Два бенаресских банкирских дома, Манну Лал и Бенипаршад, дошли до того, что попросили гарантий, что Компания "окажет им предпочтение, разрешив поставлять наличные деньги, которые могут потребоваться для использования армией".
В конечном итоге Ост-Индская компания преуспела в войне именно потому, что нашла способ обеспечить надежную финансовую базу для своей мощной наемной армии, и ей всегда было легче, чем любому из ее соперников, убедить индийских сетов, сахукаров и шроффов быстро найти деньги, необходимые для выплаты жалованья армии и пропитания голодных солдат. В противоположность этому, как заметил молодой Артур Уэлсли, "во всей стране нет ни одного маратха, от пешвы до самого низкого всадника, у которого был бы шиллинг". Это было неудивительно, поскольку в 1801 году Артур отмечал, что после разрушений, причиненных гражданской войной маратхов, на 150 миль вокруг Пуны "не осталось ни одного дерева или колоса кукурузы".
Так же плохо обстояли дела и при дворе Великих Моголов, где посланник маратхов сообщил, что "денег нигде не видно". В результате Сциндия и Холкар , оба с огромными долгами перед своими войсками, а их сахукары часто отказывали в дальнейших займах, оказались в том же положении, что и более ранний маратхский пешва, который описывал себя как "попавшего в этот ад, когда его осаждают кредиторы... Я падаю к их ногам, пока не сотру кожу со своего лба".
Но Ричард Уэлсли был слишком хитрым и безжалостным противником, чтобы полагаться только на грубую военную силу или на мощь денег Компании. Наибольшее удовольствие он всегда получал от того, что передвигал свои фигуры на шахматной доске таким образом, чтобы расстроить или безнадежно заманить в ловушку своих врагов.
Были разосланы послания с целью соблазнить, развратить и купить часто неоплачиваемых наемников на службе у маратхов; главнокомандующий северными войсками Сциндии генерал Пьер Перрон, который уже вложил свои сбережения в размере 280 000 фунтов стерлинговg в акции Компании, был одним из первых, кто проявил интерес к заключению взаимовыгодного финансового соглашения. Озеру были даны полномочия "заключить с месье Перроном любое соглашение о безопасности его личных интересов и имущества, сопровождаемое любым разумным вознаграждением, которое побудит его передать в ваши руки все свои военные ресурсы и силы".
Старого дряхлого воина-аскета Анупгири Госсейна, ныне известного как Химмат Бахадур, также убедили примириться со своими бывшими противниками и заключить союз с Компанией его воины нага из Бунделкханда. Это произошло, несмотря на предупреждения одного из разведчиков Уэлсли о том, что "Химмат Бахадуру нельзя доверять... Один туземец, говоря о нем, сказал, что он похож на человека, который при переправе через реку держит ногу в двух лодках, готовый бросить ту, которая тонет".
Уэлсли также прилагал все усилия, чтобы не дать враждующим армиям маратхов уладить свои разногласия. В частности, следуя старой римской максиме divide et impera, разделяй и властвуй, Уэлсли сделал все возможное, чтобы Сциндия и Холкар не смогли примириться. В этом он особенно преуспел.
К концу июня 1803 года Холкар собрал всю свою армию под Аурангабадом , но все еще сомневался в том, что присоединится к коалиции с убийцами своего брата для борьбы с Компанией. Тут Уэлсли сделал мастерский ход, отправив Холкару захваченное письмо Сцинджии, в котором тот замышлял вместе с пешвой Баджи Рао свергнуть Холкара после окончания войны: "Давайте сделаем вид, что удовлетворяем его требования", - писал Даулат Рао. После окончания войны мы оба отомстим ему по полной программе".
Получив это, Холкар, который только что совершил первый двухдневный марш в сторону Сциндии, повернул назад и решительно отказался присоединиться к коалиции. Вскоре после этого он вновь пересек Нармаду и отправился обратно к своей центральной индийской базе в Махешваре. Это позволило Уэлсли сначала разделаться с Сциндиа и его союзником Рагхуджи Бхосле, раджой Берара, и только потом двинуть свои силы против Холкара. Это, возможно, как никакой другой фактор, дало Компании самое значительное преимущество в борьбе с ее все еще сильными в военном отношении, но политически раздробленными противниками - маратхами.
За всеми этими маневрами Уэлсли разрабатывал новую агрессивную концепцию Британской империи в Индии, не как корпоративного, а как государственного предприятия; и это было видение, которое было гораздо более националистическим и экспансионистским, чем все, о чем могли мечтать его предшественники из Компании. 8 июля сэр Джордж Барлоу впервые сформулировал ее в официальном меморандуме: "Абсолютно необходимо, - писал он, - чтобы в Индии не осталось ни одного туземного государства, которое не поддерживалось бы британской властью или политическое поведение которого не находилось бы под ее абсолютным контролем". Именно из этой идеи полного контроля британского правительства над всем Индийским полуостровом вырастет Британский радж, а вместе с ним и будущее, в котором Моголы, Маратхи и, наконец, даже сама Компания со временем перейдут под контроль британской короны.
Как обычно, Уэлсли не сообщил своим номинальным работодателям, директорам компании, о своих планах. На Лиденхолл-стрит уже росла нервозность по поводу грандиозного стиля правления Уэлсли. Когда путешественник лорд Валентия прибыл в Калькутту, он приветствовал имперский стиль Уэлсли, написав, что лучше "управлять Индией из дворца, чем из счетной палаты"; но именно все более расточительное и экономное использование Уэлсли средств Компании неуклонно подрывало его поддержку среди директоров и вызывало первые разговоры о его возможном отзыве. Директора уже посылали выстрелы в нос Уэлсли, ясно давая понять, что "для благополучия нашего правительства в Индии нам ни в коем случае не представляется необходимым, чтобы помпезность, великолепие и показная роскошь туземных правительств были приняты первым; расходы, к которым такая система, естественно, приведет, должны нанести большой ущерб нашим коммерческим интересам".
Лорд Уэлсли, как обычно, в духе неискренности перед своими работодателями, вплоть до 1803 года все еще обещал директорам "быстрое и поспешное завершение поздних договоренностей с Его Высочеством Пешвой и полюбовное урегулирование разногласий, существующих между вождями маратхов , при посредничестве и под влиянием британской власти". Возможно, той весной Уэлсли действительно надеялся, что Сциндиа удастся запугать и заставить признать Бассейнский договор и, подобно Низаму и пешве Баджи Рао до него, склонить к принятию защиты Компании. Но по мере того как весна сменялась летом 1803 года, подобные мечты быстро развеивались, что подтверждали все более мрачные депеши его посланника полковника Джона Коллинза. В июле Уэлсли направил Сциндиа ультиматум: отступить к северу от Нармады или столкнуться с последствиями.
В итоге Даулат Рао Сциндия не отступил, а, как и Типу, начал готовиться к военным действиям. 1 августа 1803 года он официально объявил Коллинзу войну и уволил его из своего лагеря.
Потребовалась
