наполнялось чистой водой, бьющей в одном месте фонтанчиком прямо из земных недр, и самоочищалось за счёт переливания через края “чаши” – вода ручьём стекала вниз, прямиком в долину. Вокруг были скальные стены и росли лиственные деревца, сбрасывающие свою оранжевую листву прямо в купель, но вода всё равно оставалась такой чистой и прозрачной, что можно было с лёгкостью рассмотреть глубокое дно купели и шевелящиеся на нём обломки тонких веточек…
Я раздевалась целую вечность. А затем целую вечность входила в купель. Температура воды равнялась всего тридцати семи градусам, но моим остывшим телом воспринималась кручёным кипятком…
Сначала я аккуратно легла на камень животом, медленно погрузившись по самые плечи, затем перевернулась на спину и следующие полчаса не шевелилась. Я слышала, что Радий продолжает терпеливо стоять всего в семи шагах позади и не шевелится, только дышит, но всё равно не могла заставить себя торопиться… Отогревшись, я аккуратно опустилась в воду с головой… Это было нечто. Я замерла и пролежала на дне минут пять, из-под идущей рябью толщи воды немигающим взглядом наблюдая за пышными облаками, быстро бегущими по остывшим осенним небесам. Затем, не выныривая, стала разбирать длинные пряди своих густых волос, выглаживать и вычесывать их своими тонкими пальцами – сколько же в них грязи и веток накопилось! Медленно, из серых они снова стали белыми… Когда с волосами было покончено, я аккуратно вынырнула и начала ладонями очищать своё тело… Я как будто немножко ожила, стала гибче, подвижнее.
Наверное, моё купание заняло около часа. Радий, явно прибегая к своей металлической воле, всё это время стойко простоял без единого движения. Выйдя на плоскую каменную плиту, я подняла с неё огромное махровое полотенце розового цвета и стала медленно обтирать им своё тело… Было по-осеннему прохладно, так что любой человек дрожал бы из-за такого перепада температуры, но я лишь ощущала пощипывание на коже и совсем не замерзала.
Надев эластичные, сделанные из хлопка трусы и лифчик, которые, благодаря чёткому глазомеру Радия, идеально сели на мою фигуру, я с досадой стала осматривать свои рваные шрамы – как будто мою плоть заменили на металлический сплав. Они беспощадно уродовали моё когда-то бывшее безукоризненно прекрасным тело, и я вдруг вспомнила, как выглядит пусть и незначительная для человеческого взора, но заметная для взора Металла, разница цвета радужек моих глаз… Тяжело вздохнув, я решила услышать правду со стороны.
– Радий?
– Да?
– Повернись.
Он повернулся и сразу же замер – замерло даже его до сих пор отчётливо стучащее сердце, – и я спросила своим сиплым тоном прежде чем успела бы увидеть правду в его глазах:
– Скажи честно… Очень страшная?
– Вовсе… Вовсе нет.
Я не поняла его. Его замешательство… Исходя из своих личных чувств относительно своего украшенного шрамами тела, я сразу же решила, что он шокирован моим уродством, а потому совершенно не поняла, ка́к в этот момент на самом деле я выглядела в его глазах. На самом же деле он был вовсе не шокирован – он был заворожён. Он медленно приблизился ко мне, продолжая очарованно осматривать моё тело, а я всерьёз продолжала воспринимать его заворожённый взгляд за шокированный – совершенно не понимала, что он на мгновение загипнотизировался моей красотой и в итоге всерьёз не увидел во мне ни единого недостатка. Он видел только идеальное тело с точёной мускулатурой, пышную грудь и роскошные бёдра, нереалистично белоснежную кожу, сияющую в свете солнечных лучей.
Остановившись совсем рядом, он вдруг провёл кончиками пальцев по шраму на моём плече, после чего проскользил своим теплом к шраму на моей шее, и вдруг, сам того не ожидая, встретившись со мной взглядом и наконец придя в себя, спросил:
– Больно?
– Да. У меня болит душа.
Я совсем не поняла его. Окончательно поверила в то, что он поражён моим уродством, и даже на долю секунды не допустила мысль об обратном. Сделав шаг в сторону, я подняла с камня мягкую кофточку белого цвета и серые штаны свободного кроя, и аккуратно скрыла в них своё истерзанное тело.
Ничего больше не говоря, я ушла назад на своё привычное место, на котором уже был расстелен плед, села на него, накинула на плечи край плотной материи и, подставив лицо и мокрую голову слабым лучам осеннего солнца, снова замерла и погрузилась в прострацию.
Глава 82
Проходили дни и ночи. Радий приходил снова и снова, и снова – он как будто перестал уходить или уходил недалеко… Не знаю, я не следила за ним. Он приносил мне еду и напитки. Не имею понятия, где он доставал их, но дважды в день я съедала до последней крошки и выпивала до последней капли всё, что он крайне настойчиво предлагал мне. Я употребляла всё сама, больше не позволяла кормить себя из рук.
Спустя несколько дней я стала обращать внимание на звуки и движения вокруг. Он привозил какие-то вещи на Чёрном и Белом Страхах – откуда возил и что именно, не знаю. И с утра до ночи что-то колотил… Много стучал и даже как будто пилил. Только когда я увидела его взобравшимся на обрушившуюся крышу скрытой за высокой растительностью лачуги, я поняла, что он колотит именно лачугу, и теперь взялся за крышу… Он почти напугал меня: зачем ему сдалась эта крыша? Не двигаясь, я стала наблюдать за тем, как он неустанно делает на ней что-то: поднимает балки, спускает балки, машет молотком, подбрасывает бруски… Свалил несколько деревьев вдалеке и приволок их к крыльцу, начал их обрабатывать… Я не спрашивала, что с ним происходит и зачем он так шумит, но, правда, стала немного переживать, когда он перестал останавливаться даже по ночам.
Однажды он принёс мне идеально гладкую чашу из дерева – в ней лежало четыре красивых красных яблока. Он и до этого пытался разговаривать со мной, на что я неизменно реагировала молчанием, так что я не удивилась, когда сев напротив меня и сунув в мои руки чашу с яблоками, он вдруг взял одно, надкусил и заговорил:
– Оцени эту чашу. Сам сделал. Думаю, могу из дерева сделать и не такое, главное – правильно подобрать материал. Но и здесь рубить не хочу, чтобы не портить красоту этого места. Вот закончу с домом и больше ни ветки здесь не надломлю. Думаю, в лесу на соседней горе можно будет поискать хорошие деревья для резьбы. Но понадобится оборудованная мастерская, в которой можно будет сушить древесину…
– Хорошая чаша, – аккуратно, с чувством заботы проведя пальцами по гладким краям чаши, впервые за прошедшие полторы недели подала голос я, чем, быть может, удивила своего собеседника. После взяла
