Вполне вероятно, что Гитлер считал себя бенефициаром добровольных британских ограничений во второй половине 1941 года, и что он на самом деле переоценивал технические возможности RAF для проведения наступления в это время. Нападения Люфтваффе на Британию в конце 1941 года ограничивались ответными атаками, призванными создать впечатление точной взаимности британских налетов на Германию, и тем самым, возможно, продолжить сдерживание таких налетов.
Нет никаких свидетельств того, что затишье Люфтваффе или карательные рейды оказали какой-либо реальный сдерживающий эффект на британское руководство. Немецкие радиопередачи о "карательных рейдах" часто интерпретировались просто как поднятие боевого духа немецкого народа, а затишье в атаках Люфтваффе на Британию объяснялось исключительно чрезмерной занятостью немцев на русском фронте. Вероятность того, что немцы проявляли (или собирались проявлять) сдержанность, не получила должного доверия, а неспособность RAF полностью перейти на бомбардировки территорий объяснялась лишь некоторой затянувшейся неопределенностью в отношении формы атаки, дающей наибольшие практические результаты.
Одной из наиболее интересных, с нашей точки зрения, была тактика, начатая Люфтваффе 14 апреля серией ответных налетов, рассчитанных на максимальное потрясение британского населения. Эти рейды были задуманы как драматическое возмездие за британские атаки и не давали немцам никаких прямых военных преимуществ. Ударам подвергались города, имеющие большое историческое и культурное значение, но практически не имеющие военной или промышленной ценности. Эти "рейды Бедекера" (названные так в честь известного путеводителя для путешественников) продолжались до лета 1942 года, но их значение как более или менее конкретного возмездия за различные британские рейды так и не было понято британской общественностью. Скорее, эти нападения воспринимались как особо злобные действия нацистов -простые проявления жестокости, и их эффект скорее укреплял, чем ослаблял британский боевой дух и уверенность.
В статье г-на Квестера делается вывод:
На ранних этапах Второй мировой войны с обеих сторон была предложена длинная серия ограничений на воздушную войну, на словах и, что часто более важно, на деле. Некоторые из них были приняты, некоторые не были признаны, а некоторые были отвергнуты. Расположенные примерно в порядке строгости (хотя и не в порядке точности или понятности), они выглядели следующим образом: "никаких воздушных налетов вообще", "воздушные налеты только на цели вдали от гражданского населения", "атаки только на тактические цели", "атаки только на военные и промышленные цели днем", "то же самое ночью" и "никаких налетов на национальные столицы".
Степень, в которой взаимное признание таких ограничений было обусловлено предшествующими обсуждениями и декларациями, определить нелегко. Различные предложения по правилам ведения воздушной войны были выдвинуты (но так и не ратифицированы) в Гааге в 1923 году и на Вашингтонских конференциях по разоружению, обычно делая лишь различие, однако, между "строго военными" целями и целями вблизи гражданского населения, которые, следовательно, не являются "строго военными". Сам Гитлер в 1935 году предложил ввести ограничения на зоны, открытые для воздушных бомбардировок, такие как зона "тактического боя" или, более конкретно, зона в пределах досягаемости артиллерии обеих сторон; в другое время фюрер намекал на полную отмену воздушных бомбардировок, которая должна быть согласована со всеми сторонами.
Но если "слова" довоенного периода могут объяснить общую понятность и приемлемость некоторых разграничений ограничений, то другие, такие как "отсутствие столиц", просто развивались на практике, передаваясь и принимаясь "делами". [курсив добавлен].
Вероятно, справедливо будет сказать, что нацистская Германия была заинтересована в ограничении воздушной войны в течение более длительного периода, чем союзники. По причинам истинного отсутствия возможностей или по причине неспособности увидеть возможности, немецкое руководство не рассчитывало выиграть свою войну воздушными бомбардировками, и с его сильным отвращением к внутренней экономии оно предпочло вместо этого ограниченную воздушную войну. Возможно, Германия не смогла бы преодолеть недостаток в разработке и производстве самолетов, наложенные до 1935 года Версальским договором, без отказа от тяжелого бомбардировщика; возможно также, что Германия совершенно не понимала значения бомбардировщика. В любом случае, Германия хотела ограничений; но, к несчастью для немцев, их торг за такие ограничения был плохо выполнен по нескольким параметрам.
Немецкая пропаганда под руководством Геббельса не в полной мере справлялась с задачей донесения намерений нации; жалобы Люфтваффе на неправильное толкование и искажение своих кампаний были постоянными, а в таких важных вопросах тонких различий, как Варшава и Роттердам, передачи, угрожающие другим городам такой же неминуемой судьбой, подрывали общую цель Германии. Преднамеренная довоенная тенденция (в преследовании меньших целей) угрожать тотальной воздушной атакой, если желания Германии не будут удовлетворены, также делала двусмысленным намерение Германии военного времени воздерживаться от таких атак, кроме как в качестве возмездия. [курсив добавлен.]
Однако, помимо искажений пропаганды, немцы в ряде моментов довольно неосторожно решили интерпретировать пограничные возможности в свою пользу, возможности, которые могли показаться другой стороне не такими уж "тактическими" или "сугубо военными". [Курсив добавлен.] Для такой несклонной к бомбардировкам нации, как Германия, серьезность последнего налета на Варшаву и атака пикирующих бомбардировщиков на Роттердам были шаткими шагами, как и решение добавить ночное наступление на Британию, основанное, как это было, на серьезной переоценке точности бомбардировок.
В-третьих, если немцы действительно надеялись таким образом ограничить войну, то, казалось бы, следовало тщательно оценить ценности противника, прежде чем угрожать самому его существованию. В то время как Франция была готова капитулировать перед расширением воздушной войны, Британия при Черчилле предпочла отказаться от ограничений, когда существование страны было под угрозой, и когда снижение таких ограничений способствовало выживанию. Угрожая вторжением в Британию, Германия подвергла себя дальнейшему воздушному нападению.
Наконец, в той степени, в какой способность Германии ограничить войну зависела от раздутой веры иностранцев в потрясающие возможности Люфтваффе, было неразумно демонстрировать, насколько эти возможности были ограничены. Например, представляется весьма вероятным, что если бы британцы знали, каким будет "Блиц", они не стали бы в 1939 году сдерживаться из-за страха перед "нокаутирующим ударом".
Тяжесть последующего воздушного наступления союзников стала неожиданностью для Гитлера, хотя это все еще не был "нокаутирующий удар". Возможно, отвращение немцев к воздушным атакам действительно укрепилось бы, если бы они знали об их реальной тяжести, и, возможно, тогда торг за пределы можно было бы вести более осторожно. Как бы то ни было, немцы добивались ограничений довольно последовательно, но в то же время довольно неумело.
Таким образом, сдерживающие и ограничивающие факторы, которые наблюдались во время Второй мировой войны, чаще были незапланированными или даже непреднамеренными, чем рассчитанными, и их было меньше, чем можно было бы ожидать сегодня. На протяжении всей войны одна или другая сторона, как правило, настолько сильно уступала другой в стратегической воздушной
