стал десять лет назад.
Шолте вырос в городе Зейст в центральной части Нидерландов. Его мама работала внештатным газетным журналистом. Его, его братьев и сестер часто будили посреди ночи, усаживали в машину и везли на место пожара или другого бедствия, которое она освещала. С деньгами было туго, и дети, будучи подростками, подрабатывали, чтобы покрыть расходы. Часто им приходилось полагаться на пожертвования в виде еды и одежды.
Его мама на протяжении всего его детства подчеркивала важность помощи другим. Когда рекламные ролики международных организаций по оказанию помощи прерывали мультфильмы по телевизору, в них рассказывалось о трагедии людей, которые не могут позволить себе медицинскую помощь. Она говорила ему и его братьям и сестрам, что, хотя у них меньше, чем у многих людей в Нидерландах, им повезло по сравнению со многими бедняками в Африке и других развивающихся регионах.
Будучи подростком, он скопил достаточно денег на подработке по доставке газет, чтобы посетить Гану в рамках молодежной волонтерской программы летом перед последним годом обучения в средней школе. Почти два месяца он прожил в принимающей семье в небольшой фермерской деревне в регионе, где выращивается большая часть какао, идущего на изготовление голландского шоколада. "Мне было очень стыдно", - вспоминает он. "Видеть детей, которые умирают от бактерий в воде, потому что у них нет канализации. И семьи, которые не получают достаточного дохода от урожая, который они поставляют здешним потребителям. Я просто не мог взять себя в руки".
Шолте так и не смог привыкнуть к моральному скандалу, связанному с предотвратимыми страданиями. Для многих жителей благополучных стран статистика глобальной бедности и недоедания - это абстракция, легко игнорируемое напоминание о несчастных душах вдали. Для Шолте они воспринимаются на висцеральном уровне, как возмущение, требующее немедленных действий. "Каждая секунда голода, каждая секунда рабства в цепочках добавленной стоимости, которые производят нашу пищу, - это слишком много. У нас не хватит терпения радоваться маленьким достижениям", - сказал он мне во время одной беседы. Неотложность климатического кризиса также обуславливает его нетерпение к постепенному прогрессу: "Относительно прогрессивная повестка дня приведет к миру без людей. Планета не выживет", - сказал он, имея в виду медленные темпы декарбонизации цепочек поставок и производства энергии.
Он изучал социологию в университете Амстердама и работал уборщиком в зале ожидания бизнес-класса в аэропорту Схипхол. В университетском обществе дебатов, где он побеждал в турнирах, он познакомился с Адрианом де Гроотом Руисом, который в то время получал степень доктора экономических наук. Они быстро обнаружили общие интересы в области поведенческой экономики, статистики и структурных проблем, лежащих в основе глобальной бедности и деградации окружающей среды.
Одаренный физик, де Грут Руис еще подростком изобрел технологию использования энергии океанских волн. Инвесторы не были заинтересованы в масштабировании технологии, поскольку "бизнес-кейс" для этого был неопределенным. Хотя он еще не мог описать это в таких терминах, это был хороший пример того, как отсутствие истинных цен может заставить недальновидное поведение казаться рациональным. Если бы потребители, правительства и компании платили хоть что-то близкое к истинной цене использования ископаемого топлива, ответственного за разрушение экосистем, повышение уровня моря и экстремальные погодные явления, "бизнес-кейс" для инвестиций в чистую энергию был бы очень весомым.
Еще будучи студентом и аспирантом соответственно, Шолте и де Гроот Руис стали членами престижного голландского аналитического центра Worldconnectors, в состав которого входили бывший премьер-министр Нидерландов, руководители таких компаний, как Unilever, консультанты McKinsey и ряд других влиятельных лиц. Идея истинных цен выкристаллизовалась в ходе дискуссий о том, как реагировать на вред, причиняемый экономическими "внешними эффектами".
Идея о том, что любой товар имеет истинную цену, одновременно интуитивно очевидна и глубоко сложна. Ее интуитивная привлекательность отражает тот факт, что внешние эффекты стали повсеместными в эпоху изменения климата. Впервые сформулированная философом XIX века Генри Сиджвиком и формализованная кембриджским экономистом Артуром Пигу в начале XX века, основная идея экономических экстерналий - положительных или отрицательных побочных эффектов экономической деятельности, которые влияют на третьи стороны, - является общепризнанной. Полемика вытекает из следующих естественных вопросов: Что считать экстерналией, как ее количественно оценить и кто должен за нее платить? Эти вопросы имеют неизбежные политические, моральные и социальные аспекты.
True Price использует правозащитный подход к определению внешних эффектов, фокусируясь на тех, которые нарушают права человека, определенные Организацией Объединенных Наций, международными договорами, национальными конституциями или другими широко распространенными нормативными рамками. Это ставит любую компанию, возражающую против этих принципов, в неудобное положение, когда она выступает против целого ряда основополагающих заявлений Организации Объединенных Наций о правах человека. Правозащитный подход также определяет наиболее важные категории ущерба, позволяя избежать того, что можно назвать взрывом внешних эффектов. Если после работы на заводе я так устаю, что у меня не хватает сил на то, чтобы присоединиться к местной баскетбольной команде, вести приятный разговор с семьей или выгуливать собаку, то в каком-то широком смысле это все "издержки" моей работы. Возможно, есть веские основания для сокращения рабочего дня, но в настоящее время международные договоры по правам человека не предусматривают защиты от усталости.
Однако если, работая на той же фабрике, я управляю опасным оборудованием без обучения и средств защиты, работаю сверхурочно без дополнительной компенсации, не имею права вступить в профсоюз, подвергаюсь дискриминации и зарабатываю так мало, что не могу позволить себе еду, жилье и другие необходимые вещи, это явное нарушение международно признанных прав человека. Принудительный труд и детский труд - не менее яркие примеры. Если фабрика сбрасывает ртуть в близлежащую реку, в результате чего в населенных пунктах ниже по течению нет чистой питьевой воды, а рыбаки, ведущие натуральное хозяйство, лишены безопасной пищи, это тоже является нарушением прав человека. Тот факт, что подсчитать все возможные внешние эффекты невозможно, не оправдывает отказа от всего проекта.
Подход, основанный на правах человека, создает управляемый набор ключевых внешних факторов, которые, по общему мнению, являются проблемой. Он также признает неоправданность рассмотрения нарушений прав человека с точки зрения затрат и выгод. Рассмотрим пример детского труда. Если какао-индустрия в Гане создает миллион рабочих мест и приносит акционерам 10 миллиардов долларов глобального дохода, перекрывают ли эти выгоды издержки, связанные с пятьюдесятью тысячами несовершеннолетних детей-рабочих? Эконометрические системы позволяют проводить подобный анализ затрат и выгод. True Price действительно пытается определить стоимость человеческих страданий и экономического ущерба, причиняемого детским трудом, но делает это только для того, чтобы направить средства на устранение этого ущерба. Компании, поставляющие продукцию из регионов, где детский труд является проблемой, могут снизить свои истинные цены только за счет сокращения числа детей, производящих их продукцию. Они не
