персоны во власть государства
