против турок. В рассказе Лоуренса проявляется сознательно проведенный анализ доминирующей концепции войны, которую он получил благодаря своему образованию в Оксфорде, и определение обоснованности этой системы координат для той обстановки, в которой он оказался. Он изображает стратегическую теорию как концептуальную линзу, которая уместна и адекватна только в определенном контексте.
Как отметил Лоуренс,
В военной теории я был достаточно начитан, моя оксфордская любознательность привела меня после Наполеона к Клаузевицу и его школе, к Каеммереру и Мольтке, а также к недавним французам [...] Клаузевиц был интеллектуально таким мастером среди них, а его книга такой логичной и увлекательной, что бессознательно я принял его окончательность... Мой интерес был абстрактным, касался теории и философии войны, особенно с метафизической стороны. Теперь же, в полевых условиях, все стало конкретным. . . Я начал вспоминать подходящие максимы о ведении современной научной войны. Но они не подходили, и это меня беспокоило.22
Ни в одной из работ Жомини, Фоша, Мольтке и Клаузевица Лоуренс не смог найти концепцию, подходящую для арабских восстаний и военно-политического контекста. Всех этих авторов объединяло стремление уничтожить вооруженные силы противника только одним способом - сражением23 .23 Арабским иррегулярам, сражающимся с более сильными турками, это не подходило. В войне не было наций, и массовая мобилизация была невозможна. Весь ее характер был иным, а значит, и концепция победы тоже должна быть иной. "Наша война не похожа на ритуал, священником которого был Фош", - заметил он.24 Таким образом, Лоуренс начал рассматривать "весь дом войны", возвращаясь к донаполеоновской эпохе XVIII века, когда существовали концепции ограниченной войны и морской войны.
Он решил использовать просторы пустыни против турок. Постоянная охрана каждого важного объекта была непосильна для турецкой армии, какой бы многочисленной она ни была. Картами Лоуренса стали бы скорость и время, а не ударная сила.25 Турецкая армия была похожа на растение - неподвижное, крепко укоренившееся, питающееся через длинные стебли к голове. Арабы, напротив, были идеей, влиянием , вещью неосязаемой, неуязвимой, не имеющей ни фронта, ни тыла, дрейфующей, как газ, пар. Он выбрал войну отстраненную, а не контактную. Время, место и объект, решение о том, что является критическим, всегда оставалось за ним.26 По мнению Лоуренса, характер операций должен напоминать морскую войну: мобильность, вездесущность, независимость баз и коммуникаций, игнорирование наземных объектов, стратегических районов, фиксированных направлений, неподвижных точек. Тактика должна быть "бросай и беги", не натиски, а удары. Никогда не следует пытаться улучшить преимущество. Нужно использовать наименьшие силы в кратчайшие сроки в самом отдаленном месте".27 Арабские атаки должны были быть направлены на уничтожение "полезных ископаемых" турецкой армии. Армия зависела от железнодорожных перевозок, поэтому гибель турецкого моста или железной дороги, пулемета или заряда взрывчатки была выгоднее, чем гибель одного турка. В то же время он должен был "вправить мозги" "толпе" - местному населению, своим войскам и врагу. Могут существовать унизительные материальные ограничения, но нет моральных невозможностей, поэтому сфера деятельности диатетиков была безгранична, отмечал он.28
Лоуренс писал Лидделлу Харту, что для иррегулярной войны, как ее использовал Лоуренс, можно с таким же успехом написать "война движения". Лоуренс вместе с Дж. Ф. К. Фуллером и Лидделлом Хартом принадлежал к тем, кто внес вклад в возрождение гибкости и маневра, иными словами, к тем, кто разработал альтернативу катастрофическому мышлению истощения, господствовавшему со времен Наполеона до окопной войны 1914-18 годов, теоретикам, в которых Бойд нашел много вдохновения, а в их работах он обнаружил много общего со своими собственными идеями.
Борьба с мозгом
Влияние Фуллера и Лидделла Харта на Бойда прослеживается во всем "Рассуждении", как в содержании, так и в подходе. На странице 11 книги "Patterns of Conflict" Бойд ссылается на книгу Дж.Ф.К. Фуллера "Ведение войны" как на хорошую отправную точку для своего исследования. The Conduct of War, 1789-1961: A Study of the Impact of the French, Industrial and Russian Revolutions on War and Its Conduct", как гласит полное название книги, была опубликована в 1961 году, но по сути представляла собой "обновленную" и недатированную версию нескольких более ранних книг.29 Бойд нашел вдохновение во взглядах Фуллера на военную историю, практически переняв значительную часть структуры и содержания книги Фуллера в первой половине книги "Patterns of Conflict", где Бойд рассказывает историю Наполеона и влияние промышленной революции на ведение войны.
Фуллер утверждал, что Великая война была основана на гигантском заблуждении относительно истинной цели войны, которая заключается в проведении политики нации с наименьшими затратами для себя и противника и, следовательно, для всего мира, поскольку ресурсы цивилизованных государств переплетены так тесно, что уничтожение одной страны одновременно означает ранение всех других наций. В военном отношении, писал он, со времен прусских побед 1866 и 1870 годов военные доктрины Европы были основаны на двух заблуждениях: что политика лучше всего осуществляется путем разрушения и что военное совершенство основано на количестве солдат, и в этом он винит Клаузевица, а также Лоуренса и Лидделла Харта.
Фуллер утверждал, что военные неправильно понимали современную природу войны. В эпоху двигателя внутреннего сгорания человеческие массы стали незначительными по сравнению с технологическим прогрессом и совершенством. Физическая эпоха подошла к концу, наступал рассвет моральной эпохи. Больше не было необходимости буквально уничтожать армии противника в полевых условиях. Газовые самолеты выводили из строя, деморализовывали и парализовали небронированные войска, надводные корабли, гражданское население и инфраструктуру. Бронетанковые войска парализуют, деморализуют и приводят к распаду армий, нанося удары по их тыловым коммуникациям и командной системе. Паралич и крах были центральными темами.
Бойд включил этот взгляд на мобильную механизированную войну, предшественницу блицкрига, как позже признает немецкий генерал Хайнц Гудериан, чью биографию ("Панцер-лидер") Бойд также прочел, завершая работу над "Patterns of Conflict" ("Схемами конфликта").30 В книге "Ведение войны" Бойд нашел упоминание о том, что между действием и волей существует тесная связь. Как заявил Фуллер: действие без воли теряет координацию; без направляющего мозга армия превращается в толпу. Боевая мощь армии заключается в ее организации, которую можно разрушить, либо измотав ее, либо лишив ее способности командовать - "война мозгов".31
Бойд также принял концепцию Фуллера о трех сферах войны - физической, ментальной и моральной, использовав эту идею для структурирования своих аргументов и разработки трех способов ведения конфликта. Соответственно, эти сферы касались уничтожения физической силы противника (боевая мощь), дезорганизации его психических процессов (мыслительная мощь) и дезинтеграции его моральной воли к сопротивлению (стойкость). Фуллер добавил, что силы, действующие в этих сферах, действуют синергетически, а не изолированно. Таким образом, вместо того чтобы концентрироваться
