ответом, по его мнению, является "творческое развитие марксизма-ленинизма и его органическое сочетание с революционной практикой рабочего класса". В таком духе он выступал целых четыре часа. Современным наблюдателям, как в России, так и на Западе, съезд показался "серым и монотонным... скучным и неопределенным... самым скучным съездом за всю историю партии". Но именно для этого и был назначен Брежнев. Он был надежной парой рук, на которую можно было положиться, чтобы восстановить стабильность и сделать жизнь снова предсказуемой. Инновации и волнения хрущевской эпохи закончились.
Новый акцент на идеологическую корректность проявился и в комсомоле. Уже в пионерах ребят призывали "понять превосходство советского строя над буржуазным". Теперь от них требовалось "повысить свой теоретический и идеологический уровень", изучая Маркса и Ленина, чтобы "вырастить человека нового типа".
Чтобы попытаться примирить эти высокие цели со все более непокорной советской реальностью, Брежнев обратился к Юрию Андропову, аппаратчику ЦК, не имевшему опыта работы в сфере безопасности, которого он назначил в 1967 г. главой КГБ. Андропов, отнюдь не являясь закрытым либералом, каким его изображали советские пропагандисты, был ярым антизападником. Олег Калугин, работавший под его началом в качестве начальника Первого главного управления, писал, что «он искренне верил, что США и Запад день и ночь работают над тем, чтобы уничтожить Советский Союз». Год спустя, во время так называемой "Пражской весны", когда чехословацкие коммунисты попытались ослабить советский контроль и ввести более демократическую систему, Андропов был убежден, что это произошло из-за вмешательства Запада и должно быть подавлено силой.
В России он придерживался аналогичного подхода. Он мало что мог сделать, чтобы остановить гангрену коррупции, которой были запятнаны члены Политбюро и семья самого Брежнева. Другое дело - подавление инакомыслия. В июле 1967 г. было создано Пятое управление КГБ, задачей которого, официально именуемого «идеологической контрразведкой», стала борьба с политическим инакомыслием, якобы разжигаемым западными державами. Диссидентов преследовали, сажали в тюрьмы и психиатрические больницы на том основании, что все, кто выступает против советской системы, по определению должны быть психически больными.
Одновременно Андропов попытался вернуть лоск имиджу КГБ, который был катастрофически испорчен в 1950-е годы хрущевскими разоблачениями его преступлений при Сталине.
Одно дополняло другое. Усиление репрессий против инакомыслия камуфлировалось настойчивыми заявлениями о благородных целях. Службы безопасности представлялись как наследники якобы "славных традиций" ЧК Дзержинского 1920-х годов, как будто сталинского периода никогда не существовало. Такие телесериалы, как "Щит и меч" и "Семнадцать мгновений весны", рассказывающие о подвигах советских агентов в нацистской Германии во время Второй мировой войны, изображали сотрудников спецслужб самоотверженными патриотами и героями, защищающими Родину, рискуя своей жизнью. В этих фильмах сознательно создавался образ советской разведки, сравнимый с тем, который создавали на Западе фильмы о Джеймсе Бонде, запрещенные в России. И хотя под жесткой рукой советской киноцензуры эти фильмы стали, по выражению одного западного критика, "неуклюжими и схалтурили" - "ни секса, ни саспенса, ни двусмысленности", - многие россияне нашли в них вдохновение.
КГБ, по замыслу Андропова, должен был выполнять двойную роль: защищать россиян от "разлагающего влияния" из-за рубежа, по возможности убеждая - "профилактическая работа", как это называлось, - и репрессируя в противном случае; использовать все возможные средства для ослабления способности западных держав подорвать советскую систему. Для этого требовалось новое поколение сотрудников КГБ. Была развернута кампания по привлечению так называемого "андроповского набора", состоящего из одаренных молодых выпускников университетов и технических институтов с солидным комсомольским стажем, на смену неповоротливым сталинским гастарбайтерам, которые до этого времени доминировали в слежке и контрразведке внутри страны.
Путин тогда учился в девятом классе и решил, что хочет стать летчиком. Институт гражданской авиации в Ленинграде был самым крупным из трех факультетов в СССР, где готовили летный состав, и, поскольку он был спортсменом, то, если бы его оценки были приемлемыми, ему не пришлось бы сдавать вступительные экзамены. Я очень хотел поступить, - писал он впоследствии. Я читал литературу, подписался на авиационный журнал". Он даже поинтересовался, есть ли подготовительные курсы, но ему ответили, что их нет.
Но потом произошло нечто, что заставило его передумать. Позже он рассказывал: «Книги и передачи о шпионаже, такие как "Щит и меч", захватили мое воображение. Больше всего меня поражало то, как усилиями одного человека можно добиться того, что не под силу целым армиям. Один шпион может решить судьбу тысяч людей... Идея создания Института гражданской авиации стала отходить на второй план». Телевизионный сериал "Щит и меч" вышел в эфир в августе и сентябре 1968 года. Вскоре после этого Путин набрался храбрости и отправился в Большой дом - так называлась штаб-квартира КГБ в Ленинграде. Монументальное восьмиэтажное здание в стиле конструктивизма 1930-х годов, по местной шутке, было самым высоким в городе, потому что даже из подвалов была видна Сибирь.
Путин нашел дорогу в приемную, расположенную на одной из улочек, и спросил, что нужно сделать, чтобы его приняли в ряды новобранцев. Он был не один такой: после каждого нового шпионского фильма в приемную приходило несколько смелых молодых людей с вопросом, как поступить на службу, и для их приема был выделен сотрудник контрразведки. Он записал данные Путина, объяснил ему, что в КГБ добровольцев не принимают, и что в любом случае человек должен пройти службу в армии или получить высшее образование. На вопрос Путина, какое высшее образование лучше всего выбрать, офицер порекомендовал юридический факультет.
Почти весь следующий год он никому не рассказывал о своем поступке. В какой-то момент он осторожно навел справки о процедуре набора через однокурсника, у брата которого был друг - сотрудник КГБ. Но внешне он по-прежнему был настроен стать летчиком - надежной профессией, место в которой ему было практически гарантировано. Ленинградский юридический факультет, как и московский, был одним из самых престижных в стране, поступить на него было так же сложно, как в Оксфорд, Кембридж или колледж "Лиги плюща" в США. Ежегодный набор составлял не более ста человек, из которых лишь немногие поступали непосредственно из школы, большинство мест предназначалось для тех, кто уже прошел военную службу. На каждое место претендовало 40 человек. Как позже признался Путин, "это казалось примерно таким же вероятным, как полет на Марс".
Когда он наконец рассказал о своих планах родителям, отец был категорически против, но не потому, что не одобрял карьеру в КГБ, а потому, что это казалось ему безнадежной авантюрой, которая обязательно закончится плачевно. Так же считал и Анатолий Рахлин, его тренер по самбо. По его словам, если Путин сосредоточится на спорте, то вполне может
